Страница 2 из 5
Сельские трагедии
По материалам местных и центральных газет.
«После всяких «неприятий» мир бесповоротно принят во всей совокупности красот и безобразий»
С. ГородецкийГлава 1
Небо прощалось с присутствием дня.Всадник, покинув лихого коня,На перепутье у дальних дорогВечером поздним в засаде залёг.Ночь так тревожно стучится в окно,По телевизору гонят кино,Каша в подушках и борщ на плите,Кто-то скрывается там в темноте.С речки прорвался на миг холодок,Пуля бандитская вскрыла висок.Всадник в пыли там остался лежать,Помощь ему не пришлось вызывать.Утром, едва лишь забрезжил рассвет,Гроб принимает дощатый паркет,В нём лейтенантик, причёсан и чист,Отвоевался кавалерист.У изголовья – вся в чёрном жена.Спрятать страданье не в силах она.Слёзы застыли в округлых глазах,То ли от муки, а может, в грехах.Как алкоголики, выпив духи,С храпом, в надрыве поют петухи.И «а’капелла» старухи ведут —Повод хороший и стопку нальют.Поп бородою залёг меж грудейУ многолетней супруги своей.Слухи о смерти пришли к попадье,Челюсти поп перепутал в беде.В рясе, с кадилом, спросонья мыча,Принял с устатку стакан первача.Пряча у гроба невинность в штаны,Поп вспоминал аномальность жены.В доме молитвы, стенанья и плач,Ходит по кругу проклятый первач.Мыслей остатки тлеют в мозгах,Мало кто твёрдо стоит на ногах.Местный затейник взглянул на часы,И над толпой пронеслось: «Выноси!»Гроб с перекосом на плечи упал,Ловко покойника кто-то поймал.Гроб продвигался на вынос вперёд,Шумно молился пришедший народ.Вот позади и родимый порог,И впереди не осталось дорог.Все проскакали, промчались, прошли,Многие в этой степи полегли.Ну, а живые в последний походМёртвых выносят ногами вперёд.Больше не будут по полю скакатьИ в рукопашной бандитов встречать.В мире покой. Нет часов и минут.Вечность душе предлагает приют.Глава 2
А вслед за гробом, как на редут,Однополчане с трубою идут.Тащится знамя, как алая кровь,Криком кричит молодая свекровь.Грига трубач верхней нотой достал,Кто-то от страха в могилу упал.Скинулись «хересом» и огурцом,Чтобы бедняга не двинул умом.Пахнет сиренью, махоркой, вином,Потом крестьянским и конским «добром»…Но горный ветер приносит озон,Нейтрализуя издержки времён.Рядом с могилой холм свежей земли,Грустных берёз молодые стволыВетви взметнули, как руки, прося:«В землю не надо. Взлети в небеса».Но решено всё в таинственной мгле:Дублеру Христа не бывать на земле.А потому знак традиций таков —Спрятать покойника в толщу веков.В речи прощальной отметил комбатНевосполнимую горечь утрат(В светлое завтра шагает страна) —И в заключенье вручил ордена.Гроб забивали уже веселей,Не попадая по шляпкам гвоздей.Каждый за ручку вдову подержал,Землю в могилу три раза бросал.И на поминках, почтенье храня,К концу собрались уходящего дня.Быстро до мерзости вновь набрались,И позабыли, зачем собрались.Глава 3
Из незапамятных дальних времёнЗнает история много имён:От страстного Демона и СатаныДо злого Мефисто из Гёте-страны.И для забавы, для пробы страстей,В муки повергнувши судьбы людей,Жизни сценарий писать без пера —Они режиссёры и мастера.Жизнь иногда возражала судьбе,Как в этой старой крестьянской избе.В разгаре поминки, водка рекой —Будни картины на выставке злой.Сцены мелькают, как пьянства фурор.Здесь ещё медлит фантаст – режиссёр.Вдова ещё в чёрном, очень строга,Держит зубами кусок сапога.О сапоге и не вспомнит комбат.Мысли шальные сквозь череп летят.Сразу желаний почувствовав зов,Гнётся под ним молодая свекровь.Старый трубач, захмелевший меж блюд,С туфлей вдовы исполняет этюд.Руки мужские лежат до утраВ брюках затейника выше бедра.Боговы слуги не вечно живут,Мира привычки с достоинством чтут,И, выполняя семейный обет,Поп с попадьёю грешат по чём свет.А во дворе у заборов и стенБьются участники массовых сцен:Пряжки взлетают солдатских ремнейНад головами крестьянских парней.И в драматизмом наполненный залЗритель случайный цветов не бросал,Быстро усвоив порядок игры —Буйство страстей отдалённой дыры.И это, конечно, не пьяный кураж —Рука режиссёра, дерзкий мираж.Актёры в экстазе вдруг падают в транс,Словно спешат отработать аванс.Он уже в зале – злой гений, бастард,Играет страстями, как в биллиард,Вгоняя их в лузы, словно шары,Хитро своей добиваясь игры.Вдруг прозвучало: «На сцену его!» —И режиссёра ведут самого.Он, жмурясь от взглядов, кланяясь в тьму,Будку суфлёра увидел в дыму.В будке под сценой, словно в гробу,Лицо человека с повязкой на лбу.Глаза в лихорадке, словно больны,Скулы худые и щёки бледны.Он хочет всё время что-то сказать,Но губы дрожат – трудно что разобрать.То, может быть, слов неудачный подбор?И на лице удивлённый укор.Этот укор, как поленья костра,Тепло сохраняя всю ночь до утра,Внутри обгорев, словно пепла обвал,Усталым огнём режиссёра обдал.