Страница 39 из 188
Английских королей обслуживали несколько лучше. Хотя в правительстве не было департамента, специально занимающегося иностранными делами, несколько отдельных клерков канцелярии были почти постоянно заняты тем, что решали проблемы короля за границей. Примерно с 1304 года до начала Столетней войны чиновник, известный как Хранитель процессов и меморандумов, отвечал за накопление, сохранение и каталогизацию большой коллекции документов, касающихся проблем Аквитании и отношений Англии с Францией. Несмотря на свое непроизносимое название должности, этот человек был гораздо больше, чем архивариус. Элиас Джонстон, занявший эту должность в 1331 году, был хранителем в течение двадцати пяти лет, а до этого был клерком при своем предшественнике. Этот безмерно терпеливый, глубоко пессимистичный, довольно близорукий человек консультировал королевский Совет при каждом кризисе англо-французских отношений. Он писал многочисленные и порой проницательные резюме дипломатических проблем, составлял инструкции для большинства важных посольств и сопровождал не малое их число лично[168]. На более низком уровне бюрократического аппарата те же самые долго служившие клерки постоянно появлялись в качестве авторов отчетов, подготовленных для Совета или Парламента, в качестве сотрудников английских посольств во Франции, а иногда и в качестве самостоятельных дипломатических агентов. Это были настоящие эксперты, которые сделали многое для преемственности английской внешней политики в течение трех десятилетий внутренних беспорядков.
Однако при всей своей компетентности эти люди обладали серьезным недостатком, который был характерен как для английской, так и для французской дипломатии. Они были юристами изучающими прецеденты и формы. Они обладали энциклопедическими знаниями о древних и сложных территориальных спорах Англии и Франции. Они следили за тем, чтобы послы были проинформированы о точном юридическом статусе конкретных замков в Ажене, о правильном методе создания совместных комиссий по расследованию, об императивных исключениях, которые могут быть сделаны для разбирательства в Парижском Парламенте, о дипломатической истории каждого пункта Парижского и Амьенского договоров и деталях каждого оммажа, который английский король когда-либо приносил французскому. В некоторых из их меморандумов можно уловить истинный вкус к заумным сложностям гасконских дел. Но они редко поднимались над формальностями. За исключением напряженных моментов, когда юридические формы были явно не важны, они смотрели на разногласия двух народов не как на политическую проблему, требующую политического решения, а как на поиск справедливости, требующий мастерства в ведении дел в суде. От их начальников, епископов и дворян, возглавлявших посольства, можно было бы ожидать большего. Но они были дипломатами на полставки, которые зависели в своем понимании от своих клерков и от инструкций, которые часто составлялись этими же клерками. В 1315 году клерк канцелярии подготовил для Эдуарда II меморандум, в котором говорилось о качествах, которыми должны обладать послы при французском дворе. Этот человек выразил мировоззрение такого рода, когда заметил, что, помимо такта и высокого ранга, главным требованием к послу является то, что он должен знать право своей страны[169].
Ответ Филиппа VI на предложение о переговорах, которое Эдуард III сделал в конце 1331 года по совету Парламента, был весьма уклончивым. Английские посланники узнали, что Филипп VI готов пойти на уступки из милости, но не сейчас и, вероятно, не по просьбе простых дипломатов. Эдуарду III придется приехать и лично добиваться его благосклонности. Эдуард III раздумывал над тем, чтобы нанести еще один визит во Францию, третий с момента своего воцарения, но потом передумал и остался дома. Сделать можно было очень немногое. Эдуард III не мог предложить французскому королю ничего, что стоило бы тех уступок, которые он требовал. Был предложен брачный союз, но он оказался малоинтересным. Была предпринята попытка пригласить Папу Римского в качестве верховного арбитра, но Папа отказался это сделать без согласия Филиппа VI. Во Франции Эдуарда III по-прежнему не воспринимали всерьез, а советники Филиппа VI наверняка считали его королевство нестабильным, анархичным и неэффективным. Эдуард III должен был действовать осторожно. Он хорошо знал о конституционных трудностях, которые спровоцировали предыдущие англо-французские войны, и многие дипломатические меморандумы, подготовленные для него в этот период, напоминали ему об этом, если он забывал. Когда в марте 1332 года состоялось следующее заседание Парламента, духовным и мирским лордам рассказали о предложении Филиппа VI провести встречу, но они не проявили большого интереса. Эдуард III, посоветовали они, может отправиться во Францию, если это будет сочтено полезным, и если позволят его неотложные дела[170].
Министры Эдуарда III не собирались настаивать на этом. Самым влиятельным из них был осторожный Джон Стратфорд, епископ Уинчестерский, которого Эдуард III назначил канцлером почти сразу после свержения Мортимера. Стратфорд был человеком сделавшим карьеру на государственной службе, умным и амбициозным церковным юристом, и не слишком щепетильным, которому, должно быть, было около сорока лет, когда он вступил в должность. Для восемнадцатилетнего короля он стал отцом — именно эту фразу использовал сам Эдуард III, когда спустя годы они рассорились. Стратфорд оказывал сдерживающее влияние на английскую политику. Он пережил бедствия Войны Сен-Сардо, будучи одним из членов внутреннего круга советников Эдуарда II. Он присутствовал при принесении оммажа Эдуардом III французскому королю в Амьене в 1329 году и на тайных переговорах между двумя королями в лесу Халатте. И хотя годы дипломатических провалов в конечном итоге должны были взрастить в его душе глубокое недоверие и ненависть к Франции, мало сомнений в том, что уклончивая и колеблющаяся политика этих лет представляла собой выбор самого Стратфорда, и также мало сомнений в том, что он был прав, предпочитая действовать именно так. Большая война в начале 1330-х годов могла закончиться только катастрофой.
Событием, нарушившим предначертанный ход англо-французских отношений, стала неожиданная, но ожесточенная война в Шотландии. Война постепенно затормозила любые серьезные переговоры об Аквитании. Она породила преувеличенный, но вполне реальный страх, что французы вторгнутся в южную Англию и привила английской аристократии вкус к боевым действиям и дала ей некоторый опыт. И это вызвало значительные изменения в английском общественном мнении, желчную неприязнь к Франции и, на какое-то время, готовность потакать ей силой оружия и за большие деньги.
Глава V.
Война в Шотландии 1331–1335 гг.
Нортгемптонский договор, ратифицированный английским правительством в мае 1328 года, положил конец тридцатишестилетней войне между Англией и Шотландией. Он был представлен на рассмотрение Парламента и, предположительно, одобрен им. Но он не был популярен. Хронисты, осуждавшие его как turpis pax (позорный мир) тиранического правительства, выражали мнение, широко распространенное даже среди тех жителей севера, которые больше всего пострадали от пограничной войны. Такого же мнения придерживался и сам Эдуард III. Мир ассоциировался с одним из самых унизительных эпизодов его молодости. Шотландцы намеренно отказались от перемирия вскоре после низложения его отца и решили навязать новым правителям Англии постоянное соглашение, пока те еще только нащупывали свои позиции и были ослаблены широко разрекламированными разногласиями. В этом они полностью преуспели. Короткая война, предшествовавшая заключению мира, потерпела фиаско. Мортимер и Изабелла набрали большую армию в Англии и несколько сотен кавалерии в графстве Эно. Но иностранные наемники и английская пехота вступили в сражение друг с другом на улицах Йорка с большими потерями с обеих сторон. Объединенное войско отрезало шотландцев на Уире, но не смогло навязать сражение или помешать им бежать невредимыми в Шотландию. Молодого короля, который был доставлен на север в обозе своих опекунов, видели плачущим от гнева и разочарования. Его разочарование довершили последующие события: настойчивые и безнаказанные набеги на северные графства Англии, затем длительные и мучительные переговоры, из которых он был исключен. В договоре Эдуард III отказался от всех претензий на владычество в Шотландии и окончательно признал Роберта I Брюса королем. В июле 1328 года наследник Брюса, будущий Давид II, женился на сестре Эдуарда. Шотландцы выплатили 20.000 фунтов стерлингов в качестве репараций за притеснения на севере, большая часть которых быстро перекочевала в денежные сундуки Мортимера и Изабеллы. В 1330-х годах королевские пропагандисты утверждали, что мир был навязан безвольному королю в период его несовершеннолетия и не является обязательным для него в зрелом возрасте[171].
168
Cuttino (2), 29–61.
169
Chaplais, Dipl. Practice, 306.
170
RP, ii, 65; CPR 1330–4, 223–4; John XXII, Lettres, nos 4109, 5321 (col. 126); PRO C47/28/5 (17, 18, 36, 41, 44, 50), C47/28/9(2), C47/30/7(9) (меморандумы).
171
Anglo-Scottish Relations, 1174–1328: Some Selected Documents, ed. E. L. G. Stones (1965), 161–70; Nicholson (1), 54–6; Brut, 251 (tears).