Страница 22 из 64
— Год уже на границе, а никак не привыкну к этим тревогам. Все что-то нехорошее чудится: а вдруг Витю ранят эти проклятые нарушители или того хуже...
— Год... — задумчиво повторила Наталья Павловна. — Я вон за три десятка лет не привыкла. И не привыкну. Только и утешения — не каждая тревога боем да жертвами завершается.
— Три десятка лет! — У Тани Визеренко даже глаза округлились от непостижимой этой давности. — Это же больше всей моей жизни! Я родилась только, а вы уже почти десять лет на границе прослужили... — повздыхала, покачала головой и спросила с доверчивой наивностью: — Как же вы на границе оказались?
— Как наша сестра оказывается здесь? Так же, как ты, — замуж вышла за пограничника.
— Трудно привыкать к этой жизни?
— Одной трудно, одной с ума сойти можно. Чего только не надумаешься, пока муж бегает с солдатами по тревоге? Да ведь всегда кто-нибудь рядышком есть — или подружка, такая же молоденькая, или постарше, поопытнее.
— Рассказали бы, как раньше служилось, как вы привыкали, — несмело попросила Таня. — Все равно ведь нам не до танцев, не до музыки.
— Так давно все это было, девочки мои милые! Так давно! — с болью выдохнула Наталья Павловна...
6. Далекое-близкое
В 1935 году Наталья Павловна Кузнецова, а тогда просто Наташа Семенова, — теперь уже и от родительской фамилии успела отвыкнуть! — окончила медицинский техникум, получила диплом и звание фельдшера, вышла замуж за курсанта пограничного училища Кузнецова. После выпуска молодой командир был направлен в распоряжение Ленинградского пограничного округа и оказался со своей молодой женой на заставе под Белоостровом, на знаменитой Сестре-реке.
Первой наставницей Наташи Кузнецовой была жена коменданта. И первые слова, которые сказала эта наставница — женщина мужеподобная и громогласная, были не очень-то чтобы утешительными:
— Какая ты ошарашенная, касатка моя! Перепугалась границы или чего другого? Напрасно пугаешься — тут у нас почти спокойно. Жить можно.
И впрямь тут было спокойно, если сравнивать с недавним прошлым. Жена коменданта три года бок о бок вместе с мужем коптилась и закалялась в дыму и огне гражданской войны, где постреливали куда как щедро. И житейский опыт имела достаточный: растила четверых детей, которые родились один за одним с интервалами в два года — дочь, сын, опять дочь и снова сын. Последышу было семь лет.
Эти сведения комендантша сообщила растерянной Наташе Кузнецовой сразу же, а потом отрекомендовалась:
— А зовут меня Калерия Афанасьевна — такое вот имечко откопали мне мои любезные родители... Ничего, обхожусь, и муж привык... Мы с моим Аверкиным живем дружно, — сказала она. — Иначе нельзя. Работа у пограничников не только нервная, но другой раз и опасная... Ну вот я и оберегаю моего Аверкина. И ты оберегай своего Кузнецова! — потребовала она. — А если начнет чего такое выкаблучивать — мне скажи. Я умею строптивым мужикам вправлять мозги! — И закончила неожиданно: — Пошли чай пить!..
По примеру своей наставницы и Наталья Павловна стала называть своего мужа «мой Кузнецов». И всею жизнь называла так. Жили они дружно и в полном согласии, вроде Аверкиных. Так что умение Калерии Афанасьевны «вправлять строптивым мужикам мозги» в отношении Кузнецова так и осталось непримененным.
Вскоре после приезда к месту службы мужа Наталья Павловна стала ведать медицинскими делами комендатуры, где была расположена и застава Кузнецова. Через некоторое время после короткой переподготовки Наталье Павловне присвоили воинское звание «военфельдшер второго ранга», равноценное нынешнему лейтенантскому, и она тоже стала носить военную форму с зелеными пограничными петлицами. На этой комендатуре стряслась с Натальей Павловной беда, непоправимая и горькая для каждой женщины.
Она готовилась стать матерью, уже в отпуск собралась, потихоньку шила распашонки и пеленки. Но все эти приготовления оказались напрасными.
В конце декабря 1936 года на правофланговой заставе комендатуры — до нее было километров тридцать — вспыхнул бой с крупной бандой закордонных нарушителей. В перестрелке во время преследования тяжело ранило нашего бойца.
Муж не отпускал ее:
— Бойца доставят сюда, и ты сделаешь что полагается. Чего тащиться в такую даль?
— А если он там кровью истекает? Вот что, Кузнецов: ты на службе, и я на службе, до декретного отпуска далеко. Так что не отговаривай!
Прихватила саквояж с инструментами и медикаментами и помчалась с двумя пограничниками на легковой кошовке. Ехали быстро, и уже перед самой заставой на крутом повороте Наталью Павловну выбросило из кошовки, и она с маху ударилась о сосну. В горячке, кроме боли от ушиба, ничего особенного не почувствовала, обрадовалась, что содержимое саквояжа было в целости и сохранности. На заставе сделала перевязку раненому и захватила его с собой.
Обратно ехали осторожно, шажком. Но тут сама медичка почувствовала себя плохо. Настолько плохо почувствовала, что ее саму в срочном порядке пришлось отправлять в больницу. Преждевременно родившийся младенец был мертвым. Врачи при выписке объявили: ей никогда не суждено быть матерью...
Вышла из больницы такая, что Калерия Афанасьевна, встречавшая ее, — Кузнецов приехать не мог, «задержался по обстановке», — всплеснула руками.
— Ой, как горе-то придавило! Одна тень от тебя осталась, касатка ты моя!
И Наталья Павловна, сама взрослая и уже третий год замужняя, стала как бы пятым и самым трудным ребенком Калерии Афанасьевны.
Время и материнская опека суровой комендантши постепенно сгладили горечь беды. Но только сгладили, а не сняли ее, эту горечь. Калерия Афанасьевна чувствовала это и однажды сказала строго:
— Хватит тебе изводить себя, касатка моя! Этак можно и совсем зачахнуть. Вот что: мне надо на второй заставе побывать — молодожены Савельевы чего-то куксятся. По твоей медицинской части тоже найдутся дела на заставе. Давай-ко, милая, собирайся в дорогу!..
Калерия Афанасьевна всегда что-нибудь придумывала, только бы не оставлять Наталью Павловну наедине со своими невеселыми думами...
Финскую войну Наталья Павловна встретила уже в этом отряде — мужа назначили помощником коменданта. Она по-прежнему занималась медицинскими делами, раненых и обмороженных лечила, во вражеский тыл ходила с разведчиками и первую правительственную награду тогда получила — медаль «За отвагу»...
Казалось, Наталья Павловна полной мерой испытала все, что отпущено судьбой на долю жены кадрового офицера-пограничника, — и постоянную тревогу за жизнь своего мужа, всегда находившегося там, где бывало опаснее всего, и сама понюхала вдоволь, чем он пахнет, этот горький порох войны, и сверх того еще познала боль тяжелой утраты своего ребенка, первого и ставшего последним.
Так казалось. Но самые тяжкие испытания были еще впереди. И такие испытания, что все перенесенное и пережитое раньше не шло ни в какое сравнение.
В Отечественную войну с первых дней боевых действий вторая комендатура во главе с капитаном Кузнецовым оказалась в полном окружении. Приказа оставить позиции и отойти в тыл не поступало, и комендатура больше недели вела бой с врагом. Погибли все, в живых остались только раненые, которых вывела из окружения Наталья Павловна, тоже раненная, разрывной пулей раздробило левое плечо. Ей даже и проститься не удалось с мужем. Только и услышала в телефонной трубке его неестественно высокий, напряженный до металлического звона голос, перекрывший гул недалеких разрывов:
— Быстрее выводи раненых! Тут такое творится!.. Мы еще увидимся, Наташка!
Не увиделись...
Трудно, очень трудно было Наталье Павловне, оказавшейся без детей, без мужа...
И тут опять протянула ей дружескую руку Калерия Афанасьевна Аверкина, с которой служили когда-то под Белоостровом. Калерия Афанасьевна жила в Москве, разыскала Наталью Павловну, позвала к себе.