Не твоя дочь

— Плановый.

— Можно вас с Варей отвезти к врачу? Я хотел бы поприсутствовать, — вторгаюсь на запрещенную пока территорию.

Ну давай, соглашайся, сделай еще один небольшой шаг мне навстречу! Тормозим у светофора, Милада разворачивается ко мне.

— Скорее всего, мама и Борис пойдут с нами, — произносит ровным тоном, но следит за моей реакцией. При упоминании Стеши забрало падает, но я держу лицо.

— Значит, поедут с нами, — мне нет дела до ее матери, моя цель – Милада и Варя. Я с кем угодно найду общий язык, лишь бы вернуться в ее близкий круг, из которого когда-то сам себя удалил.

Слова вылетают из головы. Мир за кузовом автомобиля перестает существовать. Сидим и смотрим в глаза друг другу. Многозначительное молчание… которое прерывает сигнал гудка.

Точно, светофор!

— Глеб, я эти дни много думала… — ее тон заставляет напрячься. Снижаю скорость. — Неважно, что произошло между нами, оставим это в прошлом, — не спешу радоваться. Это ведь Милада, она предупреждала когда-то, что не умеет прощать. Надеюсь, меня когда-то простит, но не сегодня. Сейчас она точно собирается сказать не то, о чем я думаю. — У нас есть дочь, мы должны думать о ее счастье, — киваю головой, не отрывая взгляда от заснеженной дороги. — Приходи и навещай Варю, когда у тебя будет свободное время, только меня ставь в известность…

Глава 42

Глеб

Когда будет свободное время? Для вас я всегда свободен!

Смотрю перед собой и ничего не вижу. Хапнул дозу адреналина на ровном месте. Не ожидал, что Милада сделает такой огромный шаг мне навстречу. Она всегда была другой, нетипичной женщиной, с первой встречи подкупало наличие ума и характера. Природная красота прилагалась огромным бонусом.

Сигнал слева вырывает меня из эмоционального нокаута. Чуть не зацепил машину. Теперь я смогу приходить к Варе, видеть хоть каждый день Миладу, общаться с ними…

— Хорошо, — отвечаю на последнюю реплику.

Получается равнодушно, на самом деле у меня эмоциональный передоз. Накрыло меня от ее предложения.

— Ты же понимаешь, что одного-двух раз в неделю мне будет недостаточно, чтобы видеться и общаться с вами? — притормаживаю на очередном светофоре, разворачиваюсь к ней.

— Речь только о Варе, Глеб, — включает строгую тетку. Мне все равно, каким тоном она со мной разговаривает, обратно Милада уже не повернет, не в ее характере.

— Если мы будем поддерживать теплые дружеские отношения – это благотворно скажется на Варе, — со знанием дела. Когда-то такой вариант предлагала нам с бывшей женой психолог…

— Насчет теплых и дружеских говорить пока рано, как друг ты меня не устраиваешь, — царапает нутро своим категоричным ответом. Светофор загорелся зеленым, приходится трогаться, чтобы не задерживать других водителей.

Конечно, меня задевают ее слова. Два года назад мы были любовниками: сумасшедшая страсть, безумство, любовь. Я готов был Миладу во всем поддерживать, но я не стал ее другом. Помню, как злился и ревновал, когда она бегала в больницу к Ивану, чтобы поговорить по душам, обсудить обиды на родителей. До сих пор не могу понять, как он мог спать рядом с ней всю ночь. Просто спать, не позволяя себе ничего лишнего. А ведь он любил ее не меньше моего…

Сложно воевать с образом идеального друга. Я никогда не смогу стать таким, как Иван. Не смогу прижимать ее к себе во сне, не смея поцеловать. Я голову теряю рядом с ней.

— Значит, я буду тебе больше, чем просто друг, — твердо произношу. Скрещиваем наши взгляды.

— Тихомиров… — на миг выдает свое волнение, но тут же берет себя в руки. — Ты никогда не был мечтателем, не тот возраст, чтобы начинать верить в чудеса.

— Ты не можешь запретить мне тебя любить, — первым отвожу взгляд, мы как раз подъехали к больнице, нужно припарковаться.

Милада молчит, но у меня нет ни капли сомнений, что она думает о моих словах. Не перегорело у нее, не могло просто!

Выхожу из машины, ключи в руке.

— Нажмешь на сигналку, — передаю ключи Миладе. Пропуская мимо ушей ее упрямое «я сама могу», подхватываю на руки. — Помнишь день свадьбы? Тогда ты не упиралась, — направляясь к широкому стеклянному входу.

— Помню, но с того момента многое изменилось. Но главное, что я не хочу возвращаться в то время, не хочу повторения, — каждое ее слово вонзается в тело острым, заточенным с двух сторон лезвием. — Я разлюбила тебя, Глеб. Теперь мы только родители Вари.

— Посмотрим, — горло сдавливает от бессильной злобы – в первую очередь на себя.

Ее лечащий врач нас уже ждет. Мы сразу попадает в перевязочную, где Миладе разрезают гипс. Она морщит нос, брезгливо рассматривает свою ногу. Тянется к пакету, вынимает оттуда влажные салфетки.

Молча отобрав у нее упаковку, присаживаюсь у ее ног на корточки. Беру ее ступню рукой и начинаю протирать аккуратными движениями. Смущается, ей кажется, что мне должно быть неприятно. Ошибается.

— Не надо, — негромко шепчет, потому что врач все еще в кабинете, моет руки. Пытается убрать ногу в сторону, приходится сжимать чуть сильнее.

— Не дергайся, — требовательно, но тихо. Милада наклоняется, продолжает сопротивляться, пытается отобрать салфетку. Глядя ей в глаза, поднимаю ногу чуть выше и целую бледную кожу.

Отшатнулась. Мотнула головой, будто отказывается верить, что я это сделал. Пока Милада не пришла в себя, целую в нескольких местах ногу, все это время удерживая ее взгляд.

Я тебя всю готов целовать и облизывать!

Стоит остановиться, я и так хожу по краю. Использовав несколько салфеток, начисто вытираю ногу. Надеваю носок, кроссовку, смущаю своей заботой Миладу.

Привыкай, ее будет много, как только ты позволишь мне вернуться в твою жизнь...

Глава 43

Милада

Глеб невыносим в своей уверенности!

Стоило отказать ему в дружбе, как он тут же решил, что мы все равно будем вместе. Его твердость и упорство заставляют мое сердце сбиваться с ритма, от его слов и взглядов печет в солнечном сплетении.

Всю дорогу мне не хватает в салоне воздуха, так остро ощущается наша близость, что приходится сжимать кулаки до отрезвляющих уколов ногтей в мякоть ладони. Мы еще не приехали, а я не знаю, как вытерплю обратную дорогу.

Вновь оказавшись у него на руках, чувствую горячую волну желания, которое проникает даже через слои разделяющей нас одежды. Хорошо, что в аварию я попала зимой, а не летом. Если бы он нес на руках меня в легкой одежде, невозможно было бы скрыть желание. Грудь налилась тяжестью, как давно ее не касались его руки и губы…

Спящая чувственность требовательно просыпалась. Сложно было оставаться равнодушной рядом с Глебом, когда каждое нервное окончание напоминало о продолжительном сексуальном голоде. Этот мужчина знал, как утолить этот голод, знал, как заставить мое тело петь от страсти и желания.

Как же сложно заставлять себя ровно и спокойно дышать…

Когда увидела свою ногу, меня перекосило. Я пыталась протирать ее ежедневно влажными салфетками, которые пропихивала в узкое отверстие с помощью линейки, но бледная кожа и специфический запах меня до ужаса смутили.

Когда Тихомиров присел возле меня на корточки, я пыталась сопротивляться, но разве он хоть кого-нибудь слушается? По телу словно пропустили разряд тока, когда он коснулся губами кожи.

«Только дыши! Ровно и спокойно!» — напоминала я себе, стараясь удержать маску, сползающую с лица. Поймав словно на крючок мой взгляд, он не отпускал его, а мне нужна была хоть толика боли, чтобы выплыть из этого дурмана. Ни губу, ни внутреннюю сторону щеки не прикусишь, это бы подействовало отрезвляюще!

Догадываясь, что я чувствую, он проделывает это несколько раз. Ведет губами по коже, в его взгляде бушует темное пламя страсти. Я знаю, как оно умеет сжигать. Мы забываем, что в двух метрах от нас стоит доктор.

Тихомиров, будто добившись маленькой победы, отступает, а я прилагаю усилия, чтобы договориться со своими желаниями. Мои пальцы никогда не доставят мне такого удовольствия, какое может доставить Глеб.