В Речи Посполитой

На юге страны, где велика была опасность татарских набегов, цеха выполняли и оборонные функции. Члены цехов должны были иметь оружие, периодически проходили учения, каждому цеху был выделен участок на городских стенах. В ряде городов эти обязанности были возложены и на еврейские цеха. Известно, что в Луцке, например, оружие хранилось в синагоге.

Одним из обвинений христиан против еврейских цехов было то, что еврейские мастера, владельцы мастерских, берут на работу христианских подмастерьев и прилично им платят, так что те уже не хотят работать у мастеров-христиан.

Пока дела в городе шли хорошо, претензии к евреям были умеренные, до острых конфликтов не доходило. Но, как мы знаем, с конца XV века в некоторых городах возникли затруднения. Вот тут-то конфликты и обострились из-за конкуренции.

Ставили евреям в вину еще и следующее. В городе (или в предместье) почти всегда были участки, не подвластные городским законам. Они находились под юрисдикцией крупных светских или церковных феодалов и назывались «юридики». Там можно было иметь внецеховую мастерскую и т. д. А можно было и открыть кабак, доход с которого ускользал от городского налогообложения и шел владельцу «юридика». А в кабаке чаще всего торговал еврей — всякий другой сам спивался. Было отчего злиться городским властям. Но о еврейских корчмарях мы еще поговорим.

В заключение следует отметить: в Речи Посполитой, в сравнении с Западной Европой, действовало гораздо меньше ограничений и запретов для евреев. И в прямой связи с этим гораздо меньшей была роль ростовщичества в их экономической деятельности. Соответственно, еврей-ростовщик реже попадал на язык тамошним антисемитам. Но они находили для своих нападок других евреев.

Глава VIII

Деревенские евреи

В интересующее нас время Речь Посполитая была богатым государством и лет сто переживала экономический подъем. Тут надо кое-что пояснить. В позднее средневековье, где-то с 30-40-х годов XVI века, на мировой экономике стали все более сильно сказываться результаты Великих географических открытий. И не только нарастающий поток драгоценных металлов из Нового Света был здесь важен. Начался в Западной Европе рост городов и флотов, то есть росло количество людей, с сельским хозяйством не связанных. Кстати, и первые европейские поселения в Новом Свете долго зависели от привозимого из Европы продовольствия.

Параллельно Великим географическим открытиям с конца XV века шел процесс, который Маркс назвал аграрным переворотом. Суть дела была в том, что в ряде европейских стран (не только в самых развитых) увеличивалось производство промышленного сырья в связи с ростом спроса на него со стороны возникающих мануфактур. Пока речь шла о техническом растениеводстве, это не слишком сильно сокращало производство хлеба. Эти культуры выращивались как дополнение к традиционному зерновому хозяйству. Но иначе пошло развитие пастбищного овцеводства. Эта высокодоходная отрасль требовала много места. Тогда еще, конечно, не могло быть речи о перенесении овцеводства в дальние малонаселенные страны. И в XVI веке овцы начали «поедать людей». «Пастух и его собака» теперь все чаще заменяли сотни крестьянских земледельческих хозяйств. Пастбища оказались выгоднее пашен. Этот процесс особенно интенсивно протекал в Англии в XVI веке. Но он захватил также Испанию и Южную Италию, страны менее развитые, где шерсть шла на экспорт. Однако и там, где пастбища заменяли пашни, в хлебе нуждались. И его приходилось привозить.

Отдельно надо сказать о Сицилии. На этом острове в позднем средневековье произошел крах сельского хозяйства, в недавнем прошлом высокопродуктивного. Причины этого не вполне ясны. Но в общих чертах понятно, что имело место сочетание неблагоприятных природных изменений (отчасти вызванных человеческой деятельностью: вырубка лесов и т. п.) с тяжелой социальной ситуацией: жесточайшим угнетением крестьян. И вот в конце XVI века Флоренция начинает ввозить хлеб из Данцига (Гданьска).

А еще надо сказать о Нидерландах — тогда, в XVII веке, первой морской державе мира. В свою героическую эпоху, в период борьбы с Испанией за независимость во второй половине XVI века, голландцы прибегали к специфической тактике: взрывали дамбы, создавая на пути наступающих испанских войск зоны затопления. (В Нидерландах много осушенных земель, лежащих ниже уровня моря и защищенных от него дамбами.) Были затоплены огромные по масштабам маленькой страны площади — перечеркнуты плоды вековых усилий по осушению. И восстановление этих земель — их вновь осушали, откачивая воду насосами, работавшими от энергии ветра, — потребовало многих десятилетий. Так что голландские города, быстро росшие в то время, потребляли в основном импортное зерно. Как в пищу, так и для внушительного голландского пивоварения (ячмень). И когда земли постепенно восстановили (и даже расширили), голландские крестьяне, подстраиваясь под сложившуюся ситуацию, сосредоточились не на производстве зерна, а на мясо-молочном животноводстве. Этого требовало и знаменитое голландское сыроварение. Заметим, что Голландия не только ввозила хлеб — именно голландские купцы более других и развозили его с берегов Балтики по всей Европе до Средиземноморья включительно.

Спрос на хлеб настолько поднялся, что в Англии с ее быстрорастущими городами это вызвало даже частичную реконверсию — в первой половине XVII века в пригородных районах луга снова превратились в пашни и огороды. И если в Западной Европе в общем продолжало развиваться «техническое направление» в сельском хозяйстве, то это стало возможно только благодаря привозу хлеба из Восточной Европы.

Короче, спрос на хлеб и цена на него росли. И это оказалось для Польши чрезвычайно выгодным. Она стала «хлебным амбаром Европы». Огромные партии хлеба вывозились через Данциг (Гданьск). Туда они доставлялись по Висле. И другие традиционные предметы польского экспорта находили хороший сбыт в связи с ростом судостроения — лес и лесоматериалы, конопля (пенька) для канатов, лен для парусов. Конечно, тут бывали колебания — рыночная экономика уже тогда не была стабильна. Но в целом грех было жаловаться. Важно для экономического подъема было еще и то спокойствие, которое установилось в центральных областях Речи Посполитой. Воевала она много. Но опустошению подвергались лишь окраины. Татарские набеги с юга проникали иногда довольно глубоко, но все-таки в целом в центральных районах было спокойно. В этом подъеме евреи приняли весьма деятельное участие. Еврейские купцы везли в Данциг хлеб и прочее. Но это было не главное. К главному мы и переходим.

Польский (и украинский, и белорусский и т. д.) крестьянин (хлоп) был закрепощен. Но пока не начался экономический бум, в этом не было ничего особенно трагического. В классическом средневековье сосуществование пана и хлопа было патриархальным. Степень эксплуатации ограничивалась емкостью панского желудка (его семьи и малочисленной тогда дворни). Но вот появились деньги, а они быстро кончают с патриархальностью. Благодаря им и простецкий быт шляхты, и средневековая застойная стабильность феодального хозяйства довольно быстро отошли в прошлое. Аппетит, как известно, приходит во время еды, и часто рост потребностей пана опережал рост его доходов. А это побуждало искать их новые источники.

Хорошая конъюнктура, конечно, вызвала и расширение полей за счет освоения целины и т. д. Но ведь это средневековье. Рост агротехники, распашка целины могли быть лишь медленными. Все держалось на эксплуатации крестьян. И она возрастала[14]. Появился фольварк — панское хозяйство, державшееся на подневольном труде (панщина или по-русски — барщина). Припомнили и старинные дворянские привилегии — право пана на то, чтобы крестьянин молол зерно только на его мельнице, покупки делал только в его лавке, и, главное, «пропинация» — исключительное право пана на производство и продажу спиртных напитков в своих владениях. Но сам пан и при желании не встал бы за прилавок — абсолютно не панское это было дело. Тут-то и пригодились ему евреи. Аренда — самый страшный грех, в котором обвиняла евреев тогдашняя молва, особенно украинская. Аренда бывала разная. В ту эпоху, о которой мы говорим, могла она быть и очень крупной. Магнат (в том числе и православный, а пока таковые еще были) мог отдать очень богатому еврею в аренду или заложить большую территорию с селами, хуторами, лесами и т. д. При этом арендатор получал в свое распоряжение и почти все феодальные права. Следует, однако, заметить, что такая очень крупная аренда и тогда была редкостью. Подобный сверхарендатор сам, конечно, со всем управиться не мог. Он сдавал полученную территорию и промыслы на ней по частям в субаренду, как правило, тоже евреям. Не только магнат, но и обычный «достаточный» шляхтич всегда сдавал в аренду еврею кабак, а часто и мельницу. Евреи стали, таким образом, частью панского эксплуататорского аппарата. Это правда.

14

Это, конечно, не являлось спецификой Речи Посполитой. В обществах, где рыночная экономика сочетается с подневольным трудом (рабство или крепостничество), эксплуатация всегда возрастает при высокой конъюнктуре. При этом эксплуатация растет и вглубь, и вширь: на зависимых людей давят все сильнее, а свободных пытаются закабалить (или привозят новых рабов). Истина эта известна со времен Древнего Рима и оставалась актуальной, по крайней мере, до второй половины XIX века.