Страница 65 из 66
Фрэнк фыркнул.
— У меня карри на плите, женщина ты неразумная. Скоро увидимся.
Он ухмыльнулся.
Соседка Ивонна приготовила для него утром карри и дала четкие инструкции, как его разогреть вечером.
— Предупреждаю, не вздумай пихать его в микроволновку, Фрэнк, — сказала она, стоя в коридоре. — Кстати, Мона знает, что ты собираешься привести подружку? Вижу, она рада, вовсю улыбается.
Фрэнк оглянулся на фото на стене.
— Это не подружка. Но да, Мона знает о моих гостях. Мы это с ней обсудили.
— Молодец. Не принимай, пожалуйста, на свой счет, но я с ней тоже поговорила.
— Да? Ты же в курсе, что Мона умерла, Ивонна?
— Ну да. Она говорила со мной с того света. Оказывается, можно обойтись и без фотографии. В общем, она сказала, что кое с кем встречается там, наверху, и потому просит тебя убрать это твое дурацкое святилище, а то ей как-то неловко.
Фрэнк поднял бровь.
— Спасибо за карри, Ивонна.
— О, постой, еще одно.
Фрэнк вздохнул. Чертовски много одолжений, и все чтобы немного сэкономить на доставке еды из ресторана.
— Я видела в газете новости про эту парочку из Пустой Долины, Эда и Амелию Миллер. Пишут, что уже назначен суд, будут судить их за убийство отца. Скажи, Фрэнк, а твою клиентку они тоже уморили? Соседку свою?
— Ивонна, ты же знаешь, я не имею права…
— А, да ладно. Ты же в отставке, разве нет? И все равно общаешься с этой девушкой, которая теперь ведет дело. Наверняка все знаешь.
Фрэнк не поддался, и Ивонна зашла с козыря.
— А я сделаю вам на десерт лимонное безе. Безотказно действует на женщин. Даже на меня действует, хотя я сама его делаю.
— Ивонна, тебе бы автомобили продавать. Ладно, но только я тебе этого не говорил, а ты тоже воздержись, никому не пересказывай.
Ивонна провела пальцем по губам. Рот на замке, по крайней мере, до тех пор, пока не вернется домой.
— Ну да, — сказал Фрэнк. — Я более-менее уверен, это они убили Оливию. Но улик недостаточно, чтобы их привлечь. Зато с отцом Эда мы их прижали. Нашли письмо у Оливии от брата Эда, так что, выходит, она знала все про Миллеров — видимо, в конце концов это ее и сгубило. Хотя, похоже, она ухитрилась наступить на мозоль почти всем своим соседям.
Так вот, Пол Миллер накопал на Амелию достаточно, чтобы снова открыть дело об убийстве отца Эда и закрыть этих двух. Подожди, когда дойдет до суда, они еще сцепятся между собой. Начали препираться еще в участке. Эд, скажем так, проявил некий интерес к Оливии, а та каким-то образом успела все сообщить Амелии, еще до своей смерти. Сначала Эд защищал жену, но потом, когда узнал, что Амелия начала петь про него и Оливию, заявил, что она и убила его отца.
— Господи, прямо как в сериале!
— Хуже. Как бы там ни было, не уверен, что Оливия Коллинз когда-нибудь дождется правосудия. Разве что вот так, косвенным образом.
— О господи, какой ужас, — сказала Ивонна, блестя глазами. — Ну что ж, хотя бы эту парочку заловили. Вот скоты. Убить собственного отца? А вообще, мне кажется, стоило их всех там арестовать, в Долине этой.
— Это еще почему?
— Бросили несчастную женщину гнить в ее доме, столько времени прошло. Что это за соседи, что за люди? Бессердечные выродки какие-то.
Фрэнк улыбнулся.
— Как ни удивительно, совершенно обычные люди.
Ивонна ему не поверила.
Обычное дело. Судить других легко и приятно.
Фрэнк выехал с тюремного паркинга, дворники очистили остатки снега с прогревшегося лобового стекла.
Все всегда почему-то уверены, что они-то всяко лучше тех, о ком рассказывают в новостях.
Оливия
№4
Наступает этот момент, момент твоей смерти.
И ты думаешь: «Как, и это все? И это было все?» Надежды, ожидания, переживания, усилия.
Все эти… жизненные процессы.
Радости по календарю. Дни рождения, Рождество, Новый год. И да, чуть не забыла, Валентинов день — самая жестокая шутка производителей поздравительных открыток. Не все из нас половинки. Некоторые из нас — хотите верьте, хотите нет — цельные.
И это ожидание. Бесконечное идиотское ожидание, что все, наконец, как-то славно устроится, как думалось в детстве — когда вырасту.
Жизнь. Слыхала, есть такие, кто видят ее как есть. Живут настоящим, не расстраиваются из-за своей незначительности и незаметности в этом неуютном мире, умеют видеть чудо в простом: утренний летний дождь, вечерний зимний снег.
Ну да, понимаю. Мы все должны быть благодарны за то, что живем. Но вот в чем проблема: у многих жизнь похожа на отсыревшую петарду. Вот вам, знайте. Теперь, когда все кончено, тянет пофилософствовать. Помудрствовать. И, как ни странно, я принимаю свою смерть.
Я оказалась на этом свете не по своей воле. Решение приняли мои родители, которым как-то вечером, после Рождества, слегка разгоряченным от подогретого виски, вздумалось опробовать пружины кровати в своем новом доме.
Я не просила давать мне жизнь, но в итоге это мне предстояло жить изо всех сил, разбираться, что к чему, и кривляться, как дрессированная обезьянка. Школа, работа, секс, брак, дети, жадность, щедрость, гнев, покорность, смерть. Белка в колесе ожиданий.
У меня так ничего толком и не вышло. Я так и не стала счастливой как полагается.
Тем не менее какой бы заурядной и непримечательной ни была наша жизнь, перед ее концом мы все цепляемся за нее изо всех сил. Какая дешевая ирония!
Мы страшимся смерти, нас пугает неизвестность. Но, уж поверьте, на самом деле, когда приходит смерть, наступает облегчение. В этот короткий момент думаешь: «Привет. Мы должны были встретиться, рано или поздно. И вот ты здесь».
Похоже на поездку в Нью-Йорк. Все так знакомо по телевизионным передачам и фотографиям, что кажется, будто уже не первый раз здесь.
Так же и смерть. Мы давно знакомы заочно.
В любом случае именно так произошло со мной, когда она вдруг явилась за мной.
Я вдруг поняла, что всю жизнь боялась этого момента — пока он, наконец, не наступил. Это даже немного приятно: можно больше не бояться смерти. Не о чем больше беспокоиться. Даже если это произошло слишком рано, даже если мое время еще не пришло.
Все кончено, можно веселиться по-настоящему.
Попортив кровь стольким людям, я не раз задумывалась, хватит ли у кого-нибудь в Долине пороху убить меня.
Ни у кого так и не хватило.
Даже у Элисон Дэли, которая подбросила мне пулю с запиской, — конечно же, я догадалась, что это она. Когда я пригрозила, что напишу ее мужу, она смертельно побледнела, а потом сказала: пусть только появится — получит пулю в голову.
«Не лезь в чужую жизнь, или получишь такую в голову».
Даже те же самые слова в записке. Право же, когда я отошла от первого шока, стало даже смешно.
Тем не менее из всех врагов, нажитых мной в Долине, только в отношении Дэли у меня сомнения в собственной правоте.
А еще мне не хотелось, чтобы тот факт, что я угрожала Элисон Дэли, всплыл, когда полиция начнет искать того, кто пытался меня убить. Увидев первобытный животный страх, промелькнувший на лице Элисон после моей угрозы, я поняла, как сильно в ней ошибалась.
В итоге я сожгла записку и закопала пулю.
Роковое совпадение: откуда ей было знать, что я умру именно в этот день. Не сомневаюсь, что она все это время терзалась мыслями о том, что стало с ее запиской. Вполне возможно, когда я исчезла, она убедила себя, что я насмерть перепугалась и сбежала.
Но я никуда не убегала. У меня уже был готов план, и угрозы от Элисон Дэли в него не входили. Последней каплей стал запрет Лили Соланке встречаться с ее сыном. Ну, справедливости ради, не только это одно. Замысел вызревал уже давно.
Произошло столько ужасных событий. Чего я только ни делала, чтобы нравиться людям. Дружить по-соседски. Что бы я ни делала, ничего хорошего из этого не получалось.
Мне было одиноко. Тоскливо. Возможно, это была депрессия. Я пыталась найти какой-то выход.