Наследник Альфы

Сейчас я видела, что футболка все же чистая, но при этом застиранная, с желтыми пятнами, которые уже не вывести.

— Не переживай, солнышко, я немного молока возьму, папа не заметит, — с этими словами я разбила два яйца, а потом спохватилась: — А где Миша? Он, наверное, тоже кушать хочет, надо и для него сделать.

Девочка не ответила, и я продолжила взбивать яйца. От вида съестного в животе заурчало. Пожалуй, сделаю и для себя.

Хорошо взбитый омлет на молоке с солью и черным хлебом был одним из самых моих любимых завтраков. Нежный сливочный вкус взбитых яиц, пропитанный в оставшейся после них на сковородке водичке хлебушек — полезно, питательно, а главное — быстро. Аж слюнки потекли. Если я действительно беременна, то даже если ребенок не мой, оставаться голодной нельзя.

Где-то на периферии сознания, я при этом удивлялась сама себе. Почему сейчас так спокойна? Почему еще не забилась куда-нибудь в угол с криками: «Кто вы все такие, что происходит?»

Да и вообще, я, по сути, еще двадцатилетняя сопля, которая детей видит вблизи впервые в жизни!

Почему меня не кидает от всего происходящего в истерику? Раньше я даже во время ПМС была не всегда адекватной, а тут — беременность!

Вздохнув, попыталась сосредоточиться на готовке, но от беременности, мысли сами собой скользнули к контракту. Может быть, не все так плохо? Что я знала о суррогатном материнстве? Что отчаявшиеся завести обычным способом ребенка пары были готовы платить огромные деньги за то, чтобы кто-то другой выносил их ребенка. Странно, правда, что в договоре в качестве заказчика был указан только один человек. Ну да я таких прежде никогда и не видела. Мало ли, может, там фигурирует только тот, кто оплачивает услугу.

Также я слышала, что беременной женщине по таким контрактам выдается ежемесячное содержание, а после родов оставшаяся сумма переводится единым траншем.

То есть, даже если у Людмилы Клеевой сейчас нет работы, то себя и детей она прокормит. По крайней мере — в ближайшие девять месяцев. Вот только как избавиться от борова?

— Так что там Мишенька? — немного повеселев, спросила я. Маша по-прежнему молчала. Я повернулась к ней, вопросительно подняв брови: — Что-то случилось? — сердце предательски сжалось.

Я мгновенно забыла и про яичницу, и про картошку.

— Папа его наказал за то, что он тебя защищал, — тихо шепнула Маша. — На балконе он.

Я всплеснула руками и выбежала из кухни, не сразу сообразив, что не знаю, где тут балкон находится. Я даже не могла сообразить, квартира это или частный дом. За окном было темно, хоть глаз выколи. По лбу стекал холодный пот. Что этот ублюдок мог сделать с ребёнком?! И где, черт возьми, этот самый балкон?!

Оббежала все комнаты — в них балкона не оказалось. Оставалась одна, где я еще не посмотрела. Приоткрыла дверь — на большой кровати громко храпел Василий, а в комнате витал тяжелый запах перегара. В конце комнаты за балконной дверью маячила маленькая детская тень.

Вдох. Выдох.

Я никогда не считала себя жалостливой, но сейчас от невыносимой муки сдавило сердце. Что натворил этот урод? И как так вообще вышло, что эта самая Люся терпела распускающего руки на нее и детей мужа-пьяницу столько времени?

В моем окружении сейчас было модно рассуждать об абъюзивных отношения, о созависимости. Но то, что происходило в семье Клеевых, казалось чем-то за гранью всех этих рассуждений.

По-хорошему, взять бы сейчас детей, собрать вещи и убежать из квартиры. Но… куда отправиться? Разве что на содержание к этому неизвестному Руслану Галавицу. Вот только кто его знает, как обстоят дела. Быть может, этот Галавиц какой-нибудь уголовник, а Клеев его сообщник? И, показав свое намерение сбежать, я только подпишу себе приговор.

Или я все усложняю, и лучше не рассуждать, а действовать?

Узнать бы, где деньги лежат, найти телефон и понять, в каком городе я вообще нахожусь. Хотя по-хорошему надо бы не самой бежать, а от мужа как-то избавляться.

Сделала пару осторожных шагов внутрь и не смогла сдержать нервный смешок. Да уж — «избавляться»… Сама же и думаю как заправская уголовница. Может быть, это Люсины замашки? И она была любительницей «закладывать за воротник»?

Василий громко всхрапнул, что-то пробормотал и перевернулся на другой бок. Я замерла, боясь пошевелиться. Постояла с минуту. Вроде бы спит.

Добравшись до балкона, дернула на себя дверь. На меня сразу дохнуло морозным воздухом. В квартиру ворвалось несколько снежинок. Балкон оказался маленьким, не застекленным. Этаж, судя по веткам деревьев, вторым, а сам дом — маленьким деревянным бараком на несколько квартир.

— Мама? — вопросительно пискнул Миша, стоящий босиком на заледенелом бетоне в одной лишь безразмерной футболке.

«Убью гада!» — мысленно пообещала я себе. Ну как можно было в таком виде ребенка выгнать из квартиры? Даже в качестве наказания!

— Давай быстрее на кухню! — шепнула я ребенку.

Тот опасливо покосился на кровать, но спорить не стал и проворно юркнул мимо. Вот только на выходе поскользнулся мокрыми после снега пятками и, проскользив, врезался в косяк, отчего дверь громко хлопнула.

Я с упавшим сердцем смотрела, как Василий сел на кровати, пустым взглядом смотря перед собой.

— Какого лешего ты его выпустила? — набычившись, спросил он. — Щас сама на балкон отправишься. Опять мне детей воспитывать не даешь, а потом пилить будешь, что я плохой отец?!

Я жестом показала Мише, чтобы уходил, но мальчик не двинулся с места, готовый защищать мать до последнего. Я облизала пересохшие губы. У меня никогда даже племянников не было, и я никогда не испытывала к детям привязанности, не знала как с ними общаться, о чем разговаривать. Но к этим двоим, кажется, прониклась с первого взгляда.

Василий в два раза выше меня и в два раза шире. И реши он действительно привести свои угрозы в действие, противопоставить мне ему было бы нечего. Поэтому спорить я не решилась:

— Да это соседка все! — выпалила на одном дыхании. — Под окном идет, пальцем тычет, по телефону с кем-то треплется. Позвонит еще участковому, не дай Бог. Пусть лучше Мишка в кухне пол подметает. Все польза от него. Мне ж наклоняться запретили, чтоб выкидыш не случился.

Снова сыну махнула рукой, чтобы не стоял в проходе, и на этот раз он все же послушался.

Мужчина, видя, что никто не оспаривает его главенство, смачно зевнул и повалился обратно на кровать:

— Смотри у меня… — сонно погрозил он и почти мгновенно уснул.

Снова услышав противный протяжных храп, я облегченно вздохнула. Балкон до конца закрывать не стала. Если боров и простудится — так ему и надо, но зато хоть комната проветриться, не так вонять будет.

Затем направилась к детям на кухню. Все-таки неожиданная беременность — неплохой способ шантажа. Вряд ли Василий хорошо вчитывался в договор, который я заключала. Разве что в пункты о выплатах. А так, уверена, он даже близость между супругами на девять месяцев запрещает, чтобы не дай Бог малышу не навредить. Это все действительно здорово улучшало мое положение.

В кухне, тем временем, уже приготовился омлет. В воздухе витал сладковатый запах, заставлявший глотать слюни. Хлеб в доме обнаружился только старый, уже засохший, так что пришлось и его чуть смочить в молоке и обжарить на сковородке. Уже через пять минут я разложила все по тарелочкам, поставила перед детьми, одну порцию сделала себе.

Какие у них были горящие глаза! То ли в этом доме кормили их в принципе не часто, то ли еще что…

— Мамочка, — тихо-тихо попросила Маша, — а давай каждый день так обедать… ну… вместе?

— Конечно, солнышко мое, — искренне улыбнулась я ребенку, а сама мысленно отвесила подзатыльник «сбежавшей» Люсе. Похоже, вниманием детей она сама баловала нечасто.

Малыши умяли порцию простого омлета вместе с зажаренным хлебом минут за… да, кажется, и минуты не прошло. Я едва успела пару ложек съесть, как их тарелки опустели. Ну вот. А я так надеялась их за едой аккуратно выспросить, ходят ли они в садик, с кем общаются из родственников и какова вообще обстановка вокруг.