Страница 55 из 58
— Все пропало! Потеряли! Упустили! — обхватив голову руками, простонал Альбин.
— Погоди, рано еще отчаиваться! — попытался успокоить его Клодий. — Будем надеяться, что они сумеют его догнать. Я выкуплю тебя, свитки, и ты передашь их по назначению!
Но Альбин был безутешен:
— А если он сумеет от них ускользнуть? Что нам тогда делать?!
— Что? — задумался Клодий и вдруг, просветлев лицом, окликнул: — Эй, Грифон! А ну подойти ко мне!
Несмотря на то, что главарь разбойников даровал ему свободу, Грифон неверными шагами подошел к Клодию и спросил:
— Да, господин?
— Скажи… Ты, кажется, говорил, что с первого раза можешь запомнить любую книгу. А эти… ты тоже запомнил?
— Да, господин!
— Что толку? — не унимался, потеряв свою обычную невозмутимость, Альбин. — Одно дело пересказать, и совсем другое переписать — без единой ошибки! Ведь в конце Апокалипсиса ясно сказано, что ожидает всякого, слышащего пророчества сей книги, если он хоть что-нибудь в ней изменит…
Грифон сощурился, словно видел перед собой строки на папирусе, и уверенно сказал:
— Точнее сказано вот как: «Если кто приложит что к ним, на того наложит Бог язвы, о которых написано в книге сей; и если кто отнимет что от слов книги и пророчества сего, у того отнимет Бог участие в книге жизни и в святом граде и в том, что написано в книге сей».
— Отлично, Грифон! — похвалил Клодий и твердым тоном пообещал: — Если ты перепишешь Апокалипсис так, что в нем не будет ни единой ошибки, то я, так уж и быть, отпущу тебя на свободу.
— Подожди! — вмешался главарь. — Но ведь я же его уже опустил!
— Да! — обернувшись к нему, благодарно кивнул Грифон и, замявшись, с чувством сказал: — Только, если меня отпустит мой господин, это — совсем другое!..
— Мы можем взять из наших бывших вещей письменные принадлежности? — осведомился у разбойников Клодий. — Тем более что они все равно мне понадобятся, чтобы написать денежные расписки, по которым вы сможете получить выкуп в указанных мной местах!
Главарь дал знак, и грабители принесли нужный мешок.
Взяв папирус и каламус с чернилами, Грифон немедленно принялся за работу.
Клодий с удовлетворением следил за ним. Альбин же продолжал сомневаться.
— Даже если он и сумеет восстановить по памяти эту книгу — по чему мы будем сверять написанное Грифоном?! — то и дело, повторяя одно и то же, сокрушался он.
— А вот по чему! — наконец, оборвал его Клодий, показывая на дорогу, по которой клубилась пыль.
И не ошибся.
Посланные вдогонку разбойники вернулись с кожаным мешком и беглецом, в котором Альбин с изумлением узнал… знакомого ему всадника. Тот был весь окровавлен и уже еле жив.
— Ты?! — не поверил он.
— Я! — тоже узнав его, простонал всадник.
— Но как ты мог? Ты же ведь — наш!
Разбойники, видя, что обманувший их римлянин умирает, сжалившись, опустили его на землю. И тот чуть слышно ответил:
— Я сам не пойму, чей… В молитвенном дому — христианин. А как выйду из него — хуже язычника…
— Разве ты не знал слов Христа, что нельзя работать Богу и мамоне?
— Знал, но… Префект претория пообещал мне место в сенате и огромные деньги, если я раздобуду эти свитки. Я знал, что вы должны быть в Тире, и ждал вас там… И вот теперь понял, что все было напрасно. Мир обманул меня. И все… все теперь поздно! Дайте мне кинжал, я прикончу себя поскорей, чтобы не мучиться…
— Нет! Это самоубийство! — воскликнул Альбин. — Не уходи без покаяния, не повторяй непоправимого поступка Иуды! Покайся и поверь — Господь непременно простит тебя!
Плача, всадник, за неимением поблизости пресвитера, исповедался Альбину, поцеловал крест и умер.
Альбин поклонился ему и бросился к мешку.
Свитки были на месте.
Видя, что Клодий завел с разбойниками деловую беседу, как и где им безопаснее будет получить выкуп, делая пометки на клочке папируса, которые протянул ему главарь, Альбин стал сверять написанные Грифоном книги с подлинными.
Закончил он почти одновременно с затянувшимся разговором.
Протягивая главарю записку, Клодий случайно перевернул ее и ахнул:
— Так ведь это маршрут нашего пути!
— Да, — подтвердил главарь. — Именно по этому плану мы и смогли отыскать вас!
— Но ведь это же почерк Грифона, — вглядевшись внимательнее, изумился Клодий. — Грифон, выходит, что это ты предал нас?
— Да, господин, — низко уронив голову, прошептал раб.
— Там, в Антиохии, я закрыл глаза на твой поступок, потому что был не против пострадать за Христа. Но сейчас ты отдавал меня на глупую и никчемную смерть — разбойникам! Ты что, забыл, что я дал слово убить тебя, если ты еще раз осмелишься меня предать?
— Но ты также дал слово освободить его, если он не сделает ни одной ошибки! — вступился за раба Альбин.
— А что, он действительно не сделал?
— Ни единой!
— Прямо и не знаю, как теперь быть. И тогда дал слово, и теперь… Какое из них выбрать? — принялся строго вопрошать Клодий, но Альбин видел то, чего не мог видеть продолжавший стоять с низко опущенной головой Грифон: глаза его друга смеялись!
— До принятия крещения я бы, безусловно, выбрал первое, — наконец, сказал тот. — Но сейчас, конечно же, останавливаюсь на втором. Ступай. Ты — свободен!
— Так вы христиане? — вмешался в их разговор главарь. — Что же вы раньше-то не сказали? У меня родители христиане. Да и у многих из их родственников, — показал он на разбойников, — тоже. Слушай, — попросил он, — пусть твой бывший раб и для нас сделает списки этих книг. Мы отвезем их своим. И как знать, может, когда-нибудь и сами крестимся тоже…
— А почему бы и нет? Ведь первым человеком, который вошел в рай, знаете, кто был? — спросил Альбин и, не дожидаясь ответа, многозначительно поднял указательный палец: — Разбойник!
Грифон старательно еще раз переписал книги.
Взяв их, разбойники быстро умчались прочь.
Словно их и не было.
— Ну и чего ты ждешь? — спросил у Грифона Клодий. — Ведь ты так мечтал об этой минуте!
— Да, — прошептал бывший раб. — Но когда она пришла, я не могу так просто уйти от тебя. Позволь мне доехать с вами хотя бы до Аравии! Там есть большая развилка. А, не доезжая до нее — маленькая, на мою родину. Там я и уйду… А по дороге, — он просительно взглянул на Альбина, — Ты повтори мне все то, что рассказывал о Христе моему господину. Мне ведь далеко не все удалось услышать. Да и, честно говоря, слушая, я совершенно не слышал то, о чем вы тогда говорили…
Вечером, на двадцатый день после того, как не стало Веры, отец Игорь неожиданно позвонил Александру и сказал, чтобы тот завтра особенно не торопился на работу и приходил к одиннадцати часам утра.
— Почему? — удивился Александр.
— Там увидишь! — загадочным тоном пообещал благочинный и сразу повесил трубку.
Теряясь в догадках, Александр пришел на следующий день в домик, как и было сказано, и увидел, что столы в трапезной комнате так и ломятся от праздничной еды.
«А-а — так у кого-то именины!» — понял он.
В комната была многолюдно. Здесь были отец Игорь с отцом Львом, Галина Степановна, Татьяна, бизнесмен, Надежда с Петром из издательства и другие знакомые и незнакомые ему люди.
И все они, как один, увидев его на пороге, посмотрели на него с улыбками так, словно именины были именно у него!
— Ну что стоишь? — пряча что-то за спиной, нетерпеливо накинулся на него благочинный. — Одного только тебя и ждем!
— Да я, собственно, по послушанию, ровно в одиннадцать… — пробормотал Александр и спросил: — А у кого именины-то хоть?