Плоды мести

Бровь Михеля взмыла вверх. Шаман спохватился, но неосторожные слова уже слетели с языка.

— Пробелы в моей памяти мы уже обсуждали, — сухо заметил монах. — Скажи, зачем ты это сделал? Я вряд ли сам попросил стереть мне память.

— Я хотел как лучше, — пролепетал Гарб, съеживаясь так, что казалось, будто теперь невысокий человек смотрит на гоблина-переростка сверху вниз, а не наоборот. — Ты был убит горем.

Человек закрыл глаза и стал раскачиваться с носка на пятку и обратно, шевеля при этом губами. Черты лица исказились и никак не напоминали маску безмятежности, которую монах обычно носил. Он пытался успокоиться, но получалось с трудом. Гарб это увидел и испугался. Таким всегда спокойного и уравновешенного Михеля ему видеть еще не доводилось.

— Это моя память! — рявкнул он так, что жрец Бирканитры машинально вцепился в посох и рефлекторно выставил щит мага.

Не то чтобы это могло как-то помочь против разъяренного мракоборца.

— Это, должно быть, больно. Извини, пожалуйста, — жалобно пробормотал Гарб.

— Извини? — еще больше взъелся монах. — Что ты хотел сказать этим словом? Вот если я тебя сейчас ткну пальцем в глаз, а потом извинюсь, тебе же сразу станет от этого легче? Да, клянусь Все… м святым, это больно.

Гарб растерянно стоял, не зная, что ответить, но монах неожиданно смягчился. Он по старой привычке едва не помянул Вседержителя, от которого отрекся. Это остудило гнев.

— Можешь вернуть то, что забрал?

Гоблин неуверенно покачал головой.

— Боюсь, слишком много времени прошло. Можно попробовать вернуть во времени заклинание с помощью посоха, но ты же знаешь, как он непредсказуемо функционирует в таких случаях. Может вообще стереть память начисто.

Михель тяжело вздохнул.

— Тогда хотя бы расскажи, но предупреждаю, если ты утаишь хоть что-то, я тебе больше не друг.

Гарб поколебался секунд десять, но под тяжелым взглядом человека сдался и его прорвало. И он рассказал про Бездну, и кто такая Хиенна, и как Михель влюбился в нее без памяти, про превращение Каввеля и про борьбу с древним титаном Минору, который оказался совсем не титаном. Он все говорил и говорил, а человек внимательно слушал, усевшись на мягкий ковер со скрещенными ногами и подперев ладонью подбородок. В подробностях описав гибель Бурбалки, шаман всхлипнул и шмыгнул носом.

— Вот так мы и выбрались оттуда, — закончил он. — Будешь со мной дружить? Если не будешь, я пойму, только не бросай нас.

— Значит, я ее любил, а она умерла, — отрешенно пробормотал Михель. — Это кое-что объясняет, но не все. Не брошу я вас, даже не надейтесь.

Ловец духов едва не разрыдался, но глубоко вздохнул и задержал дыхание. Затем медленно выдохнул. Помогло.

— Остались белые пятна в моих воспоминаниях, которые твой рассказ мне не раскрыл, — человек напряженно морщил лоб, видимо, силясь вспомнить что-то еще. Что-то важное.

— Чего ты не помнишь? — осторожно спросил Гарб.

— Я не помню, за каким бесом я подался в послушничество, — стукнул по ковру кулаком Михель.

— Ты говорил, что пошел искать к монахам помощи из-за незакрытого портала в склепе твоего деда, — напомнил гоблин.

— Да, я такое вам говорил, — согласился монах. — но это была не единственная причина. Я же еще с женушкой тогда поругался, но решительно не помню, из-за чего. И я не все помню из своего обучения. Какие-то навыки всплывают сами по себе, но в памяти нет ничего о том, как я этому учился. Есть какие-то предположения, с чем это связано?

Гарб глубоко вздохнул, окунулся в собственный разум и вдруг стал как бы гномьей счетной машиной, только живой. Эта способность впервые проявилась еще в детстве в подвале горящего дома. Затем напомнила о себе в трюме во время пыток и помогла выдержать то, от чего рассудок иначе бы непременно повредился. В таком состоянии гоблину раньше иногда удавалось доходить до сути вещей своим умом, если хорошенько перебрать все доступные сведения. Гарб, однако, старался не злоупотреблять этим умением: слишком уж много сил оно отнимало.

Мордочка гоблина в этот момент могла бы напугать даже не слишком впечатлительного Аггрха, но монах остался нечувствителен к такой метаморфозе.

— Перебираем факты и ищем причину, — принялся загибать когтистые пальцы шаман, обхватив посох подмышкой, чтобы не мешал. — Я стирал тебе память точечно — это раз. Точками приложения энергии Дэ было все, что тебя могло расстроить, то есть Хиенна и смерть Бурбалки — это два. Надежно стерлось, похоже, все, что с ними связано, включая все события в Бездне, — это три. Значит, то, что ты не помнишь, связано с гибелью нашего друга или с суккубой. Не должен помнить, но кое-что помнишь. Значит, кто-то успел вернуть тебе часть воспоминаний. Смерть Бурбалки с очень низкой долей вероятности могла повлиять на память из далекого прошлого, остается Хиенна. Если учитывать тот факт, что ты ругался с женой непосредственно перед уходом в монастырь, можно с восьмидесятисемипроцентной вероятностью предположить, что суккуба к тебе являлась раньше. То есть вы были в некотором роде знакомы еще до нашего попадания в адские миры. Если принять это за доказанное событие, то почти гарантированно ты ушел в послушники именно из-за визита к тебе суккубы. На этом анализ завершаю, потому что больше фактов нет.

Зрачки ловца духов вернулись в свою вертикальную норму, и он настороженно посмотрел на монаха. Тот молча встал и в порыве чувств обнял Гарба.

— Ты настоящий друг, извини, что я так, — сказал он, отстраняясь. — Теперь мне надо подумать.

— Не за что, — рассеянно отозвался Гарб, еще не до конца отойдя от усиленной работы мозга.

Человек порывисто отпрянул и вышел из комнаты так же бесшумно, как и вошел.

— Эй, а кто тебе память-то вернул? — запоздало спохватился гоблин, но вопрос не нашел ответа.

Оставшись в одиночестве, шаман еще некоторое время в задумчивости постоял в центре комнаты, потом запер дверь и обессиленно уселся в одно из кресел возле стола. Он чувствовал себя выжатым, как лимон. На еле уловимый ухом шорох сбоку гоблин среагировал уже почти привычным движением, выпуская заготовленное заклинание. Раздался звук падающего тела.

— За добавкой пришла, дуреха? Неужели понравилось? — не разлепляя век, спросил Гарб с улыбкой и получил в ответ с дюжину отборных гоблинских проклятий, приглушенных ковром. Видимо, хапуга упала лицом прямо в ворс. Пусть полежит, ей полезно.

Надо сказать гномам, чтобы вязали крепче, а не просто в клетку сажали. И дверь надо бы открыть, а то точно кто-нибудь выломает.

Глава 12

Проклятие это тебе не сглаз: просто так не наложишь, а после легко не снимешь.

Общеизвестный факт

Будь Каввель женского пола, на камбузе не досчитались бы посуды. Всей сразу и с одного удара копытом. Это ж надо! Обвели вокруг пальца, заставили раскрыть чувства, да еще в такой извращенной форме! И кто? Простая телуха и, стыдно сказать, человек! Ладно, не совсем простая. Полубогиня все-таки. Да и человечек, вроде, тот еще морской чертяка.

Минотавр не считал себя склонным к истерикам и поддаваться бессмысленному гневу вовсе не собирался, поэтому направил чувства в другое русло без лишней порчи ценного имущества. Он начал тренироваться, для чего пришлось немного распугать экипаж. Гномы, как оказалось, даже не думали перечить воле принцессы и с сонным зельем просто подстраховались, а уже Могара этим воспользовалась, как сумела.

Секиру пирату вернули сразу после освобождения, потому как ни один тауросу не простит долгого отсутствия оружия в своих ручищах, о чем Могаре было известно слишком хорошо. И все же она рискнула. Тренировка с оружием на борту грозила случайными жертвами, поэтому Каввель решил просто размяться, бережно уложив свой лабрис на палубе в пределах досягаемости.

Он оккупировал шкафут — центр верхней палубы буриги — так, что матросам приходилось опасливо пробираться вдоль самого борта, если служба вынуждала их идти мимо. Убедившись, что никто мешать не собирается, минотавр принялся отрабатывать удары рогами и копытами. Выпад, отскок, поворот, удар, еще удар с разворота и снова отскок. Голая грудь — по сегодняшней иссушающей жаре он был решительно настроен тренироваться без доспехов — вскоре покрылась потом. Воин так увлекся, что не заметил подкравшуюся Могару.