Страница 95 из 118
До меня это доходило с трудом – за монастырскими стенами плохо слышен плач голодных детей. Лишь по нескольким скупым письмам Анджелина Маса да донесениям летописцев и можно было судить, что было в тот год.
В год, последовавший сразу за рождением моего сына. Сына, который ныне, выросший, пришел в мир. И которого хотели остановить уже тогда.
Черный всадник.
Боги послали Охотника Ратегаста за богиней, осмелившейся нарушить вековечный закон. Смерть не может даровать жизнь. Ей не дано было стать матерью, но богиня полюбила смертного – и родила ребенка. Ребенка, который самим своим существованием нарушает равновесие мира.
Нам удалось скрыть младенца в глуши. Ящер, владыка подземного мира, принял его под свое покровительство. Но дети вырастают. И вместе с ними вырастают проблемы.
Первосвященник Свентовида говорил. Я сидел и молчал.
Глава 18
ГЛАВА 18.
- Что тут происходит?
Говоривший запнулся на полуслове. Обернулся.
В зал заседаний ворвалась Ханна Данская. Глаза вдовствующей королевы метали молнии, она тяжело дышала, ее вдовий плат сбился набок, словно ей пришлось бежать, сломя голову, но, признаться, мне было радостно ее видеть. Появление этой женщины отвлекало от тягостных мыслей.
- Королевский совет, - холодно ответила Августа.
- Вот как? – Ханна Данская остановилась на пороге, обводя всех тяжелым взглядом. – Собирается совет, а меня даже не поставили в известность! Почему я узнаю обо всем последняя?
- Потому, матушка, что это не ваше дело, - холодно ответила королева Августа. Не забывайте, что срок вашего траура еще не истек. И вам вовсе запрещено покидать покои.
- Глупости! Сейчас не то время! Я – королева…
- … бывшая.
Бывших королев не бывает! – гордо вздернула подбородок та. – Тем более, если королева – мать наследника престола!
Я заметил, как дернулось лицо старшей дочери короля Болекрута. Она тоже готовилась стать матерью. И, если все пойдет хорошо, ее ребенок тоже может стать наследником. Или наследницей престола.
Нет, не сможет. Если родится девочка. Ибо дочь дочери на троне… сейчас, в такое время!..
- Но в стране не может быть двух королев… матушка… Впрочем, - Августа снова была спокойна и холодна, - мы можете остаться. Мы выслушали кое-кого из советников и хотим теперь спросить вашего мнения. Как нам следует поступить?
Большая часть лордов тут же обернулась на первосвященника Свентовида. По сути, на совете успел высказаться только он.
- Боги готовы дать совет, - произнес он.
- И мы поступим так, как велят боги! – Августа пристукнула ладонью по подлокотнику кресла. – Сегодня же!
Старец важно кивнул головой.
Я сидел и молчал. В отличие от всех остальных, мне не было нужды молиться богам и ждать их ответа. Я знал его. Я помнил ту встречу в лесах. Помнил черного всадника, черных псов, чьи тела обагрили кровью снег. И слова Ратегаста, который призывал меня встать вместо них.
Стать гончим псом богов, идущим по следу жертвы.
Идущим по следу собственного сына.
Город пал. Он защищался долго. За оружие взялись не только мужчины – даже женщины и подростки хватались за копья и топоры, кидали камни и лили на головы осаждающих кипяток. Но что копья и стрелы тем, кто уже умер? Что кипящие вода и масло тем, кто лишен возможности чувствовать боль? Разрубленные, сваренные вкрутую тела мертвяков слой за слоем устилали землю под стеной, а по ним равнодушно карабкались новые орды. В отличие от людей, они не останавливались, не уставали и не отступали. И наконец кто-то первым перевалился через гребень крепостной стены, навалился на выставленные копья, оттесняя защитников от пролома, в который тут же хлынули остальные.
Да, этих немногих легко убили, но по пятам за мертвыми шли живые. И когда первый из них вступил на стену, город был обречен, потому как этот человек был некромантом.
Он вскинул руку – и немногие убитые защитники города восстали, чтобы обрушиться на своих бывших соратников со спины. На стенах началась паника, которая быстро перекинулись на улицы, когда вслед за первым живым человеком на стену забрались другие. Сражаясь плечом к плечу с восставшими мертвецами, они прорвались к крепостным воротам, открывая их изнутри. В город ворвались конные – и три часа спустя все было кончено.
Немногих уцелевших горожан – в основном старики, женщины и маленькие дети из тех, что прятались по домам – согнали на площади, где стоял замок лорда и главный – и единственный – городской храм. Где-то еще скакали и храпели кони. Где-то еще звенели мечи, сражались и умирали люди – в закоулках и переулочках добивали последних уцелевших защитников, но здесь уже воцарилась гнетущая тишина, которую только подчеркивал плач детей и женщин.
Откуда он появился, не заметил никто. Но внезапно на площади возник стройный юноша с пустым холодным лицом. За его спиной стояли трое – двое мужчин и женщина, но на этих троих никто не смотрел. Юноша с пустым лицом притягивал к себе все взоры. Глядя на него, заходились плачем дети, а взрослые задыхались от ужаса. Слегка запрокинув голову, юноша осмотрел храм.
Откуда-то выволокли двух жрецов, старого и молодого, бросили на землю. Оба были избиты, жреческое одеяние порвано. Старый завозился, и молодой потянулся к нему, чтобы поддержать.
Старый запрокинул голову, встретился взглядом с юношей. Хотел что-то сказать, но лишь захрипел, выкатывая глаза и трясясь.
- Вижу, ты узнал меня, старик? – прозвучал холодный голос юноши.
- Т-ты…ты-ы-ы… изыы-ы-ыди, - прохрипел старик.
- Узнал, - кивнул тот. – Что ж, тогда нечего тратить время. Взять!
Несколько рук потянулись, хватая обеих жрецов. Молодой пытался сопротивляться, но ему скрутили руки за спиной. Старого ударили по голове так, что тот потерял сознание. Не обращая на них внимания, юноша поставил ногу на первую ступень храма. Из темного провала на него пахнуло запахом жертвенных курильниц.
- Слишком долго, - прозвучал его голос, - слишком все долго терпели. Время пришло. Пришел день гнева. И я – тот, кто принес вам гнев… Сюда их! Всех!
Он шагнул внутрь храма. За ним пинками, тычками, ударами копий погнали сбившуюся на площади толпу. Некоторые люди шли охотно – как-никак, в храм, под защиту богини.
Статуя Мокши высилась на небольшом постаменте, покрытом резьбой, изображавшей различные плоды земли. У ее ног стояла чаша, полная свежих фруктов. Горело несколько лампад. Пахло яблоками и выпечкой.
- И это вот все жертвы? – юноша взял одно яблоко из чаши, сдавил в кулаке так, что из-под пальцев брызнул сок. – Вы бы еще леденцов сюда положили! Неудивительно, что она не смогла вас защитить…
- Мокша… мирная богиня, - процедил молодой жрец. – Она дает нам…
- … силу? Силу дает это!
Яблоко взвилось, подброшенное умелой рукой. Оно не успело еще долететь до высшей точки и начать падать, как сверкнул вылетевший из ножен меч, и наземь упали уже две половинки.
- Железо – вот сила. Железо – кровь земли. Кровь! Вот, что пробуждает силу и взывает к богам! Кровь и огонь!
Он развернулся, взмахнув мечом, и голова старого жреца отлетела, отсеченная с одного удара. Собравшиеся женщины и дети закричали, кто-то заплакал, кто-то взмолился богине.
- Да будь ты… - налились кровью глаза молодого жреца. – Будь ты пр-роклят… ты-ы-ыы…
Он рванулся из державших его рук, кинулся на юношу – и захрипел, когда другой меч вошел в него со спины, выставив из грудины окровавленный кончик.
Дождавшись, пока тело упадет на пол, орошая его кровью, тот поверх него кивнул одному из своих спутников и подошел ближе.
- Проклят? – наклонился, поставил ногу на еще бьющееся в судорогах тело. – Может быть, тобой?
Убрал ногу, пинком отшвырнул окровавленные останки. Сделал шаг. Вздрогнул, когда в спину повеяло холодом. Обернулся. Рядом со статуей Мокши стояла другая женщина.