Расчет пулей

Влад посмотрел на часы. Было начало шестого. Он отлучился из фирмы на полчаса и должен был дежурить до семи. Но в крайнем случае можно будет попросить старушку Элечку. Ей было двадцать пять, но она не была замужем и даже не имела любовника. Поэтому молодые девчонки из компьютерного центра называли ее старухой. Одевалась она просто и скромно. В ней не было ничего отталкивающего, но не было и какой-то жизненной энергии, точно она, едва родившись, уже устала от жизни. И в глазах у нее застыла такая тоска, что ей можно было временами дать не четвертак, а сороковник.

Влад набрал по мобильному свой рабочий телефон. Поглядел на чистое небо, на шумящую зеленую листву, на девушку с яркими губами и серыми глазами, стоявшую перед ним.

– Алло! Это Элечка? Еще раз тысячу приветствий. Я тут сижу у стоматолога. Колоссальная очередь. Духота! Наверное, обратно в контору не успею. Подмени меня сегодня и объясни начальству. А я сделаю завтра все, что ты захочешь.

– Все, что захочу? – с несвойственной ей игривостью заговорила Элечка. – Ну ладно. Только не отказывайся от своих слов.

– Не откажусь, – пробормотал Влад, когда Элечка повесила трубку. – Надеюсь, это не будет общая постель...

Незнакомая девушка все еще не ушла, и этой удачей следовало воспользоваться. В широкой стеклянной витрине ее ладненькая фигурка отражалась со спины. Рядом с ней он увидел собственную – молодой длинный парень в джинсовых брюках и желтой куртке – чем не жених? И столько изящества, элегантности было в нем, по мнению Влада, что девичий интерес к нему был вовсе не удивителен. Следы недавних побоев еще виднелись на его лице. Но Влад решил, что объяснит это своими подвигами на ринге. Один из приятелей после первенства Москвы по боксу был в гораздо худшем виде.

– Пойдемте, я покажу, где можно перекусить быстро и дешево, – сказал он незнакомой девице. – Кстати, а почему обязательно быстро?

Мелькнул большой серый глаз, прикрытый пушистыми ресницами.

– Потому что сегодня я уезжаю.

– Куда?

– В Иркутск.

– Почему так далеко?

– Я там живу.

– А здесь, в Москве?

– Поступала в институт. Провалила экзамен.

– В какой, если не секрет?

– Ваш вопрос напоминает мне старую карикатуру. Помните? Старушка разбила банку с молоком, а проходящая женщина спрашивает участливо: «Почем брали молоко?»

– Я, между прочим, могу дать совет, – обиделся Влад. – Есть разные институты. Разные сроки сдачи экзаменов.

– Нет, я уеду, – последовал ответ.

– Где же вы там живете, в Иркутске?

– В центре.

– Рядом с озером Байкал?

– Нет, до Байкала надо долго ехать.

– На чем? На телеге?

– Зачем? На машине. Я хоть родилась в Иркутске, а была на Байкале всего три раза. В последний раз искупалась там и заболела. Вода очень холодная.

– Это ваши музыканты Овечкины когда-то угнали самолет?

– Пытались угнать.

– Зачем они это сделали? Ведь, кажется, все у людей было: и почет, и слава, и квартира. Словом, все блага.

Девушка не согласилась:

– «Блага» – это только с нашей точки зрения.

Влад искоса взглянул на склоненную девичью головку с длинной русой косой. Очевидно, девица была из тех, кто обо всем имеет собственное мнение. Даже косою своею вроде бы как хвастается. А мода-то на косы давно прошла. Эйфория, охватившая Влада при встрече с незнакомкой, слегка поутихла.

– Интересно, как вы себе это представляете? И сколько вам было лет, когда эти Овечкины погибли?

– Немного. Но мои родители знали их. И я сужу по их рассказам. Это была крепкая многодетная семья, каких сейчас уже нет. Отец, правда, был пьянчужка, зато мать великая трудяга. На шести сотках вместе с детьми она выращивала кучу продуктов и корма для коров, свиней, кур. Мать с сыновьями работали от зари до зари. Потом каким-то образом в их дом вошла музыка. Они создали ансамбль. Музыкальные инструменты покупали на свои собственные деньги. У всех от мала до велика обнаружился талант. Их стали показывать на разных фестивалях, на смотрах. А что такое фестивали? Там денег не платят. Похлопали, прослезились, облобызали, и – привет! Езжайте обратно. Средства для жизни давало по-прежнему только домашнее хозяйство, скотина, те несчастные шесть соток. Ну, конечно, начальство заметило. Шум-то на всю страну. И начали этих Овечкиных, что называется, душить в объятиях. Во-первых, уникальный ансамбль, где играли и старшие и малые, растащили по кускам. У чиновника ум узкий, мыслит он по шаблону: как лучше? Да так – учиться, учиться и учиться. Всех распихали по учебкам. Самых малых из Иркутска в Москву увезли. Мать одна осталась. Ни работы, ни музыки. Ну мать-то не семижильная, одной не справиться. Забрала она детей из учебок этих. Но играть им самостоятельно ради заработка не давали. Не положено было. Противоречило социалистическим принципам. Боялись, если так позволить зарабатывать, все станут богатыми. И некому будет варить сталь, грузить картошку. Это сейчас на любом углу встань с гитарой, поставь шапку у ног и собирай, сколько сможешь. А тогда запрещалось, преследовалось. Музыкантам Овечкиным аплодировали на смотрах и фестивалях в разных городах. Но не позволяли музыкой копейку добыть. Только скотиной и домашним хозяйством держалась семья. Но ведь как-то эту известную семью надо было отметить. А ну, если заявятся иностранцы поглядеть, как живут известные музыканты? А у тех одна бревенчатая клеть. Самим же чиновникам худо и будет. Иностранцев на Руси стали бояться с петровских времен. Если чиновничьему благополучию что-то грозит, он наизнанку вывернется, а выход найдет. Вот чиновники и учудили: дали многодетной семье две квартиры. Кто их упрекнет? А что квартиры на конце города – неважно. Чтобы коров подоить да скотину накормить, напоить, надо через весь город в четыре утра ехать, тоже неважно. Кстати, на чем? Переехали Овечкины в новые квартиры, стали приспосабливаться. И пришлось им постепенно ликвидировать скотину, хозяйство – единственную свою опору. И пришла нужда. Повезли их как-то в Японию народные таланты показывать. Там – снова успех, аплодисменты. А по возвращении, в родном доме, опять нужда. Они и решились рвануть за рубеж. Остальное известно. Годика три спустя им бы не пришлось никуда уезжать. Но они и подумать не могли, что все переменится и они смогут играть где угодно. Да и кто бы мог предположить?

Шагая рядом с девушкой, Влад едва вслушивался в ее слова. Его успокаивала неторопливая и складная речь. А главное, он все больше проникался сознанием, что ему повезло. Девушка оказалась на редкость интересна, чего он сразу не понял. Прошли несколько минут общения, и он уже не видел, хороша ли фигура, красивы ли глаза. Он чувствовал, что произошло событие, и это событие захлестнуло его.

– Значит, вы патриотка Иркутска? – спросил Влад.

Не отрицая, девушка взглянула на него с некоторым изумлением.

– С чего это вы взяли? То есть конечно. Я там выросла...

– Все одобряете, никого не осуждаете.

– Я не одобряю, а пытаюсь объяснить то, что поняла сама. Как можно одобрить, если была убита девушка-бортпроводница?

– Там, я читал, много народу было покалечено.

– Людей покалечили спецназовцы или, вернее, попросту солдаты, бравшие штурмом самолет. Штурм не удался, но Овечкины взорвали себя. И когда по аварийным трапам стали выбрасываться люди, солдаты устроили избиение и стрельбу, подозревая в каждом бандита. Ну, в общем, как обычно.

Они подошли к метро, и Влад задумался.

– И что же вас ждет в Иркутске? – повернувшись к девушке, спросил он.

Та улыбнулась:

– Не так уж мало. Мама, младший брат. И поиски работы, конечно.

– А почему бы не поискать работу в Москве? Здесь больше возможностей, – посоветовал Влад. Мысль о том, что девушка уедет через несколько часов, стала вдруг подтачивать спокойствие.

Пшеничная коса перелетела со спины на грудь, и тонкие девичьи пальчики забегали по ней, заплетая и расплетая пряди.

– Нет уж, – произнесла девица с убежденностью. – Надо отдышаться от Москвы. Может быть, на следующий год снова приеду поступать. А может быть, найду в Иркутске свою судьбу.