Горе

–Эй! Куда идешь? Кто таков?

Это был сгорбленный дедушка в выглаженной голубой рубашке с коричневыми брюками. На его переносице сидели большие очки. Его большие серые глаза удивленно смотрели на меня.

–Я,– начал я оправдываться,– зашел укрыться от дождя, а потом увидел фотопленки и заинтересовался…

–Тебе кто разрешал входить в мой дом, сорванец?– старец злился, надувшись.

–Кто там шумит?– послышался женский голос из ближайшей двери. Проем открылся. В коридор вышла грузная женщина в фартуке. Она посмотрела сначала на деда, потом на меня и спросила.– Вы пришли фотографироваться?

–Нет!– завопил старик.– Никаких фотографий! Нет, нет, нет. Сейчас не время! Не та погода! Проваливай!

–Постойте,– я старался успокоить странного жителя этого ларька,– я всего лишь зашел укрыться от дождя. Вы не так поняли.

–А, так вы просто от дождя укрыться пришли,– улыбнулась женщина,– Хорошо, хорошо. Не хотите ли поесть? Мы как раз приготовили завтрак.

–Вы уверены?

–Полностью!

–Ни за что!– никак не мог угомониться старик.– Не пущу!

–Климент, успокойся,– она посмотрела на старика, и тот аж ахнул от испуга. Что это был за взгляд? Но потом женщина по-доброму улыбнулась мне и указала внутрь комнаты за дверью.– Прошу, проходите.

Я зашел. Большая кухня с длинным столом, полным всякой еды. Множество стульев были готовы принимать на себя посетителей. Вдалеке виднелся огромный камин, а проход на кухню ограждался от приемной пищи дверью и стеклянной оградой. Я только сейчас осознал весь диссонанс внешнего вида ларька и настоящих размеров этих комнат. Для кого так много еды наготовлено?

–Что вы предпочитаете?

–Я, наверно, воздержусь от еды.

–Вы нас обижаете,– взмахнула руками женщина.– Ну, хоть хлебом вы питаетесь?

–Питаюсь.

–Тогда берите, сколько влезет, пока весь остальной народ не пришел.

–Вы точно уверены, что так можно?

–Да-да, я уверена. Кушайте же,– она усадила меня на стул и подала запеченного гуся с чесноком. Затем рядом поставила большую миску с овощами, фруктами, салатами, а поодаль принесла корзину с хлебом и кружку с какой-то водянистой жидкостью.

Я посмотрел на все эти убранства с подозрением и стал немного откусывать кусочки сначала от гуся, потом от огурца и помидора. Женщина удалилась на кухню, а старик сел рядом со мной и шепотом проговорил мне прямо в ухо:

–Сколько тебе нужно денег?

Я удивился и подавился хлебом.

–Зачем денег?

–Чтобы ты ушел.

–Хотите, я сейчас уйду.

–Давай. Быстро.

Он стал пихать меня своими морщинистыми руками. Я встал, бросив кусок хлеба в тарелку с мясом и пошел туда, куда хозяин вел меня, пихая костлявой рукой. Вышел в коридор, услышал какой-то нарастающий гул. Старик начал ругаться.

–Пленки уже проснулись. Придется идти через основную библиотеку. За мной!

Он нелепо, хромая на правую ногу, шел к воротам. Я следовал за ним и слушал множество оскорблений в свой адрес. Сейчас все настолько быстро и неожиданно повернулось в обыденной жизни в новую сторону, что мысли до сих пор остались там, на улице, под дождем. Сейчас мной двигают только чувства. Чувства интереса, любопытства, энтузиазма. Оглядываясь, я слышал, как гул людских голосов все приближался, словно нечто неумолимое из глубин океана дает звуковой сигнал о том, что вот-вот тебя схватит в свои челюсти размером в континент невиданно морское чудище. Своими хилыми ручонками старик распахнул врата.

–Скорее же!

Я вошел и помог ему закрыть массивные ворота, в щели заметив открывающиеся в коридоре двери. Гул стих. Мы оказались у входа в спуск какого-то туннеля. Был этот спуск широким, словно в метрополитене. Этот маленький ларек все больше и больше делал мое представление о мире неправильным. Теперь я буду по-другому смотреть на дома, вспоминая это происшествие. А ведь я виновник этой встречи. Мягкий свет настенных светильников показывал мне убранства великолепного декора в стиле уютной деревянной усадьбы. Зеленый окрас никак не мог сочетаться с бывшим величественным коридором, однако массивные врата словно чертили границу между этим нескладным дизайнерским решением. Ступени, как слои торта, рассеялись в ширину пять метров и вели прямо вниз. Спуск обещал быть недолгим, конец пути был виден уже в начале, однако в этом ларьке могло быть все. Да, вопросы, тайны, загадки появились при первой винтовой лестнице, но сейчас я не хотел думать о всех знаках вопроса и просто следовал за хозяином. Эхо разлеталось, даже несмотря на плотные ковры, на дальние дистанции. Лишь потолок был мрачным, потрескавшимся от времени и грозил провалиться ни первый год, однако все никак не мог исполнить своего обещания.

–Забудь все, что здесь видел,– сказал старик, когда мы спустились и пошли к небольшой дверце.

–Хорошо,– но забыть такое я, конечно, никак не мог.

Пройдя невзрачный туннель, перед мной открылась библиотека невиданных размеров. Колонны полок уходили вниз, скрывая свой конец мраком. Нас от великолепия отделял небольшой заборчик, предостерегающий новичков и неуклюжих людей от неумолимого и страшного падения. Это помещение представляло собой большую окружность, кольцо, где в середине и выступали хранилища знаний. Старик чихнул, большой гул разнесся и возрос до таких децибелов, что невольно хотелось закрыть уши.

–Не смей издавать громких звуков,– шептал старик, но эхо преувеличивала его шепот до нормального голос.– Если хоть один невольный шум изойдет по твоей причине, ты полетишь в эту пропасть,– он указал за заборчик.

Я кивнул и тихо шел за ним. Меня поражали размеры этой библиотеки. Лишь тусклый свет солнца сверху пытался через купол осветить ободок, по которому мы шли. Каждая полочка была заставлена книгами, отчего общий вид этого чуда являлся настолько многообразным, что глаз не хватало, дабы рассмотреть непрекословное великолепие этих колонн. Цветовая гамма обложек создавала детализированную картину, которую на темном фоне хотелось рассматривать все больше и больше. Это помещение было мрачным, таинственным и величественным. Оно манило невольно меня. Я сам не заметил, как подошел к окраине, схватился руками за перила и посмотрел вниз.

–Стой!– пискнул старик.– Ты что удумал?!

–Я… хотел посмотреть на высоту этих колонн,– шептал ему в ответ, но он пригрозил мне.

–Скоро будешь на своей шкуре испытывать всю глубину этих пещер.

Мы обошли это помещение и вошли в небольшую комнатку, где посередине стояла коробка с вырезом. Рядом лежала черно-белая фотография, изображение которой я не мог разобрать. Снизу была надпись ,,Вид из окна. 1826 год”. Напротив висел потрет мужчины с высоким лбом и усталым взглядом. ,,Жозеф Нисефор Ньепс”. Так звали мужчину на картине. Я долго смотрел на портрет и не заметил, как старик что-то усердно пытается открыть своей огромной связкой ключей. Когда же, наконец, он подобрал нужный ключ, сказал мне:

–Проваливай!

Я молча вышел, и хозяин громко закрыл дверь. Еще немного меня слепили лучи солнца после дождя. Я понял, что оказался на центральной Площади, а позади меня хмуро стоял серый дом. Немного еще погодя, я ошеломленный пошел домой…

II

Несколько дней я снова и снова вспоминал о случайном моем посещении маленького с виду ларька. Я даже название не помнил этого заведения. Единственное, в мою память точно отпечаталось место, откуда я вышел. Центральная Площадь. Серый дом. Тайны. Тайны. Тайны. Много тайн… А ведь Пивоварня обещала мне спокойное время перед смертью, но, видимо, судьба решила иначе. В чем же… В чем же был основной секрет этого городка?

После мной овладела горячка. В эти дни я особенно болезненно для своей головы думал о грустной девушке снова и снова. Эти печальные глаза отпечатывались в моей голове, когда я пил очередные таблетки, а бледное лицо и шея ее странно появлялись в тенях вечерней стены, освещенной одной лишь лампой на столе. Во время болезни мой разум застрял в том мире отчуждения, где для тебя нет разницы, что происходит за окном твоего дома: какой дождь льет, что за человек бродит, откуда слышны крики и стуки снаружи. Все было замкнуто в одном доме, олицетворяющим мой внутренний мир: такой же горячий, пламенный, непостоянный и переменный. Чем меньше был мой жар, тем меньше чувствовал я жаркое свечение ламп и люстр. Оттого они казались мне холодны. Для любого мечтательного человека постоянная тьма- намек о тупике жизни, из которого надо выбираться, зажигая все новые и новые свечи. Я понял это предупреждение жизни и решил все же хоть чем-нибудь заняться. За долгое время сделал уборку, сел за писательский стол, штрихом ручки запечатлев лишь пару рассказиков, и, спустя еще время вышел на улицу.