Страница 12 из 46
Хотя ясно, что Глория пришла в кабинет, чтобы что-то сказать, она молчит. Замерла.
— Ты почти не смотрел на нас, — наконец говорит она.
Я выдерживаю паузу, необходимую, чтобы сделать затяжку и выдохнуть дым.
— И что с того?
Она отводит взгляд и вздыхает.
— Джейк больше не хочет этого делать.
Я оставляю сигарету в пепельнице и бросаю на неё обиженный взгляд.
— Джейк достаточно взрослый, чтобы говорить за себя.
— Он боится тебя.
— А ты нет?
Меня боятся все, хотя мало кто знает, насколько грязной является моя душа. Сама Глория, хотя и потакала каждому из моих извращений, видела лишь фрагмент того, кто я есть на самом деле.
Вместо того чтобы отпрянуть, она мило улыбается мне.
— Ты спас меня.
Я кривлю рот. Её слова раздражают. В ту ночь, когда смертельно напуганная Глория пришла ко мне, умоляя спрятать от бывшего парня, который хотел её убить, я помог ей. Это, однако, не делает меня грёбаным героем. То, что я требовал от неё взамен — грязный, извращённый секс, услуги, которые она оказывала мне, — оттолкнуло бы любую женщину.
И всё же Глория во всём мне потакала.
— Ты должна перевернуть страницу и забыть о нём, Глория.
Должна забыть и обо мне тоже. Но я не произношу этого вслух, потому как знаю, мне ещё может понадобиться её помощь.
Я тушу сигарету.
— Он, наверное, уже перестал тебя искать и нашёл себе кого-нибудь другого, чтобы доставать.
Она качает головой и улыбается. Но это не счастливая улыбка.
— Он никогда не перестанет меня искать.
— В таком случае я никогда не перестану тебя прятать.
Я хорошо разбираюсь в цифрах; гораздо хуже я разбираюсь в людях. Взгляд, которым Глория смотрит на меня, настолько полон чувств, что приводит меня в замешательство.
— Спасибо, Роберт.
Я резко напрягаюсь, бросая на неё недовольный взгляд. Не выношу, когда меня называют по имени. Глория отступает, понимая свою ошибку, но уже слишком поздно. Я уже вскакиваю на ноги, готовый заставить её заплатить. Она поднимает руки, словно защищаясь от меня.
— Прости.
Я крепко сжимаю кулаки, сдерживая свой гнев.
— Убирайся.
На мгновение, мне кажется, Глория собирается что-то сказать. Надеюсь, она этого не сделает, потому что не ручаюсь, как я могу отреагировать. Она закусывает губу и исчезает.
Я подхожу к шкафу, где храню алкоголь, и выбираю бутылку. Мне нужно что-то сильное. Не забыться, а скорее как напоминание, — моё доверие это роскошь, которую я больше никому не подарю.
Пятнадцать лет тому назад
Мать с яростью смотрит на меня.
Время ужина, но стол, за которым она сидит, не накрыт, и из кухни не доносится запах еды. Перед ней навалены бесчисленные газеты.
— Что это значит?
Подбородком она указывает на экземпляр газеты «Сиэтл Таймс», который венчает все остальные. Газета открыта на странице, где крупными буквами выведен заголовок: «Роберт Рулз. Исповедь в ночи». Мне достаточно прочитать несколько строк, чтобы понять, статья не об отце, она про меня.
Беру вторую газету, третью… Просматриваю заголовки мимоходом, и во мне растёт волнение. Везде история о молодом отпрыске, который, пока его отец совершает самоубийство, напивается в компании девушки постарше и уговаривает её сделать ему минет в машине. Плюс откровения, которые я озвучил в ту ночь: измены матери, приключения, которые я пережил до совершеннолетия, вечеринки с сексом и наркотиками, даже намёки на то, как опасно молодой женщине иметь что-либо общее с нашей семьёй.
Мать вскакивает на ноги. На её лице я вижу только отвращение. Я не должен удивляться, ведь она всегда больше заботилась о своей репутации, чем обо мне, но мне больно, потому что знаю, — я ошибся.
Мне не следовало доверять.
— Если бы твой отец не покончил с собой, он бы сделал это после прочтения этой статьи, — жестоко приговаривает она. — Во всяком случае, у женщины, с которой ты провёл ночь, теперь есть имя.
Да, это так. И она не Оливия Стоун.
Она солгала мне, когда представилась.
— Мне жаль, — шепчу я.
— Тебе придётся сделать больше, чем просто сожалеть.
Мама подходит ко мне вплотную. Она всегда была хрупкой женщиной, в то время как я унаследовал телосложение от отца: высокий и стройный. Мне приходится опустить голову, чтобы смотреть ей в глаза, но не она чувствует себя некомфортно.
— Я попросила адвоката Бейли выпустить пресс-релиз в ответ на эту гадость. Но я хочу, чтобы о девчонке позаботился ты. Мне всё равно, как ты с этим справишься: заплатишь ей или будешь шантажировать. Ни одно слово о нашей семье не должно прозвучать из её уст. Я выражаюсь ясно?
Она не ждёт ответа. Мама вкладывает мне в руку листок бумаги с номером мобильного телефона и пристально смотрит на меня.
— Ты совершил ошибку, ты и исправишь.
Это последнее, что она говорит, а затем выходит из комнаты.
Несколько мгновений я не двигаюсь, даже не дышу.
Я зол, разочарован, расстроен.
Листок бумаги с номером Оливии — или как там её зовут — тяжестью давит на ладонь. Часть меня хочет скомкать его, найти сучку и крикнуть в лицо, что она не должна была продавать мою историю в газеты, но это будет ошибкой.
Однажды я уже облажался с ней.
И не могу позволить себе новую ошибку.
Выхожу из комнаты и направляюсь в кабинет отца. Несмотря на то что там тщательно всё вычистили, мне кажется, что я чувствую запах крови.
Я наливаю себе стакан бурбона и выпиваю залпом.
«Полегче, малыш. Понемногу».
На мгновение мне кажется, что я слышу его голос. Именно отец предложил мне мой первый стакан бурбона и научил меня тому, что удовольствия жизни нужно поглощать не второпях, а смаковать. Я был плохим учеником и плохим сыном. Благодаря мне, наша фамилия теперь у всех на слуху. Возможно, даже хорошо, что отец умер, он не простил бы мне этого скандала.
Я сажусь в его кресло и зажимаю ладонями голову. Пытаюсь представить, как он справился бы с ситуацией, если бы был жив. Конечно, он встретился бы лично. Я сбился со счёта, сколько раз слышал, как он ругался с матерью, затем вызывал в свой кабинет мужчин, с которыми она изменяла, и договаривался о цене их молчания.
Ему всегда хватало смелости.
У меня она тоже должна быть.
Но перед этим я должен использовать свою голову.
Я кладу листок бумаги с номером Оливии на стол и долго смотрю на него. Глубоко вдыхаю, прежде чем начать разговор. Пошли гудки. Когда слышу её ответ, я не могу сдержать себя. Сразу же атакую её, выплёскивая гнев, бурлящий в моём теле.
— Ты соврала.
После первоначального шока она узнает меня.
— Привет, Роберт. — По позвоночнику пробегает холодная дрожь. Думаю, я могу пересчитать по пальцам одной руки количество людей, которые называли меня по имени.
«Моя мать. Она».
Они обе подвели меня: первая — потому что не сумела быть рядом со мной, вторая — потому что предала.
— Зачем ты это сделала?
Я слышу её смех, будто сказал что-то смешное.
— Ради денег, конечно. Знаешь, как работают некоторые вещи: я дала тебе свой рот, а ты мне сотню. Когда я поняла, что могу заработать больше, пересказывая твои секреты… Что ж, я согласилась.
— Ты совершила ошибку.
Оливия снова смеётся.
— Ты прав. Я ошиблась, но только потому, что слишком поздно поняла, что если бы шантажировала тебя, то заработала бы гораздо больше. Я запомню это. И в следующий раз, когда богатый отпрыск пригласит меня провести с ним вечер, воспользуюсь такой возможностью.
Услышав её слова, что-то внутри меня остывает. Гнев уходит вместе со вздохом.
— Мне кажется, ты неправильно поняла меня. — Не знаю, откуда взялось это спокойствие, но я чувствую себя, как никогда ясно. — Потому что я никогда бы не поддался на твой шантаж.
На другом конце линии Оливия растворяется в весёлом смехе.