Страница 24 из 76
— 24 апреля прошлого года Троцкий направил в адрес ЦК ВКП(б) письмо, которое потом опубликовал в своем «Бюллетене оппозиции». Сейчас он — единственная сила, которая может уничтожить советскую власть, потому что имеет множество сторонников, особенно внутри страны. Поводом для письма стала демократическая революция в Испании, которая серьезно изменяет политическую карту Европы, вполне естественное желание Льва подмять под себя испанских коммунистов. И у него есть для этого все предпосылки.
— Не понимаю. Во втором номере журнала «Огонёк» была опубликована статья «День Троцкого». Это очень хвалебная статья, помните, мы говорили о ней, товарищ Кольцов.
— Публикация этой статьи, написанной Яковом Блюмкиным, помогла мне определиться с тем, насколько на самом деле опасен Троцкий и его сторонники.
— Вот как?
Особой уверенности, что мой ответ произвёл на Сталина положительный эффект не было. Иосиф Виссарионович всегда отличался не самым доверчивым характером, мягко так говоря.
— А вот это тогда как понимать?
Он открывает блокнот, в котором выписаны какие-то строки и начинает читать:
«Солдаты свергли Николая, своего знакомого. Свергли Керенского, своего. А поставили себе — чужого интернационального человека с пустыми глазами и трагическим клочком на подбородке.
Они любят Троцкого. И его глаза. И его голос — пронзительный, скрипучий, скребущий гвоздем по стеклу.
Когда Троцкий говорит, это вулкан, изрыгающий ледяные глыбы. Это Анатома, пришедший мириться с людьми. Что он им, умный, отважно-находчивый еврей, этим славянам, неожиданно сырым, лесным, скифам?
Чужое — дорого. Они верят Троцкому. Он им нужен. Он даст хлеба и мир».
— Это тоже Блюмкин написал, да?
— Нет, товарищ Сталин, это написал Михаил Кольцов. И от своих слов отказываться не собираюсь.
— Вот как? Тогда ПОЧЕМУ Троцкого надо убить?
Ну что же, не поверил, да и я сам бы не поверил. Набираю воздуха, смелости, выдаю:
— Проанализировав все процессы, которые происходят сейчас в стране я пришёл к выводу, что вы, товарищ Сталин, возглавили то направление в партии, которое я условно, про себя, назвал «государственниками». Это люди, которые сделали ставку на построение справедливого социалистического государства в одной стране и не ставят вопрос о мировой революции во главу угла. Вам противостоит группа старых революционеров, мечтающих о мировом пожаре, и это для них суперцель, смысл их существования, мечта. И ради неё они готовы пожертвовать страной, всем и всеми. Только ради мировой революции. И позиция государственников мне намного ближе. Троцкий — лидер тех коминтерновцев, тех левых, которые мечтают о революции ради революции, но само по себе это не хорошо и не плохо. Цель — красивая, но не достижимая. Есть два фактора, которые становятся критическими.
Я сделал небольшую паузу, в горле пересохло. Сталин не перебивал меня, давая выговориться, кивком головы указал на графин с водой, я налил примерно половину стакана и залпом осушил его. После чего продолжил:
— Первый фактор — Лев Бронштейн, он же Троцкий — весьма харизматичная личность, талантливый журналист, превосходный оратор, в этом деле даже лучше Ленина, умеет увлечь людей и обладает серьезными организационными навыками. Умеет полностью менять свою позицию в зависимости от обстановки. Хитер, высокомерен, старается пользоваться слабостями людей. И всё это не настолько уникальные черты характера, уникально опасным его делает близость к серьезным финансовым кругам, воротилам, которые профинансировали и вхождение Троцкого в партию большевиков, да и в деле Октябрьского переворота помогли материально, так как были заинтересованы в развале Российской империи. И ваша роль в том, что удалось сохранить страну, пусть и с потерями, но Россия не распалась на десятки условно независимых образований, каждое из которых именовало бы себя государством. Если бы Троцкий остался у власти, возглавил бы страну — очень скоро мы оказались снова ввязаны в какую-то авантюру, которая могла привести страну к исчезновению.
— Почему ты так решил? — Сталин встаёт, снова начинает набивать трубку, жестом разрешая мне продолжать… И Шахерезада продолжила дозволенные речи…
— Потому что вы, товарищ Сталин, делаете ставку на новую партийную бюрократию, на молодых людей, которые не были связаны со старыми большевиками, ленинской гвардией. Большая часть этой гвардии как раз те самые коминтерновцы, которые грезят мировой революцией. Для построения нового социалистического государства они почти что бесполезны, даже опасны. Вы же вырастили ту большевистскую элиту, которая будет поддерживать именно построение государства, в котором они будут иметь власть. Вы стараетесь перехватить управление Коминтерном, при этом вас не устраивает, что ВКП(б) имеет фактически подчиненное положение перед этим органом.
— Да, надумал ты себе такого Сталина, товарищ Кольцов. Даже интересно, почему ты считаешь, что товарищ Сталин похерил заветы товарища Ленина по поводу этой самой мировой революции? А?
— А кто сказал, что слова товарища Ленина — это догма, истина в последней инстанции? — я опять рисковал, но риск был оправданным.
— Например, в национальном вопросе, я считаю, что позиция товарища Сталина была правильной, позиция же Ленина — ошибочной.
— Вот как, но ведь партия выбрала именно ленинскую программу в национальном вопросе, после чего и был создан Советский Союз. Так в чём Ленин был не прав?
А тут голос вождя выдал заинтересованность. Искреннюю.
— В тактическом плане, на краткосрочную перспективу план Ленина сработал, он оказался прав. Эта позиция дала возможность найти компромисс с национальными элитами, примирить национальные окраины, создать у них видимость независимости в общем строю. Но в далёкой перспективе — это рост националистических тенденций, угроза сепаратизма национальных окраин. И эти группы национальных элит проще будет перекупить нашим врагам, товарищ Сталин. В этой перспективе ваша позиция была верной. Потому что исключала центробежные тенденции в государстве, или делала их намного слабее.
— И потому что товарищ Сталин прав, Троцкого надо убить?
— Потому что троцкисты могут развалить нашу страну, и вы сами видите эту возможность. При этом крайне важно, чтобы эта смерть выглядела естественной. Никаких выстрелов из-за угла или ударов ледорубом по голове. Есть же возможность, ее надо и использовать. И специалисты есть соответствующие.
— На что вы намекаете, товарищ Кольцов?
— На «Специальный кабинет» профессора Казакова при Всесоюзном институте биохимии.