Ты мой слэм-данк

— Ты знаешь, в норме. Как приехали, ни разу не прыгнуло. Наверное, свежий воздух и покой помогают.

— Это отличная новость. Анечка не капризничает? — ставлю разговор на громкую связь, кладу гаджет рядом и стягиваю с себя кофту.

— А она когда-нибудь это делала? Золотой ребенок. Еще бы не стремилась помогать, я бы сказала незаметный. Сегодня с утра за дедом ухаживала. Насыпала ему половину стакана сахара в чай, заботливая, — мама забавно хихикает, а мне на душе невозможно тепло и хорошо. — А вчера, Лиз, насмешила и нас и соседей.

— Что сделала? — стягиваю юбку, оставаясь в нижнем белье.

— Ты же помнишь Екатерину Максимовну?

— Угу, — киваю, усаживаясь на диван с ногами.

— Она же дама в теле и любит яркий макияж. Так вот. Вчера на огороде я готовила грядки под теплицу, ну и зацепились с Катей языками. Анечка рядом скакала как кузнечик. Соседка говорит: “Пойду, до магазина дойду. Кое-что куплю и себя покажу”. И тут Анечка выдала: “Правильно. Идите. Пусть все увидят какая вы красивая и толстая”.

— Ужас… Не обиделась соседка? — тру ладонью нос.

— Ты о чем? Аня сказала это с таким восхищением, что Екатерина Максимовна смеялась еще полчаса у забора. И про магазин забыла. Вечером уже пошла и Аню с собой взяла, разрешив накрасится своей косметикой. Я тебе потом фото отправлю. Мы с дедом отмывали ребенка до одиннадцати вечера. Голубые тени — это что-то с чем-то, скажу тебе.

— Мам, может мне приехать на выходных и привезти вкусненького? — перспектива рвануть из города мне нравится, но как вспомню, что три часа на электричке в одну сторону пиликать, так сразу все желание пропадает.

— Мы тебе всегда рады, доченька. Приезжай.

— Позовешь Анечку? — хочу услышать мою девочку. Как бы сейчас было здорово попасть в ее маленькие лапки.

Обычно дочь подходит, забирается на ручки и трется щекой о мою. Шепчет разные глупости типа: “Любимая мамочка самая красивая и зеленая”. Спрашиваю: “ Почему зеленая?”. А она: “Потому что кофта мягкая”. Ей три года. Внимание фокусировать не умеет. Быстро скачет от одной мысли к другой. Забавная. Смешная. Родная малышка.

— Мама? — тоненький голосок ласкает слух, и лучик света моей души рассеивает мрак и уныние.

— Привет, ягодка, — устраиваю мобильный удобнее у уха, отключая громкую связь. — Как дела? Чем занималась?

— Я видела ёжика!

Полчаса дочка рассказывает мне обо всем, что слышит, думает или чем впечатлилась. Внимательная растет. Заметила, что у деда носок дырявый, а потом пожаловалась, что бабушка не дала ей иголку и нитку, чтобы зашить.

— Мама, я пофла лепить пилимени. А то бабуфка сама все съест, — попрощалась со мной Анечка на свой лад, а мне так не хочется ее отпускать.

— Люблю тебя, ягодка…

— Ага, — смеется. — Целулю, мама.

И я тебя, детка, целую.

Иду в душ. Заодно запускаю стирку. Надеваю халат и собираю волосы в хвост. Готовить, когда одна, совсем не хочется. Заглядываю в холодильник, думая, чем перекусить. Останавливаюсь на мысли о теплых бутербродах и чае. Нарезаю батон, ветчину, помидор и сыр. Складываю послойно и ставлю в микроволновку. Завариваю свежий жасминовый чай и устраиваюсь на угловом диванчике, у окна.

Расплавленный сыр обжигает пальцы. Дую, цепляя с краю, наблюдая, как тянется сливочная нить. Как только жар сходит, беру в руку бутер и подношу ко рту, посматривая в окно.

Погода — прелесть. Почти летние краски радуют. Вот только аппетит у меня мгновенно пропадает, потому что под моими окнами у статусной черной машины стоит Голицын.

— Какого черта… — произношу вслух, опуская “ужин” обратно на тарелку. Рука сама опустилась, хотя рот все еще оставался открытым.

Телефон пугает звонком, разгоняя сердце в галоп. Внутри все леденеет от страха. Что происходит-то?! Срываюсь за гаджетом, смотрю на экран: “Неизвестный номер”. Встаю у окна и гляжу на худший кошмар. Он нажимает что-то на вотче и мажет пальцем у уха. У него наушник?

Мелькает шальная мысль, что я сплю. Других объяснений попросту нет. Нарушая свои же правила, принимаю вызов, выдавая ошарашенно:

— Слушаю…

— Откроешь дверь, Лиза… Андреевна? — оглушает голос Голицына, и его взгляд мгновенно ловит меня за стеклом.

Глава 7

Не собирался я ехать к выдре, но она меня взбесила. План рисовался припугнуть на выходе из универа. До окончания ее гребаных лекций я крутил зачетную киноленту, где зажму рыжую у стены, вклинюсь коленом между ног и вздерну на уровень глаз. В этом деле ее балахон очень в тему: ткань натянется, и движения ниже пояса станут ограничены. Потом я бы добился покорности и раболепного взгляда, а если нет, то в усиление эффекта пошел бы адрес и телефон. Чтобы ходила и оглядывалась. За добытую инфу я Анискиной все косяки простил, в надежде, что она новые заработает. Как ей удалось узнать личные данные преподши — хер проссышь.

Пока мы ждали Дюймовочку, я набрал Терехину. Тот пообещал, что на следующей неделе поиграем. Порядок с его ногой. Настроение улучшилось. Уже и жестить не хотелось. Разве что припереть к стенке очкастую, и то без насилия над личностью. Скорее, познакомиться. Поближе, бля.

Общение с дядькой разметало к херам настроение. Чудом удалось не разбить ему нос. Заебал своими нравоучениями. Он лучше всех знает, как живет мать и что творит отец, но упорно делает из меня малолетнего придурка.

Полгода назад я сидел в библиотеке, когда стал свидетелем разговора между отцом и Владиславом. Читалку и кабинет папаши разделяет лишь несколько стеллажей с книгами, так что слышимость, будто сам участвуешь в беседе.

— Ростислав, кончай таскаться, — голос Влада звучал совершенно не в той тональности. Родной брат матери скорее делился знанием, чем действительно хотел защитить сестру. Я бы за свою убил, реал…

— Опять жалобы поступили? — раздался звон хрусталя. Понятно, что папаша решил плеснуть алкоголя для приятного общения. Ему по хер.

— Снова, друг. Снова. Видела тебя с кем-то у отеля.

— Забавно. Это все? Или ты с определенной просьбой заглянул? — мой предок любит прямоту. Только с мамой поступает как мудак. Не отпускает и счастливой не делает.

— Организуй мне турбазу на лето. Хочу перед защитой дипломов выпускников свозить на отдых.

— Присмотрел себе студентку? — хмыкнул отец.

— Сделаешь?

— Сделаю. А ты прекращай лезть в нашу семью. Свою просрал, мою не трогай.

— Я лишь хотел, чтобы ты был внимателен и развлекался аккуратнее.

— Удачи, Влад. Позвони ближе к поездке.

В общем, накрыло меня от воспоминаний, лицемерия дядьки и поучительного тона выдры. До ярких кругов перед глазами. Вовремя свалил.

Говорить ни с кем не хотел, а вот чудить — неимоверно. Пару часов метался как зверюга по городу, а потом прыгнул в тачку и поехал. В конкретное место.

Двадцать минут и я у ее дома.

Звонить не обязательно. Легко могу вломиться к Полянской и устроить разбор полетов. Только не хочу так. Мне нравится ее страх.

Выглядывает из окна третьего этажа старой девятиэтажки, напоминая несуразный кактус, что обычно на подоконниках дачники выращивают. Не шевелится. Херово не могу заценить ее фейс, но голос дрожит.

— Не ломайся, Лиза. Я все равно войду, — слушаю ее дыхание, а рот слюной наполняется. Последнее слово ощутимо отдается в паху. Херня какая-то… Надо было утром Викулю оттрахать.

— Голицын, не звоните мне больше, — запинается после каждого слова.

— Приезжать без предупреждения? — усмехаюсь. — Ключ дашь?

Может, у меня недоебит в острой форме, но каждое мое слово, как маховик разгоняет воображение.

— Вы взрослый мужчина, Демьян, а ведете себя, как… — замолкает, а я представляю, как кусает свои пухлые губы.

— Как? — не хочу, чтобы она соскочила с разговора.

— Ребенок. Избалованный, обиженный мальчик.

— Открой дверь, Лиза Андреевна и я покажу тебе, как сильно ты заблуждаешься, — делаю паузу и продолжаю вкрадчиво: — … и как быстро возбуждаешься.