Страница 31 из 64
Руслан допытывается, что случилось и почему, кто меня обидел, что сказал. Волнуется за меня, трясется, нервничает, когда молчу и ни слова не говорю. Не знаю что. Никто ведь не обижал, просто… я снова зависима от него. С ним хочу быть рядом, обнимать, касаться губами, трогать руками и строить отношения. Потому что с другими не получается. Тело и разум попросту не отзываются. Я будто рядом нахожусь и вместе с тем где-то далеко. Не слушаю, не смотрю, не отвечаю на ласки.
— Ты холодная. Лёд, понимаешь? Трогаешь тебя и сбежать хочется! — сказал последний, с кем я пробовала завести отношения.
Мы расстались, и я больше не пыталась. Решила, что у меня есть дочь, на ней и сконцентрирую внимание, а остальное… не имеет значение. А с ним вот… снова в омут. Опять больно в душе и хорошо одновременно. Когда смотрит так, что сердце заходится в диком ритме, когда целует, трогает, когда занимаемся любовью…
— Поверь мне, пожалуйста, — шепчу куда-то ему в шею. — Я больше не смогу без тебя столько.
Впервые показываю ему свою слабость. Плачу и умоляю. Не гордо вскидываю голову и пытаюсь быть самостоятельной, дерзкой, грубой. Хочется быть слабой с ним хотя бы сейчас. Показать, что на самом деле не льдинка, что нуждаюсь в нем и что без него я ничто. Дать понять, что я не робот и не машина, которая работает по часам, а женщина. Ранимая, со своими тараканами в голове, с мыслями, что регулярно терзают душу и вынуждают поступать нерационально. Иначе я уже пробовала.
Как итог — он не видит во мне ту, кого нужно защищать, потому что от недавних пор я сама могу о себе позаботиться. Защитить, дать отпор. Он, как мужчина, теряется рядом со мной, отходит на второй план, перестает принимать решения и иметь право голоса. Возможно, поэтому он защищает ее, успокаивает, говорит ласково и на приглушенных тонах. Потому что знает — она слабая, а я справлюсь сама?
— Я уже тебе верю, — спокойно говорит он, касаясь моих волос.
Проводит по ним рукой, запутывается в прядях, чертыхается и перемещает ладонь на спину. Жмет к себе, целует в висок и говорит:
— Может ну его всё? Я не хочу возвращаться обратно.
Глава 33
Руслан
Я чувствую себя как меж двух огней. С одной стороны Оля, которой периодически плохо и она требует внимания. А с другой Аня и Ксюша. Они стали дороги мне за какой-то месяц, я прикипел, привязался к обеим настолько, что не представляю без них своей жизни. Но и Олю оттолкнуть не могу. Хочу ей как-то помочь, ищу специалиста, который сможет справиться с ее проблемой. Возможно здесь, в Германии, врачи действительно смогут помочь с паническими атаками и пропишут действенные лекарства. Может быть, она отвлечется и перестанет думать о том, что с ней произошло, прекратит вспоминать.
Я знаю, что Ане трудно воспринимать Олю как ту, кому нужно помогать. Она смотрит на нее с подозрением и едва скрываемым раздражением, но все равно соглашается пойти с той в торговый центр. Мне остается только тихо благодарить свою женщину и уверять, что с дочкой все будет в порядке.
По-другому и быть не может, потому что малышка девочка послушная. Когда она просыпается, я первым делом кормлю ее заказанным в номер ужином. Потом мы читаем книги, играем в мозаику и собираем конструктор. Перед сном я читаю ей сказку и иду ждать Аню в гостиной, включаю телевизор, а когда просыпаюсь вижу перед собой ее. Она жмется ко мне, обнимает и требует разговора. Хочет рассказать мне обо всем, а я почему-то даже слушать не хочу. Какая разница, что тогда произошло? Я уверен, что отец соврал, знаю, что она говорит правду и мне совсем неважно знать обо всем дословно.
Но это нужно ей. Она должна рассказать обо всем, чтобы позволить нам идти дальше. Она не говорит об этом, но я вижу это в ее глазах. Читаю во взгляде и чувствую эту потребность.
— Я не находила себе места, когда тебя арестовали. Понятия не имела, что происходит и что будет дальше. Думала, что это нелепая ошибка, что твой отец скоро освободит тебя и все будет в порядке, — она сглатывает, упирается лбом мне в плечо и переводит дыхание.
— Я не хочу это слышать.
Это чистая правда. Я до последнего не общался с отцом, а когда он умер, выдохнул. Так о родителях не говорят, конечно, и я должен бы вспомнить что-то позитивное, но почему-то не получается. Сколько себя помню, мы постоянно ссорились. Я его ненавидел, он считал меня наркоманом и думал, что ничего путнего из меня не выйдет. Я ненавидел его вначале из-за матери, а потом из-за нее. Теперь хочу, чтобы он был жив. Искренне. Хочу отомстить, сделать хоть что-то. Не быть таким равнодушным и хотя бы начистить ему морду.
— Я слабо помню, что происходило в те дни. Знаю, что я ходила в отделение, но так ничего и не добилась. Твой отец приехал потом, рассказал, что тебе выдвинули обвинения, что будет суд и что у моего бывшего, якобы, хорошие адвокаты. Я ведь тогда понятия не имела, что у Ивана просто не может быть адвокатов, — она всхлипывает. — Да и откуда они у него? В карманах ни гроша, да и мозгами он работать никогда не умел. Об этом я думала потом, как и о том, что вряд ли тебе бы светил серьезный срок.
— Я вообще ничего не понимал, — признаюсь ей. — Знал, что нанес серьезные повреждения и за такое могут дать не только штраф, но и чего серьезнее. Я надеялся на отца.
А вот это совершенно искренне. Я и правда сидел в той сырой камере и думал, что папа меня вытащит. Он наверняка уже на полпути к отделу и вот-вот всё решит. Когда провел там одну ночь, вторую, засомневался, а когда пытались выбить ответы на вопросы — дошло, что все плохо. Я тогда еще не знал, насколько.
— Я к тебе шла в полной уверенности, что все будет хорошо. Что раз твой отец устроил нам свидание, он обязательно сможет тебя вытащить, нужно только подождать, — Аня встает, садится на диване и вздыхает.
Вижу, что ей трудно продолжать. Аня тяжело дышит и шумно вздыхает, нервничает, вспоминая то, через что прошла.
— Я только потом поняла, что у него был план. Я должна была увидеть синяки на твоем теле, чтобы проняться сочувствием и сделать “правильный” выбор. Я поняла это уже потом. Когда он сказал, что я должна тебя бросить, что ты все равно меня забудешь, и я должна тебя отпустить ради будущего. Что такая, как я тебе не нужна.
Я ожидал чего-то подобного и даже хуже. Отец всегда был жестоким и шел по головам. Он и состояние сколотил на том, что делал несчастными остальных: меня, мою мать и брата. Кирилл зажил только после его смерти. Его к себе мать забрала, хотя конечно не должна была, потому что ей он, по сути, никто. Но ему идти некуда после смерти отца было, его мамаша о нем благополучно забыла, а моя, конечно же, не могла оставить парня.
— Он не имел права решать, — произношу, потому что хочу, чтобы она это знала. Отец любил вершить чужие судьбы, лезть туда, куда бы не стоило, но упорно делал то, что считал нужным.
— Я знаю, что не имел, — она кивает. — Но ты представь, каково мне было, когда ты там, весь избитый, в крови и ранах, и я могу тебя спасти. Нужно лишь… сказать, подтвердить, что всё было у нас… с ним, — она сглатывает. — Я отказалась вначале, а потом поняла, что не могу так. Не могу оставить тебя там. Ты ведь спас меня тогда, защитил от мужа и… я видела, что тебе там нелегко.
Я пытаюсь стойко держаться и молчать, а ведь хочется столько всего сказать. Мысли кружатся в голове одна за другой, сменяют друг друга, но я упорно молчу. Да и что говорить? Пытаться изменить то, что случилось еще шесть лет назад? Как я вообще мог поверить? И упорно не видеть, что все ложь долгих шесть лет.
Наверное, мы должны были разойтись, чтобы повзрослеть и понять свои ошибки. Аня сожалеет, а я чувствую себя придурком. Идиотом попросту, который поверил отцу. Я ведь знал, какой он и понимал, что она никогда… усомнился. Он ведь столько слов мне наговорил, попадал в цель. И мужа ее приплел, который тоже наверняка страдает, потому что его бросила жена.