Страница 13 из 19
Гектор молча слушал переговоры и наблюдал, как в Кашинский УВД в автозаках привезли сразу две группы мигрантов. Их препроводили в крыло, где сидел уголовный розыск.
– Веригин затеял большой чес, – заметил он. – Вероятно, ищет тех, кто ставил забор Филемону и Бавкиде, но не сошелся с парочкой в цене. Всегда начинают с легкого и очевидного. Но только не вы, Катя, да?
– И не вы, Гек.
– В Кашине нам больше пока делать нечего. Трупы увезли на вскрытие в областное бюро судмедэкспертиз. Вы, кажется, знакомы с тамошним корифеем?
– Ой, да, Сиваков наш! Он часто работал с полковником Гущиным, я о нем вам рассказывала, – вспомнила Катя. – Вы хотите с Сиваковым встретиться в бюро?
– Ага, – Гектор кивнул. – Вечерком, как до Москвы доберемся. И заглянем в прозекторскую на огонек. Попозже.
Катя отыскала в контактах мобильного телефон Сивакова. Тот Катю сначала не узнал, но потом даже обрадовался: «Екатерина! Сто лет вас не видел!»
Оказалось, что тела из Кашина только что привезли и он еще не приступал к осмотру и не знает, оттаяли ли они дорогой в черных мешках. Катя дипломатично поинтересовалась: «А можно нам с коллегой вечером приехать к вам в прозекторскую? Всего несколько вопросов». И Сиваков – страдавший провалами памяти, однако благоволивший к Кате – милостиво разрешил.
– В Москву, в Москву. – Гектор включил зажигание в «Гелендвагене». – Но сначала надо перекусить и навестить тромбониста в больнице. Что первое – на ваш выбор.
– Зарецкий вам покоя не дает. – Катя покачала головой, однако она понимала: без разговора с тромбонистом они точно Кашин сегодня не покинут. – Нас к нему в реанимацию вчера не допустили.
– Может, сейчас пустят. Зарецкий вчера заснул под утро, не дрыхнет же он целый день. Надо узнать о его самочувствии, потолковать с ним, если он, конечно, в себя пришел, опомнился.
– Когда мы в Умново приехали к дому Мосиных, сходство сразу в глаза бросилось. – Катя раздумывала. – У тромбониста два дома в его рассказе фигурировали – старый и новый. Старый с террасой. И у Мосиных тоже.
– У Мосиных три дома. Еще и магазин, – заметил Гектор.
– Тромбонист кричал про жертву, которую видел. А к домам Мосиных можно подойти с дороги, забор отсутствует, – перечисляла Катя. – И потом, топор, Гек! Какое совпадение.
– У Мосиных топор бросили в холодильную камеру вместе с трупами.
– У Маргариты Мосиной ужасные раны на лице.
– Катя, у нее не рубленые раны. В холле нашли монтировку.
– Тромбонист кричал нам – в доме начался пожар. А весь дом Мосиных залит санитайзером. Он же горючий. Гек, дом пытались поджечь после убийства. Это же очевидно. Но поджог не удался.
– Трупы супругов бросили в холодильную камеру и установили быструю заморозку. Зачем это делать, если планировали в доме пожар? Все бы сгорело. При пожаре именно холодильная камера могла сохранить останки. Конечно, электричество бы вырубилось, но там стены каменные, обшитые металлическими пластинами, и стальная дверь. И температура ниже нуля, лед. Пламя до трупов бы не добралось. Возможно, санитайзер разлили по всему дому в таком огромном количестве с какой-то иной целью.
– С какой, Гек?
– Пока не знаю, надо сначала понять всю картину в целом – что с трупами, как кого и где убивали. Вы заметили – на месте убийства никто из опергруппы не задавал обычных вопросов экспертам и судмедэксперту: когда наступило время смерти?
Катя подумала: он все берет на карандаш, каждую деталь. А она… конечно же, и внимания не обратила. А Гектор – всегда Гектор. При любых обстоятельствах.
– Многое и не совпадает, Гек, – после небольшой паузы произнесла Катя. – Так много, что… но тромбонист и у меня из головы не идет, когда я вспоминаю мосинский кошмар.
– Потому что тромбонист – феномен. Какой – мы еще не знаем. И случай с ним тоже редкий феномен. Так что выбираем сначала – обед или визит в больницу?
– Тромбониста, – твердо объявила Катя. – После места убийства как-то… нет, лучше повременить с обедом.
В больнице в регистратуре им сообщили, что Зарецкого утром перевели из реанимации в общую палату. Что состояние его стабильно. Они нашли его в терапии. Он сидел на кровати и спорил с медсестрой насчет своего протеза, который уже был на его ноге. Медсестра уговаривала его лечь и снять протез. Катя обрадовалась: раз слабо препирается – значит, вышел из своего шокового состояния.
В палате вместе с Зарецким находились еще два старика – один лежачий, под его койкой стояло судно. Ко второму явилась старуха-жена (в больнице только кончился тихий час и начали приходить посетители). Старик вместе с женой ушел на улицу гулять.
Тромбонист Зарецкий выглядел осунувшимся, взъерошенным. Он то и дело чихал и кашлял. Но в целом вид у него был вполне нормальный – обычный миловидный парень с мелкими чертами лица, темноглазый, кудрявый и темноволосый. Зеленая больничная роба оказалась ему велика. Он уставился на Гектора и Катю.
– Здравствуйте, Евгений. Помните нас? – спросил его Гектор.
– Нет. А вы кто? – Тромбонист переводил недоуменный взгляд с Гектора на Катю. Она поняла: он не притворяется. Он и правда не знает, кто перед ним.
– Это мы нашли вас ночью на проселочной дороге под дождем после удара молнии, – мягко произнесла она. – Меня зовут Екатерина.
Гектор тут же придвинул ей стул, и она села рядом с тромбонистом. А Гектор встал в ногах кровати и оперся руками о спинку.
– Евгений, как вы себя чувствуете? Вы помните, что произошло с вами ночью? – Катя старалась сразу установить с ним контакт, вызвать его доверие.
– Чувствую себя… странно, непривычно. Тело покалывает. Мне здесь, в больнице, все наперебой твердят – я чуть ли не зомби, ходячий мертвяк. – Тромбонист криво усмехнулся. – Что я переполошил всех – и полицию, и врачей, что нес какую-то чушь.
– Да, было дело, Женя. Вы кричали на дороге, пугали нас. Кстати, меня зовут Гектор Игоревич. – Гектор по-свойски кивнул. – Молния ударила почти рядом с вами.
– Мне сказали, но я этому не верю. Как такое возможно? – Тромбонист моргал. – Чего же я живой тогда?
– Ну, разные обстоятельства, разные натуры. – Гектор рассматривал его с откровенным интересом. – Сами-то, Женя, вы что помните из ночных приключений?
– Ничего.
– Вы играли в джазе на поминках здешнего начальника полиции. Джазом руководил ваш маэстро Аратюнянц. Я вас видела в оркестре, а вечером вы покинули поминки на своей машине, – терпеливо начала подсказывать Катя.
– Ну конечно, мы днем приехали с джазом. – Тромбонист кивнул. – Кашин… я в Кашине до сих пор! Каждый сам добирался до Кашина. Я на своей машине, например. Я очнулся уже в реанимации. – Он начал чихать, закашлялся. – Я где-то простудился. У меня еще утром была температура 37,6. Но сейчас спала. Мне на ковид сделали тест. И он отрицательный. Доктор сказал, пробуду в больнице пару дней и меня выпишут. Здесь так убого. – Он растерянно глянул на тумбочку, где лежали таблетки и тарелка с его недоеденным обедом: размазанное серое картофельное пюре и огрызок сосиски. – Ох, а где моя машина?
– У нее от удара молнии сгорело колесо и, возможно, мотор накрылся. Она сейчас на полицейской автостоянке, – ответил Гектор. – Как вы вышли из «Рено» под дождем на пустой дороге, это вы помните?
Тромбонист нахмурился и кивнул.
– Да. Я куда-то зарулил не туда. Я же в Кашине впервые. Видимость была ноль, и я остановился где-то… Дворники не справлялись с потоками воды. Я вышел.
– Зачем вы открыли заднюю дверь машины? – продолжал задавать наводящие вопросы Гектор.
– Заднюю дверь… – Парень словно пробирался в потемках, в дебрях своих спутанных воспоминаний. – Зонтик мне понадобился. Он лежал на заднем сиденье, вместе с футлярами. Я раскрыл зонт, но он мне не давал поправить дворники, и я его водрузил на дверь машины.
– И что дальше?
– Понятия не имею.
– Случай с вами попал на дорожную камеру, – пояснила Катя. – Мы видели вспышку молнии. И вы нам на дороге потом кричали: «Вспышка!»