Страница 25 из 57
— Нет, папа. Напротив.
— Раньше я тебе уже называл тебе некоторые причины. У меня имелись определенные соображения. Я считал, что после детских лет, которые ты провела в такое смутное время и в таком окружении, тебе полезно будет пожить несколько лет в Анатолии. В здоровой атмосфере семейного очага. Хочешь знать правду? Я не могу заставить себя поверить, что и в этом я отчасти ошибся. Но все же, надеюсь, жизнь здесь оставила в твоей душе хоть какой-то положительный след. И это пригодится тебе в будущем.
— Конечно, папа.
— А сейчас, дочка, решаем. Я остаюсь, ты возвращаешься.
— Куда?
— В Стамбул, конечно.
Зулейха нервно кашлянула и, чтобы не показывать слез, что застилали ей глаза, подошла к отцу сзади и, положив руки ему на плечи, медленно нагнулась и поцеловала в висок. Зулейха всегда оставалась очень сдержанной в проявлениях своей любви.
Полковник усмотрел в этом робком, стыдливом поцелуе что-то необычное и постарался повернуться.
— Папа, ты как ребенок, я снова тебе напоминаю. Разве можно нам разъехаться сейчас?
— Все равно рано или поздно ты выйдешь замуж.
— Об этом у нас еще будет время подумать.
— И я тебе тоже повторяю, что не тот человек твой отец, чтобы принять самопожертвование.
— С чего вы взяли, что это самопожертвование? Вы должны знать, что если жертвуют чем-то ради любимого человека, то такая жертва только в радость.
— Ты это все в романах вычитала, дочка. В жизни все не так.
Немного поколебавшись, Зулейха сказала:
— Бедный папочка, вы не знаете, как на самом деле жестока ваша дочь. Я просто не могу сделать или принять что-то, к чему у меня душа не лежит. Сейчас здесь, рядом с вами, я живу жизнью, наполненной любовью к вам, и боюсь, что в будущем буду тосковать по этому.
Каждый раз, когда Зулейха задумывалась о том, что сказала отцу, из глаз ее текли слезы, которые она с трудом сдержала тогда. С изумлением она понимала, что, несмотря на все лишения, она жила насыщенной духовной жизнью. Такого прежде никогда не было.
После того ночного разговора прошло три или четыре месяца. Они отправились в Гёльюзю, чтобы провести в особняке последние погожие летние деньки. Вечерело, отец с дочерью сидели в саду у бассейна.
Али Осман-бей расположился в соломенном кресле, накрыв ноги легким одеялом, последнее время у него стали отекать ноги, и ему тяжело стало ходить. В какой-то момент разговор зашел о Юсуфе.
— Ты заметила, Зулейха, — сказал Али Осман-бей, — Юсуф снова не показывается.
Девушка рассмеялась:
— Он, должно быть, в тайне ото всех бродит вокруг здания муниципалитета в Силифке.
— Я так не думаю.
— А я считаю, что так оно и есть. Поместье его не интересует. Его голова занята другим.
— Возможно. Но есть причина и поважнее. И мне интересно, догадаешься ли ты, какая?
— И в чем тогда дело?
— Ты заметила, что его мать почти все время проводит с нами, а вот Юсуф нас упорно избегает?
Что-то насторожило Зулейху в словах отца и в том, как он улыбался.
— Да, но мне на ум ничего не приходит, только та причина, которую я уже назвала.
— Нет, дело совсем не в этом. Он избегает находиться рядом с тобой.
Зулейха нахмурилась.
— Вот как? С чего бы это?
— Боится, как бы народ чего не насочинял.
— Странно.
— Ничего странного. Скорее наоборот. Для местных очень даже естественно. Да, собственно, везде примерно одно и то же. Если две семьи тесно общаются, и в одной есть девушка на выданье, а в другой неженатый мужчина.
— А что, пошли какие-нибудь сплетни?
Али Осман-бей, будто не услышав слов. Зулейхи, засмеялся пуще прежнего:
— Особенно если одного из них зовут Юсуф, а другую — Зулейха[85].
На этот раз засмеялась Зулейха:
— Уж не думают ли они, что я, как Зулейха, преследую Юсуфа?
— Ну, до этого, конечно не доходит. Однако некоторые люди мне много разного наболтали в Силифке.
— Это когда? Ведь в последнее время вы ни с кем не встречались. — Зулейха встала: — Что-то мой уважаемый отец не договаривает.
— Ты несправедлива, Зулейха. Ты знаешь, что я всегда говорю начистоту.
— Но мне кажется, что с недавних пор вы изменили этой своей привычке, папа.
— А что поделать, дочка. Ты немного резковата, а потому мне приходится говорить осторожно.
— Это в самом деле так. Признаю. Но я не замечала, чтобы так вела себя с вами. А сейчас скажите мне, кто же вам все это рассказал. Уж не сам ли Юсуф-бей?
Полковник кашлянул и рассмеялся, чтобы показать всю беспочвенность этих подозрений:
— Ну, разве такое возможно. Это при его-то соблюдении всех правил приличия делать мне хоть малейшие намеки?
— Кто же тогда?
— Его мать.
— Вы правду говорите?
— Она попросила сосватать тебя за своего сына.
— Но это все так странно. Вы же знаете, что Энисе-ханым меня недолюбливает, и вряд ли когда-нибудь изменит свое отношение ко мне.
— Ты, дочка, не знаешь этих провинциальных женщин. Я ничуть не сомневаюсь, что Энисе-ханым, побаивается твоих взглядов. Для таких, как Энисе-ханым, гораздо важнее, из какой семьи девушка, нежели то, что она думает. Вот насколько откровенен я с тобой.
— В таком случае получается, что Энисе-ханым просит меня в жены своему сыну, потому что очень привязана к вам?
— Мы будем крайне несправедливы к бедной женщине, если не признаем, что в чем-то ты ей нравишься.
— Значит, и господин наследник не стоит в стороне от всех этих проектов? А каковы его соображения по этому поводу?
— Мне кажется, он должен быть доволен. Не может же быть, что он равнодушен к такой девушке, как ты.
— А что по этому поводу думает мой почтенный отец? Интересно, что же он им ответил?
Али Осман-бей растерялся. Он не ожидал от Зулейхи столь прямого вопроса. А потому притворился, что не понял.
— Что я им ответил? Сказал, что и у стен есть уши и что пусть никто этих ваших слов не услышит.
— Почему?
— Потому что это невозможно.
— Почему невозможно?
— Я подозреваю, что ты вовсе не сторонница этого брака.
— Очень хорошо. Почему же тогда вы мне сейчас об этом рассказываете? Ведь раньше вы вроде считали, что лучше будет от меня это скрывать?
Али Осман-бей слегка покраснел и прижал голову дочери к себе.
Девушка продолжала:
— Я могу узнать, что по этому поводу думает мой уважаемый отец?
— Твой отец, хотя ему еще не так уж и много лет, уже старик, дочка… Хворый, немощный, во всех смыслах пенсионер… И все его соображения теперь ровным счетом ничего не значат.
— Папа, что вы такое говорите?
Зулейха чувствовала, что в ее жизни настал переломный момент, у нее перехватило дыхание.
В словах отца чувствовалась грусть, как у защитников побежденной крепости, которые после долгой героической обороны вывесили белый флаг.
Зулейха поняла, что бушевавшие в ее молодом сердце чувства и страдание в эту минуту в состоянии довести ее до помешательства, и, с трудом сохраняя самообладание, она заговорила:
— Папа, давайте не будем вести себя как дети и все обсудим. Иначе потом пожалеем, что действовали, поддавшись чувствам… Я поняла, что вы собрались сказать: «Я очень хочу, чтобы ты вышла замуж за Юсуфа, но я больше не властен тобой». Вы должны запомнить: вы единственный человек, к чьим словам я прислушиваюсь. И надеюсь, что так будет всегда. Я думаю, что вы разобрались в моем характере. Я не из тех, кто легко позволит надеть ярмо себе на шею. Может, это своенравие передалось мне от вас. Нужно уважать право человека самому выбирать себе спутника жизни. Если позволите, я хорошенько все обдумаю. Не хочу принимать решение под давлением. Вы станете счастливее, если будете знать, что я сама сделала выбор, и вам не придется в дальнейшем за все отвечать.
В этот день Зулейха рано ушла к себе в комнату. В ту ночь ярко светила луна. Зулейха испугалась, как бы ее свет не ввел ее в мечтательность и не повлиял на способность здраво рассуждать, не поддаваясь романтике. Она закрыла ставни. Долгие часы Зулейха провела в размышлениях.
85
Юсуф и Зулейха — библейско-кораническая легенда об Иосифе Прекрасном. В течение своей жизни он испытывает немало бед, из которых, казалось бы, нет выхода. Юсуф — человек, который никогда, ни при каких обстоятельствах не позволяет себе сомневаться в величии и силе Аллаха. Зулейха — вторая главная героиня поэмы, видит Юсуфа во сне и влюбляется в него. Но прежде, чем они встретятся, девушка тоже испытает немало бед и лишений.