Плоды мести

Следующие три часа слух стражи услаждало как можно более фальшивое эльфийское пение на разных языках. Певучие звуки лусидского, сменялись шепелявыми напевами на гаэдском и похабными частушками на грубоватом цвергском. Когда Адинук уставал петь, он начинал читать жуткие стихи, которые однажды услышал в Бездне.

Сторожащие его гномы крепились недолго. Через какое-то время они просто залепили уши свечным воском, перестав слышать вообще что-либо. Трогать пленника им было не велено, а пост покидать не положено. Каждые пять минут кто-то из надзирателей откупоривал ухо, убеждался, что эльф не сдается, и затыкал обратно.

Когда из-за поворота послышался топот бычьих копыт, они его не услышали. В отличие от них, Адинук заслышал приближение друга издалека, но на всякий случай петь не прекратил. Когда предсмертные стоны за дверью стихли, эльф несмело попросил его освободить и успел вовремя отскочить в сторону.

Сокрушающий удар легко вырвал прочные дубовые доски вместе с петлями из стены. Рогатая голова в открывшемся проеме мотнулась из стороны в сторону, и бык помчался дальше по коридору к спешащим ему навстречу смертникам с неспособными остановить смертоносный галоп копьями.

Эльф осторожно выглянул наружу. Живых поблизости не осталось, поэтому он выскользнул в коридор. Кладовая нашлась неподалеку, а ключ от нее у затоптанного начальника караула. Среди других вещей секира Каввеля, диадема Могары, пара ножей и кольчуга — все подписано и пронумеровано.

— О, моя прелесть! — руки лихорадочно ощупали холщовую ткань.

Все цело, все в порядке.

— Выходи, радость моя, и всех с собой бери! Для тебя есть важное дело. Что-что? Да, еды хватит. Друзей только нельзя трогать. Ты же помнишь, кто наши друзья? Нет, орка не будет, так что действуй смело. И очень тебя прошу, будь осторожнее. Я не переживу, если с тобой что-то случится.

***

Великий инквизитор давно смирился с униженным положением заключенного. Гордыни в нем изначально не было, а к суровым условиям он привык еще в братстве. Мягкая постель и вкусная еда хороши только для неженок, а не людей его ремесла, стоящих на страже благополучия Лумеи.

Ересь постоянно поднимала голову. Стоило срубить одну, на ее место тут же приходила другая, а то и две, так что работы всегда хватало. Ересь — опасная штука. Она оскверняет умы верующих, заставляя сомневаться в могуществе богов, сотворивших смертных. Сомнение влечет за собой неверие. И, если вера способна творить чудеса, то неверие приносит бедствия. Слишком много предсказаний существует на этот счет. Вот Орден и занимается искоренением неверия, чтобы отсрочить конец света.

И все же некоторые методы братьев-рыцарей смущали даже Хуана де Десу и слишком часто не вписывались в его представления о чести и справедливости.

— Мы должны нести свет Вседержителя другим народам, а не смерть и разрушение, — всегда осаживал он особо разбушевавшихся, и эти увещевания до поры работали.

Формально боевая часть ордена ему не подчинялась. Ей командовал Великий магистр Лев, который призывал братьев прислушиваться к словам инквизиции.

Даже де Деса не знал настоящего имени Льва. Такое прозвище честно заслужено на полях сражений. Не было на всей Лумее воина искуснее, чем Великий магистр. Хуан восхищался его отвагой и мудростью, всегда стараясь ровняться на своего кумира. Но чем дольше Великий инквизитор служил ордену, тем больше у него становилось вопросов. Почему рыцари Храма так сильны и непобедимы? Почему даже инквизиторов не пускают в некоторые части обители? Почему Лев за тридцать лет совсем не постарел?

Де Деса никогда не позволял себе задавать их, но червячок сомнения нашел укромное место в его сердце. А ведь инквизитор лучше всех знал, что сомнение всегда выступает предвестником ереси.

Все изменила война со Свидетелями Аспикса. Бедные заблудшие души искренне верили в ложного бога, и никакие усилия не могли отвернуть их от заблуждения. И тогда капитул ордена постановил уничтожить еретиков всех до единого. Даже детей.

Великий инквизитор единственный голосовал против. Но и после этого он не оставил орден, пока ему не привели на допрос совершенно очаровательное дитя.

Девочка лет тринадцати, худая, в простеньком платьице. Ее невинное лицо до сих пор стоит перед глазами. Беззаботная улыбка, чистые голубые глаза и белокурые кудряшки. Если бы не обет безбрачия, он бы мечтал именно о такой дочурке.

— Скажи мне и будешь свободна!

— Нет, Аспикс спасет меня.

— Глупое дитя! Ты не понимаешь, что с тобой сейчас будет, если ты не заговоришь?

— Аспикс спасет всех нас, и даже тебя, злой дядька.

— Приступайте.

Хуан трижды прерывал обычную процедуру в надежде, что она все же образумится. Девчушка до последнего отказывалась говорить, где находится убежище единоверцев, и верила, что ложный бог спасет ее. Хрупкое тело не вынесло пыток.

После этого допроса в де Десе что-то сломалось, и он обрушил на Льва град упреков и неудобных вопросов при первой же встрече.

— Ты утомился, брат, — сказал магистр со своей обычной белозубой улыбкой вместо ответа. — Тебе пора отдохнуть.

Де Десу просто вышвырнули за ворота Храма. Лишь оказавшись снаружи без возможности вернуться назад, он понял, чего именно лишился. Голос! Как снова услышать чарующий голос Льва? Хотя бы разок! Любой ценой!

Встретив Каввеля, инквизитор решил, что его примут обратно, если он приведет минотавра на суд. События сразу пошли не по плану, а затем тауросу и вовсе начал проявлять признаки божественности. Это серьезно пошатнуло убеждения инквизитора. Вдруг еретики были правы, и все это на самом деле разрешено богами?

Хуан много думал. Взаперти все равно других развлечений не было. Размышлял он и сейчас, пока его покой не нарушили звуки борьбы.

— Р-р-р! Бум! Дзынь! — раздалось за дверью камеры.

Бычий рев, сопровождаемый грохотом сминаемых тяжелыми копытами доспехов. Вслед за этим середина двери разлетелась в щепки, обдав храмовника тучей деревянных брызг.

— Отлично, долг жизни окончательно выплачен, — заявил рогатый, заглянув в пролом, и поскакал дальше, громко стуча копытами.

Какой-то еще шум донесся до ушей храмовника. Будто сотни маленьких иголочек легонько стучали по каменному полу.

Де Деса осторожно выглянул наружу. От увиденного волосы встали дыбом по всему телу: коридор почернел от бесчисленного множества гигантских пауков. Адские твари размером с кошку, а некоторые и крупнее, заполонили все пространство. Некоторые набрасывались на тела гномов, срывали мохнатыми лапами с них доспехи и впивались своими жвалами в плоть, жадно чавкая вырванными кусками. Другие же ползли в сторону человека.

Невозмутимый инквизитор, повидавший за жизнь такое, от чего иные сходят с ума, завопил от ужаса. Он еле протиснулся в узкое отверстие и побежал без оглядки вслед за быком. Лучше бы тот оставил дверь на месте.

— Стой, дурила! — крикнул выглянувший из-за поворота Адинук. — Никто тебя не тронет!

Де Деса не услышал. Он в страхе бежал, одержимый только желанием спастись.

Эльф пожал плечами и потрепал по жуткой черной голове Милену, семенящую рядом с ним.

— Хорошая моя, я, конечно, рад, что пауки-отступники могут размножаться без самцов, — пробормотал бард, — но ты не могла бы как-то ограничить эту свою тягу все время откладывать яйца?

Арахнида в ответ возмущенно защелкала жвалами.

— Понимаю, что это сложно, но я как-то не рассчитывал на такую ораву. Гномов может на всех не хватить.

Глава 42

«У страха нет рассудительности, только опрометчивость».

— Гарб, жрец Бирканитры

Сандро с трепетом ожидал возвращения гоблина. Для встречи он облачился в лучшую мантию цвета ночного неба и на всякий случай быстро пролистал несколько книг по некромантии. Вряд ли темные заклинания помогут, но чтение успокаивало. Если колдун переставал отвлекаться, то дрожь в руках только усиливалась с каждой минутой ожидания.