Страница 7 из 16
В общем, Зем опять повел меня внутрь, ход вскоре расширился, я смогла выпрямиться, а еще через несколько шагов оказалась в пещере земликов. Там все так же стояли небольшие шкафы, сундуки, скамейка и пара лежанок. И в точности как в прошлый раз, будто так и не вставал, на одной из них сидел второй землик.
– Добрый день, – сказала я. – Или что у вас сейчас, не знаю.
– У нас нет понятия дня. Для нас – всегда ночь, – сказал непонятно кто из земликов, их голоса были одинаковыми и звучали по-прежнему обволакивающе объемно.
– Тогда просто здрасьте. Что вы от меня хотели?
– Мы хотели, чтобы ты сходила к нашей родне со своим ослепителем.
– С Ваней? Да, он и правда ослепителен, но он…
– Нам не нужен Ваня, – перебили меня землики. – Нам нужен твой ослепитель. Коробка, которая ярко вспыхивает. Мы дали тебе для нее камень.
– Фотик? – дошло до меня. – Но у меня его нет, только ваш камень, – показала я его земликам.
Зем – пусть будет так, чтобы не называть их «первый землик», «второй землик» – хотел выхватить его у меня, но я убрала руку за спину.
– Ослепитель!.. – простонала Зема. Вот правда, хоть интонаций у земликов практически нет, но это звучало как стон.
– Нет ослепителя, – сказала я. – Он остался у Вани. Только я не пойму, вам я нужна, или фотик?
– Ослепитель, – загробным тоном произнес Зем. По-моему, кроме этого дурацкого слова они теперь ничего говорить не могли.
Мне стало обидно. Я, наорав на жениха, забыв про несчастную белочку, ломанулась сюда, думая, что у чебурашек беда, а им захотелось пофоткать родню! Крутилово-закрутилово! Вот и помогай после этого людям. И нелюдям тоже.
– Ну, отправляйте тогда меня наз… – начала я, но вспомнила, Олена безрогая, главную причину моего сюда прибытия. – Нет-нет, пока не отправляйте! Вы еще хотели сказать, где сейчас Анна.
– Мы ничего не хотели сказать про магичку.
– Ну захотите тогда! Вы сказали, что она где-то там. Где именно там?
– Это нам неизвестно. Отдай камень и уходи.
Глава третья
Анна
Анна сразу поняла, что снова перемещается, потому что ощущения были теми же – полная тьма, невозможность дышать. Она даже успела подумать, что это землики решили все-таки вернуть ее домой, как она и просила, чтобы позвать к ним Олу.
Остальное она додумывала уже по инерции, еще не осознав, что попала не домой, но уже заподозрив неладное. Итак, хвостиком ее предыдущей мысли было то, что нужно предупредить подругу и как-то вернуться в Темон. А новая мысль была следующей: «Вот где настоящий Темон-то! Темон-претемон, хоть глаз выколи».
На самом деле темнота в месте, куда она попала, не была такой уж беспросветной. Скоро глаза попривыкли, и ведьма смогла увидеть, что небо здесь все же светлее того, что лежит под ногами, а потом разглядела и сами ноги. И руки тоже. Проморгалась и увидела даже что-то вроде деревьев, точнее, их силуэтов – слишком ровных и правильных, словно вырезанных из бумаги.
Все это ей очень не понравилось. Она, конечно, подумала, что это всего лишь ночь, а когда рассветет, все станет понятным, но все же в этом сомневалась. Хотя бы потому уже, что на небе не было ни звезд, ни луны, и оно казалось слишком однотонным, чтобы решить, будто их закрыли тучи.
И тогда Анна решила поколдовать. Совсем чуть-чуть, просто сделать, чтобы светилась, скажем, ладошка. Не стоять же столбом на одном месте, а идти, практически не видя ничего под ногами было и опасно в принципе, и жутковато психологически. К тому же ведьма вспомнила, как она уже сделала их с Олой светящимися целиком. Правда, колдовала она тогда немного другое, но сам факт, что она это может, придал ей уверенности.
Анна взмахнула руками, потом сосредоточилась только на правой ладони, представила, как она светится – достаточно ярко, но не ослепляя, – и забормотала текст заклятия, который, к сожалению помнила не точно:
– Карбода́н-мордовда́н-купрумда́си-сельдьива́си-гакто́ра-тракто́ра-шмяк!
Вот в этом завершающем «шмяк» она как раз и сомневалась. Может быть, надо было сказать «бряк», «звяк» или даже «охтыжтак». Но что сказано, то сказано. Тем более, все равно безрезультатно – ладонь не засветилась. Вообще ничего не засветилось, не запищало и, к счастью, не задымилось. Хотя, возможно, и задымилось, засомневалась ведьма. Дыма в такой темноте было все равно не увидеть. Тогда она втянула носом воздух и пробормотала:
– По-моему ничем не пах…
В глаза ударили яркие вспышки. Анна крепко зажмурилась, любуясь пойманными «зайчиками». «Ну ничего ж себе, – подумала она. – Что это было?» Открывать глаза не хотелось. Вспыхивало очень уж близко, совсем перед носом. А вдруг это что-то опасное и страшное? Но с закрытыми глазами было еще страшней, и ведьма приоткрыла сначала левый – его, если что, не так жалко, – а затем и правый глаз. Ничего нигде больше не вспыхивало.
– Ну ладно… – сказала она и опять зажмурилось, потому что вспыхнуло снова. Три раза. В такт ее словам: «Ну лад-но».
«Я что, изрыгаю пламя? – подумала Анна. – Не хотелось бы». С другой стороны, если бы она изрыгала пламя, то наверное, во рту стало бы горячо. Или хотя бы немного теплей. Нос бы наверняка обожгла, он у нее был довольно крупным. Как она сама про него говорила: «Незначительно длинней среднестатистического для моего пола и возраста».
И вот тут у нее и закрались первые подозрения. Нос… А ведь он как раз близко от глаз. И глаза его видят. В отличие, скажем, от щек или лба. Поэтому логичней всего было предположить, что вспыхивает именно нос. Ведьма его осторожно пощупала. Нос был не горячим, скорее, наоборот – слегка похолодел, вероятно, от волнения.
– Да? – спросила Анна, сведя оба глаза на кончик носа. Тот коротко вспыхнул.
Теперь стало полностью очевидно: вспыхивает именно нос. Ярким, но к огромному счастью, холодным светом. И только тогда, когда она говорит.
Это было немного не тем, что она пыталась наколдовать, но все же куда лучше того, как если бы засветилась ладонь, но настоящим огнем. К тому же, свет был достаточно ярким, чтобы освещать путь. Минусом стало то, что от вспышек слепило глаза, что сводило на нет эффект освещенности.
Анна стала экспериментировать. Поняла, что если не произносить гласных, протянув, например, «с-с-ссс» или «ш-ш-шшш», свечение делалось слабым, глаза почти не слепило, но и ничего не освещало, кроме поднесенной к лицу руки, в чем не было практической пользы. Если говорить тихо, шепотом, эффект был почти таким же, только свет становился пульсирующим – гласные все же давали вспышкам основной импульс. Разговор обычной громкости уже начинал слепить глаза, крик же было видно даже сквозь опущенные веки.
Ситуация казалась патовой, пока ведьма не обозвала себя неумелой кобылой. Вспомнив при этом про лошадей, она нечаянно вспомнила такое приспособление, как шоры, которые крепились по бокам лошадиной головы, чтобы животное не реагировало на происходящее справа и слева, а видела лишь дорогу перед собой. Ведьма решила применить в качестве шор ладони, но закрывать ими не то, что находится по бокам, этого и так не было видно, а непосредственно нос, сделав для него подобие рупора, или даже своеобразного отражателя, превратив таким образом светящуюся часть лица в фару. Первое же проведенное испытание показалось высокую эффективность данного метода, и Анна с криком «а-а-ааа!» пошла вперед, освещая носом путь метра на четыре минимум.
Перед ней тянулось что-то вроде хорошо утоптанной тропинки, что давало сразу двойную надежду: на то, что здесь кто-то весьма часто ходит, а значит, она не в безлюдных пространствах, и на то, что тропа обязательно куда-то приведет. Да и вообще идти было удобно, дышалось легко, оралось душевно – если бы не тревога за Олу и не тоска по Юсику, было бы вообще очень славно. По крайней мере до тех пор, пока голос, звучащий словно бы сразу отовсюду, не выкрикнул:
– Замри на месте и прекрати сиять! Иначе будешь магически обездвижен и погашен.