Страница 10 из 243
В начале 1399 года герцогу Орлеанскому наконец представилась возможность. В феврале король пришел в себя после почти года почти непрерывной отлучки. Вскоре после этого в столице разразилась эпидемия бубонной чумы, заставившая большинство принцев бежать в свои пригородные дворцы или отдаленные владения. Это был критический момент. Людовик решил остаться в Париже сделав ставку на захват власти и взял под контроль своего ослабевшего брата. В официальной переписке Карла VI эти два человека фигурируют как неразлучные. В течение нескольких недель Людовик добился кратковременного превосходства в королевском Совете и к лету никто не сомневался, что он стал главенствующей фигурой во французском правительстве. В Англии осведомители Ричарда II сообщили ему, что во Франции было общеизвестно, что Карл VI стал игрушкой в руках своего брата. Герцог Беррийский призывал Филиппа Бургундского вернуться ко двору и вернуть себе свое положение в Совете. Возможно, писал он из Парижа, король на самом деле не так покорен, как считает его брат: "Я уверен, что когда ты будешь здесь в следующий раз, у тебя будет еще больше власти над королем, чем раньше, и не меньше, чем у него". Филипп последовал совету брата. В октябре 1399 года он прибыл в Руан, где в то время находился королевский двор, спасаясь от чумы, и вернулся с ним в Париж в январе следующего года. В течение следующих восемнадцати месяцев он оставался рядом с больным королем, которого рассудок то покидал, то возвращался. Это был один из самых продолжительных периодов пребывания Филиппа в столице со времени его наследования графства Фландрия пятнадцать лет назад. Хотя он смог вернуть себе часть былого влияния в правительстве, но так и не добился прежнего неоспоримого превосходства. Отныне он был вынужден вступать в постоянную борьбу за власть со своим племянником. Когда он находился в Париже, его сильный характер обычно преобладал. Но он не мог постоянно находиться в Париже, так как его далеко разбросанные владения требовали его присутствия. Его супруга и советники с конными гонцами, отсылали ему новости и известия из Фландрии и Бургундии, а преданные клерки и секретари, управляли его администрацией из Бургундского отеля. Но всего этого было недостаточно. Для сравнения, герцог Орлеанский присутствовал в Совете почти всегда[33].
Результатом переворота Людовика стало открытие шлюзов королевской щедрости после семи лет, в течение которых они были крепко закрыты герцогами Бургундским и Беррийским. Перигор был пожалован Людовику в январе 1400 года, создав вместе с графством Ангулем солидный блок орлеанистской территории на северной границе английского герцогства Гиень. В мае того же года Людовик получил стратегическую крепость Шато-Тьерри на Марне, а в июле — город и графство Дре с его внушительным замком на восточной границе Нормандии. В октябре он купил графство Порсьен, лежащее между Шампанью и северной границей Франции. Затем в ноябре 1400 года он добился резкого расширения своих владений в графстве Валуа, купив баронство Куси и соседнее графство Суассон в Шампани у наследницы Ангеррана де Куси, одного из военных героев предыдущего поколения. Это спорное приобретение, которое, по общему мнению, было мошенническим, стоило Людовику огромной суммы в 400.000 ливров и многих лет судебных разбирательств с продавцом и различными соперничающими претендентами. Большая часть денег на покупку, скорее всего, была получена из королевской казны, а влияние королевских судей и чиновников оказалось неоценимым в отбивании претензий других претендентов. В результате к началу нового века герцог Орлеанский стал главным территориальным магнатом на средней Луаре, в Шампани, в долинах Уазы и Эсны к северу от Парижа и на северной границе с Гиенью. В силу привилегии, дарованной ему в 1399 году, все эти территории рассматривались как часть его апанажа и были выведены из-под контроля королевских чиновников. Кроме того, он получал весь сбор от габеля и тальи в своих владениях, а также регулярный поток денежных займов, подарков и пенсий из королевской казны. В отчете генерального финансового чиновника герцога за 1404–05 годы, единственном из сохранившихся, общая сумма поступлений за этот год составила 453.000 ливров, из которых менее десятой части приходится на обычные доходы от его владений. Остальное, около 409.000 ливров, прямо или косвенно поступило от короны. Даже на пике своего влияния Филипп Бургундский никогда не мог получать субсидии в таких масштабах[34].
Эти цифры иллюстрируют общеизвестную истину, что обширные земельные владения имели значение не только или даже не столько из-за доходов, которые они приносили и которые часто были весьма скромными. Их реальное значение заключалось в престиже, покровительстве и влиянии, которое они создавали для своего владельца. Они обеспечили Людовику Орлеанскому большое число сторонников на севере Франции. Они принесли ему грандиозные замки, служившие сценой для демонстрации, которая была неотделима от осуществления политической власти. Людовик переделал замок Пьерфон и полностью перестроил замок Ла-Ферте-Милон. Он превратил Куси в "прекрасную крепость", которую прославил Эсташ Дешан, с ее залом, украшенным статуями девяти героев исторических легенд, к которым Людовик добавил фигуру Бертрана Дю Геклена, героя-воина из поколения своего отца. Руины этих величественных зданий и фрагменты скульптур, уцелевшие от внимания реставраторов XIX века и захватчиков XX века, показывают, что роскошь, пропаганда и визуальное воздействие были важны для их владельца, по крайней мере, не меньше, чем оборона. Людовик вел роскошную жизнь в парижском Богемском отеле, который, будучи расширенным и частично перестроенным, служил его главной резиденцией и политическим штабом. В последнее десятилетие своей жизни он потратил деньги на строительство огромного парижского особняка на улице Сент-Антуан напротив отеля Сен-Поль, на земле, предоставленной ему королем, "чтобы он всегда был рядом с нами". В столице в разное время было приобретено не менее пяти вспомогательных резиденций. Подсчитано потребление мяса при дворе Людовика: 80 туш баранины в неделю плюс по 12 говядины, телятины и свинины и более 2.000 цыплят в 1393 году. Сохранившиеся финансовые записи, которые далеко не полны, фиксируют увеличение числа прислужников Людовика по мере того, как росли его средства и улучшалось его политическое положение. Их число увеличилось с 200 человек в среднем в 1390-х годах до более чем 300 человек в начале нового века, что сделало его двор самым крупным из дворов принцев того времени. Его личная военная свита была по меньшей мере вдвое больше. К началу XV века Людовик Орлеанский оставил позади свои бурные годы молодости. Он культивировал политическое влияние, раздавая милости с безрассудной щедростью, и этих качеств было более чем достаточно, чтобы привлечь в свою орбиту придворных, клиентов и карьеристов. Его двор считался местом современного рыцарства, что резко контрастировало со степенным величием его престарелых дядей. Кастильский паладин Перо Ниньо, который провел несколько недель в Париже в 1406 году в качестве почетного гостя двора Людовика, был ослеплен его обаянием, его великолепным образом жизни, его атмосферой власти и его "великой свитой, полной важных господ и знаменитых рыцарей и людей всех наций"[35].
В 1399–1401 годах Людовик занялся укреплением своего положения. Когда король стал ему подконтролен, он тщательно использовал свое влияние, чтобы перестроить администрацию по своему желанию, назначая своих клиентов на критически важные должности и беря под свое крыло многих из тех, кто уже был там. Эти преобразования пригодились ему во время отлучек Карла VI, когда ему снова пришлось конкурировать со своими дядями в королевском Совете. Значительные изменения были произведены в финансовых ведомствах, где до сих пор главенствовали ставленники герцога Бургундского. Счетная палата, служившая ревизионным органом государства, и Генеральный Совет контролировавший сбор налога с продаж, были заполнены орлеанистами. Один из придворных слуг Людовика стал сборщиком королевских доходов в Париже и впоследствии казначеем Франции. Людовик заключил тесный союз с тремя братьями Монтегю, отпрысками знаменитой династии администраторов, которые ранее связывали свою судьбу с герцогом Беррийским. Жан I де Монтегю, епископ Шартрский, старший из братьев, поднявшийся по карьерной лестнице в финансовой службе монархии, стал первым президентом Счетной палаты. Герцог Орлеанский добился назначения Жана II де Монтегю, личного секретаря Карла VI, магистром королевского двора и фактически главой администрации.
33
Chron. R. St-Denis, ii, 678, 684, 692; Lehoux (1966–8), ii, 416–17; AN J517/2A; Salmon, 'Lamentacions', 47–8. Бегство от чумы: Itin. Ph. le Hardi, 286–93; Lehoux (1966–8), ii, 416n1, iii, 487–9; Troubat, ii, 813. Philip at court: *Cartellieri (1910), 151; Itin. Ph. le Hardi, 291–314; 'Séjours', 485–90.
34
Перигор: *Dessalles, 8–68, 77–96; 'Petite chron. Périgueux', 317, 324. Шато-Тьерри: Ord., viii, 383–4, 448–9, ix, 261–4, 696. Порсьен: Jarry, 234. Куси: Lacaille; Jarry, 240–2; Chron. R. St-Denis, iii, 210; Petit, 'Seconde justification', 26. Привилегия: Ord., viii, 331–2, 405. Налоги: Coville (1932), 360–2; Nordberg, 20–3. Receipts: Nordberg, 22; Rey, ii, 603.
35
Замки: Mesqui (1987–8), 134–59, 204–19, 281–93; Deschamps, Oeuvres, i, 269. Парижские резиденции: Ribéra-Pervillé (1980); Alexandre (quote at 377); Menagier, 171. Двор: Gonzalez, 65, 145, 309–10. Перо Ниньо: Victorial, 236.