Страница 9 из 95
— Ничего. А почему ты об этом спросила?
— У тебя такая дикция, словно ты там еще и закусываешь.
Джини осторожно дотронулся до распухшего языка.
— А, вот ты про что… Нет, я ничего не ем. У меня болезненная язвочка во рту, от этого и дикция изменилась, наверное.
— Ну все, Джини. Увидимся завтра. Не забудь про свое обещание насчет обеда.
— Пока, моя обожаемая Мэгги.
Положив трубку, Кейлер испытал что-то вроде угрызения совести. Конечно, далеко не лучший вариант — просить именно Мэгги разузнать все о Лори Сэмпл, но во всем мире не было второго такого человека, который смог бы справиться с этой сложной задачей быстро и тщательно, с настойчивостью настоящего книжного червя. Если бы Джини попросил заняться таким щекотливым вопросом Марка Уэллмана или любого другого мужчину из своего отдела, он мог бы голову дать на отсечение, что история с прокушенным языком и застрявшим ботинком за каких-нибудь пятнадцать минут облетит весь Вашингтон. Ведь наверняка романтическое поведение Кейлера не укрылось бы от всевидящего дипломатического ока. А сколько таких глаз было устремлено на Джини во время банкета! Поэтому разузнать теперь что- нибудь казалось Кейлеру делом чрезвычайно трудным.
Джини попытался сосредоточиться и решить очень важный вопрос: стоит ли ему осушить еще один стаканчик или пора уже остановиться. В довершение всего на него неожиданно навалилась усталость, тело ныло и молило об отдыхе, и Джини в конце концов сдался. Он разделся и забрался в душ. Стоя под струями воды, Джини опять невольно начал размышлять о Лори Сэмпл. В его мозгу снова и снова прокручивались сцены банкета, начиная с внезапного появления Лори. Джини то и дело вспоминал сладостное томление, охватившее его, когда он прикоснулся к упругой груди девушки. Кейлер схватил губку и кусок мыла и начал неистово тереть свое тело, внезапно осознав, как сильно возбудила его Лори Сэмпл.
* * *
Они решили наведаться в небольшой ресторанчик, расположенный неподалеку от конторы Уолтера Фарлоу, и, устроившись за уютным столиком возле зеленого витражного окна, заказали отбивные и яичницу. Это заповедное местечко любили посещать политики. Когда наступало обеденное время, ресторанчик заполнялся до отказа. Опытный глаз, издалека отличающий республиканцев от демократов, мгновенно приметил бы и здесь политическое расслоение: «ослы»[1] теснились в полуосвещенных уголках или кабинетах, а «слонов»[2] тянуло поближе к окошкам.
Мэгги выглядела посвежевшей, словно успела хорошенько отдохнуть. Это была миниатюрная симпатичная брюнетка с точеным, чуть вздернутым веснушчатым носиком и огромными карими глазищами. Она всегда напоминала Джини девиц с журнальных обложек. Именно такие фотодивы приветствовали американских солдат, возвращавшихся домой. Скорее всего исключительно эта глупая мысль и явилась поводом для сомнений о возможном браке с Мэгги. Много лет назад, еще в Джек- сонвиле, они стали любовниками. Сначала это была детская любовь, потом она переросла в юношескую. Джини не разлучался с Мэгги, пока им не исполнилось по двадцати одному году.
Вот тогда-то в Джини неожиданно взыграли политические амбиции, а Мэгги решила продолжить образование. Все случилось само собой: и страсть, и привязанность понемногу сошли на нет, пути их разошлись. Кейлера угораздило по уши влюбиться в замужнюю даму чуть ли не вдвое старше его. Джини тогда вдоволь настрадался и долго не мог прийти в себя. Мэгги подцепил какой-то пройдоха из Йельского университета, а потом бросил, так что ей пришлось страдать не меньше, да к тому же еще и сделать аборт.
И вот теперь они снова были вместе — их сближала не только давняя дружба, но и политические пристрастия; оба являлись сторонниками демократической партии, которая всегда стремилась к единству, столь характерному для южан.
Джини принялся отрывать от ломтя хлеба здоровенные куски и запихивать их в рот.
— Ну и как твои успехи? — поинтересовался он. — Что-нибудь есть?
Мэгги усмехнулась.
— Если ты будешь уплетать столько хлеба, то очень скоро обзаведешься брюшком.
— От того, что я ем, еще пока никого не разнесло. Знаешь, чем я, к примеру, подпитывался в течение всего вчерашнего дня? Одним слоеным пирожком и парой стаканчиков виски. А сегодня у Уолтера я почувствовал просто лютый голод, и во время совещания у меня оглушительно бурчало в животе.
Мэгги подняла с пола свою гобеленовую сумку, вынула оттуда блокнот со стенографическими записями и раскрыла его.
— Почти все, о чем ты просил, я выяснила, — деловито заметила она. — Все, кроме телефона. Здесь придется подождать до понедельника, когда начнут работать справочные телефонных компаний.
Джини закашлялся:
— Послушай, я же не последняя государственная фигура. Как же можно заставлять птицу такого полета ждать аж до понедельника? Неужели и Джека Кеннеди вынуждали подождать денек-другой, пока начнет работать какая-то паршивая компания?
— Скорее всего так оно и было, — стояла на своем Мэгги. — Дело в том, что я хотела выяснить это без всякой лишней шумихи, понимаешь? Между прочим, уже сегодня утром мне звякнула секретарша сенатора Хас- баума и очень вежливо осведомилась, как продвигаются на любовном фронте твои дела с несравненной мисс Сэмпл. На твоем месте я не старалась бы привлекать особого внимания к своей персоне, иначе о ваших отношениях затрубят по всему городу.
— О каких еще отношениях? И какой такой любовный фронт? Если, конечно, ты считаешь, что растянутую ногу и прокушенный язык можно считать началом любовных отношений…
Мэгги невинно заморгала:
— Правда? Помнится, ты что-то говорил о язвочке во рту…
Джини смутился и неопределенно пожал плечами:
— Ну, ощущения примерно одинаковые. Что укус, что язвочка. В общем, так с ходу и не разберешься, что у тебя там во рту происходит.
Мэгги перелистнула в блокноте несколько страничек.
— А вот дом Сэмплов действительно стоит внимания. Их земли простираются в предместьях Вашингтона в районе Мерриам аж на сорок акров. Большую часть этой территории покрывают леса и густой кустарник. Кстати, мне обещали в скором времени сделать снимок с вертолета. Особняк состоит из пятнадцати комнат, и его выстроил еще до гражданской войны один табачный магнат из Виргинии. С тех пор хозяева несколько раз менялись — там обитали и политики, и плантаторы, а начиная с 1911 года дом долгое время почему-то пустовал. Потом его купил Жан Сэмпл, когда в 1973 году его назначили в дипломатический корпус в Вашингтоне. И с тех пор Сэмплы живут в этом доме.
В этот момент к их столику подплыла официантка с подносом и поставила перед ними отбивные и яичницу. Джини обильно посыпал черным перцем свою порцию, а Мэгги тем временем продолжала зачитывать записи:
— Жан Сэмпл является, то бишь являлся, весьма образованным и состоятельным человеком. Он родился во Франции в 1919 году в богатой семье. Его родители почему-то всегда верили в то, что их отпрыск сделает блестящую дипломатическую карьеру. В 1951 году Жан Сэмпл был назначен атташе в Египет. Там он и познакомился со своей будущей супругой Лейлой. О ней мне удалось наскрести очень мало — только то, что ее девичья фамилия — Мисаб, и почти всю жизнь она провела в Судане. Лори — их единственный ребенок. Девушка родилась в Париже восемнадцать лет назад.
Жан буквально с ума сходил по природе и диким животным. Он жертвовал колоссальные суммы различным организациям по охране животных и, в частности, национальным заповедникам в Африке. Однако в то же самое время Жан был заядлым охотником, и вот как раз во время охоты его и растерзали медведи. У меня есть заключение канадского судебного эксперта по поводу этой смерти.
Нахмурившись, Джини подцепил вилкой кусочек отбивной и, почти не прожевывая, проглотил его.
— И это все? — сердито буркнул он. — А как насчет ценностей? Что за коллекция у него в доме? То есть мне важно знать, почему особняк так тщательно охраняется.