Страница 4 из 13
Наконец за каньоном показалась вода. Когда мы подошли ближе, я просто остолбенел: море было красивым, величавым и безбрежным. До самого горизонта только голубая вода, вода и вода…
По каньону осторожно мы спустились к морю. Дрожа от волнения, я с минуту стоял и смотрел на волны, которые медленно накатывались на берег. Потом, неожиданно для себя и Сергея, снял ботинки, носки и окунул одну ногу в воду – она оказалась ледяной! Галька, на которой я стоял, тоже была холодной.
– Ты что, очумел? – удивился Серега. – Неужели купаться собрался?
Я молча окунул вторую ногу в воду и стал быстро обуваться.
– Вода холодновата, – признался я, смущённо опустив голову вниз. – Мечтал не только увидеть море, но и искупаться…
Сергей, вытащив из кармана алюминиевую ложку, пошёл к скале, которая возвышалась над берегом и тянулась вдоль береговой черты на сотни метров. Она была вся исписана красками, исцарапана металлическими предметами: фамилии, инициалы, имена любимых девчонок, названия городов, сёл и деревень – почти вся Россия на одной скале! Сергей, усердно орудуя ложкой, тоже выводил название своего родного города.
Я сел на пригретый солнцем камень и, прищурив глаза, пытался там, на горизонте, увидеть остров Сахалин. Не увидев на горизонте ничего, кроме волн и белых барашков, откинулся назад и стал спокойно рассматривать море, о котором мечтал с самого детства. Мне показалось, что оно дышит, словно гигантский кит, издавая глухие вздохи. Присмотревшись, я понял: приглушённые звуки возникают оттого, что при отливе из воды постепенно поднимают свои лобастые головы камни-валуны, подставляя их под ритмичные удары набегающих волн.
«Вот так, – подумал я, – на протяжении сотен лет происходит извечная борьба моря и суши. Набегая на отполированные камни-исполины, волны вдребезги разбиваются о них, чтобы по каплям собраться в новую волну и ударить с новой силой. В этой беспощадной борьбе море берёт себе в союзники солнце, ветер и время. Постепенно валуны и прибрежные скалы уступают натиску волн, превращаясь в мелкий галечник. И тогда, наслаждаясь своей победой, волны лишь медленно и ласково перекатывают мелкие камушки там, где когда-то бушевали страсти».
– Толик! – крикнул Сергей. – Я уже нацарапал на скале своё имя.
Я встал с камня и подошёл к скале.
– Прекрасно, Серёга, – похвалил я друга. – Теперь ты точно войдешь в историю.
– Как бы нам эта история не вышла боком, – заметил Сергей. – Поговаривают, что иногда сюда заглядывает наш самый главный…
– Ты имеешь в виду нашего главного корабельного старшину?
– Именно его я и имею в виду. Пора сматываться, от греха подальше…
Но я тоже решил оставить о себе память на берегу Татарского пролива и ложкой большими буквами нацарапал ХАН, а внизу мелкими добавил – тамбовский волк.
– Ну как? – спросил я у Серёги.
Тот покрутил головой и остался доволен моим художеством.
– Здорово! – на мою похвалу ответил он тем же. – Особенно про тамбовского волка. Думаю, что такой оригинальной надписи на скале вряд ли найти. Ты – первый!
В казарму идти не хотелось, до ужина было много времени, и мы решили ещё побыть у моря.
Сергей пошёл смотреть надписи на скале: «Может, земляков из Барнаула найду».
– Семь бед – один ответ! – решительно произнёс я и снова сел на камень, наслаждаясь шелестом волн, набегающих на берег.
Прибой постепенно усиливался, и вдали на гребнях волн появилось много белых барашков. «Приближается шторм!» – вспомнил я примету бывалых моряков.
О море и моряках я читал много и всегда с большой охотой. Особенно нравились мне книги о плавании поморов на Грумант и Новую Землю, где они промышляли морского зверя: тюленей, моржей, белух и белых медведей. С интересом читал исторические романы и повести о великих мореходах и открывателях новых земель в арктических морях и на Тихом океане. Многие из них ради открытия и освоения новых земель отдавали морю свои жизни…
О море! Одним ты приносишь славу и счастье, другим – только горе; одних ты делаешь безумно богатыми, а других – совершенно нищими, отнимая у них всё, даже жизнь, ибо опасность и риск – твои вечные спутники. Но как привлекательна твоя сила! Невзирая на опасности, рискуя своей жизнью, многие поколения людей вот уже на протяжении веков стремятся освоить твои просторы и твоё богатство. И это у них получается: ведь всякие неудачи и поражения, в конечном счёте, приводят к победе. Недаром в народе говорят: «Нет худа без добра!»
Я вздрогнул, когда неожиданно на моё плечо сзади опустилась рука.
– Что, испугался? – засмеялся Сергей. – Душа ушла в пятки от мысли, что к тебе подкрался наш главный?
Я как ни в чём не бывало встал и улыбнулся.
– Ему сегодня не до нас. Юра сказал, что у него важная встреча с невестой: наш главный корабельный старшина решил обзавестись семьёй.
– Пора, – одобрительно кивнул головой Серега. – Сколько там на твоих флотских?
– Ровно семнадцать. Ещё успеем.
– Нет, пора возвращаться, а то на ужин опоздаем.
Кивком головы я дал согласие и ещё раз с любовью посмотрел на море.
Мечты сбываются…
Прошла неделя после нашей с Сергеем самовольной отлучки и прекрасного общения с морем. Но за всё хорошее, как водится, надо платить. Пришло время расплаты и для нас, хотя о наказании мы уже перестали и думать. Вечером, перед отходом ко сну, нас вызвал на ковёр главный корабельный старшина.
– Вам, – кивнул головой старшина в сторону Сергея, – за порчу казённого имущества объявляю три наряда вне очереди на камбуз! Какого имущества, надеюсь, догадались?
– Так точно! – бодро ответил Сергей и повторил меру наказания. – Разрешите идти?
– Идите, а перед сном подумайте о своём проступке. В следующий раз будете сидеть на гауптвахте.
– А Вам…
Он побарабанил пальцами по столу. У меня сразу мелькнула мысль: «Не к добру! Сейчас назначит трое суток гауптвахты».
– А Вам, Хитров, – улыбаясь, произнёс старшина, – два наряда на камбуз от меня и один от тамбовского волка…
– Есть три наряда на камбуз, – обрадовался я. – Разрешите идти?
– Разрешаю! Только в следующий раз наказание будет более строгим. Понятно?
– Так точно!
Я повернулся кругом и чётким шагом направился к выходу.
– Посмотрим, какой из тебя служака выйдет, тамбовский волк, – сказал мне вдогонку старшина.
Образцовый оркестр
Занятия по программе курса молодого матроса подходили к концу. Мы уже сдали зачёты по Уставам ВС, строевой подготовке, политзанятиям. Осталась самая малость – сдать зачёты по стрелковой подготовке, и мы готовы к принятию военной присяги! В штабе флотского экипажа уже имелись списки направления нас на корабли и в береговые части для прохождения дальнейшей службы.
По устройству самозарядного карабина Симонова (СКС) и пистолета-пулемёта Шпагина (ППШ), а также по нормативам их разборки и сборки наша рота не подвела главного корабельного старшину и заняла первое место. А вот что касается стрельбы… Первые пули у многих ушли в «молоко», в том числе и у меня. Мы были очень расстроены этим. Нас, отстающих, старшина построил отдельно от всей роты и, нахмурив брови, своим громовым голосом сказал:
– Подвели, черти полосатые!
И начались изнурительные многочасовые тренировки.
Однажды на очередном построении роты для следования в столовую на середину строя вышел незнакомый нам мичман.
– Есть ли в строю те, кто на гражданке играл в духовом оркестре? – спросил он.
С ним рядом был наш старшина роты, который добавил:
– Бывшие музыканты, два шага вперёд!
Из строя никто не вышел. Юра, стоящий почти рядом со мной, толкнул меня в плечо и в приказном порядке сказал:
– Выходи!
Я не мог ослушаться старшего брата и сделал два шага вперёд. Мичман, увидев меня, приказал:
– Подойдите ко мне!
Так неожиданно до окончания курса молодого матроса определилась моя флотская судьба: вместо службы на кораблях ВМФ, о чём я мечтал, меня направили служить в Образцовый оркестр Тихоокеанского флота. Служба в оркестре оказалась не только интересной, но и весьма полезной для моего интеллектуального развития и дальнейшей судьбы – в сентябре 1951 года я вновь (после Барнаула) поступил в десятый класс вечерней школы. Корабельная служба, как я потом сам убедился, такой возможности не даёт – выходы в море, учебные стрельбы, боевое дежурство и охрана морских границ страны. У кораблей, как известно, судьба одна – их дороги в морях!