Мама, это ты?

И спасителя.

Я думала, он уже ушёл, но нет, задержался для ещё одного звонка. И правильно, пусть этот изверг ответит за свои гнусности! Даже думать не хочу, что он со мной собирался сделать!

— … записали адрес? Да, всё правильно. — Я вновь прислушалась к князю. — Будет в отключке не меньше часа, я позаботился. Нет, меня на месте не будет, я спешу в департамент. Вечером заеду к вам, дам показания. Нет, пострадавшая подойти со мной не сможет, пусть в себя приходит. О времени её явки я дам знать.

Ух ты, о времени моей явки он даст знать! Чтобы вот так с полицией разговаривать – это надо кем быть? Хотя чему я удивляюсь, он же князь. Какой он там в очереди на престол, я не в курсе, но человек не просто знатный, а древнего правящего рода. Даже странно, что он так быстро согласился взять меня в горничные.

Конечно, я шла не просто так, а через агентство, в котором проверили всю мою подноготную и рекомендации. Их писал господин Беднохвалов, а до него заведующая учебной части монастырской школы, поэтому проблем не возникло. Как я уже говорила, трудности начались на этапе собеседований. Для госпожи Таракановой я оказалась слишком провинциальной, для семьи Оболенских чересчур красивой. Нет, напрямую о красоте мне ничего не сказали, но я и сама догадалась, ибо у меня есть глаза.

Все, кто встретился мне в этом доме, отличались незавидной внешностью, тогда как сама хозяйка блистала. Она сидела в роскошном кресле одетая в не менее роскошное платье, а какой у неё был маникюр… И макияж… Глаза при этом злые, губы сжаты в трубочку – это она так на меня отреагировала. Пробормотала под нос что-то вроде: «Говорила же им о своих особых требованиях».

В общем, всякое случалось за эти неполные две недели, что я пробыла в столице.

Кстати, вот что мне было странно, так это тот факт, что везде я встречалась с хозяевами лично. Слышала, что зачастую в Невограде мелкий персонал на работу принимают управляющие, а то и вовсе – экономки. Ты проходишь испытательный срок, имея от месяца до трёх временный статус, и только потом заключаешь контракт. Тогда-то и происходит разговор с хозяином тет-а-тет, не то что у нас, в провинции.

Может, врали в том кино, которое мы по очереди смотрели в замочную скважину? Каждый день новая серия, всем интересно. Потом, за вечерним чаем тот счастливчик, чья очередь выпала на сегодня, пересказывал, что же в ней произошло. Особенно подробно описывали платья, причёски, внешность и кто на кого и как посмотрел. Кто что сказал и прочее, и прочее.

Кстати, а у Олега Степановича есть телевизор?

Он такой… своеобразный человек. Очень занятой. К тому же вдовец. Вряд ли.

— Полина, лежите спокойно и слушайте рекомендации доктора. — Моей руки неожиданно коснулись.

Так нежно и в то же время твёрдо. Я аж подпрыгнула всем телом, а предательские мурашки выдали меня с головой. Рука князя тут же исчезла.

— Всё, мне пора в департамент, «Сальватор Мунди» меня ждёт. Боже, как Рыбоедов мог на это купиться? Если бы не смерть супруги, я бы никогда не пропустил тот аукцион и не позволил бы ему потратить баснословные деньги на такую жуткую, безвкусную подделку[1]…

Он продолжал ещё что-то говорить, но слов было не разобрать. Видимо, он вышел в коридор. Скоро стало совсем тихо, разве что настенные часы разбавляли тишину своим мерным тиканьем.

Хм, Сальватор Мунди. Что-то знакомое, кажется, мы изучали это в монастыре. Сальватор переводится с древнего языка, как ваза или сосуд, если мне не изменяет память. А вот что такое Мунди… От напряжения затрещала голова, и я отступила. Бог с ним, с этим Мунди, может, я потом что интересное узнаю, а может, и нет. Главное – как можно быстрее прийти в норму и вернуться к Аннушке. Она наверняка беспокоится, ведь мы договорились, что сразу после собеседования я приду к ней в типографию и помогу с разбором писем.

Глава 3. Аннушка

Типография, в которой трудилась Аннушка, оказалась просто замечательной. Положа руку на сердце, я бы с удовольствием осталась там работать, но свободной вакансии не имелось. А там так интересно: масса специальных столов с множеством ящичков, за которыми сидят наборщики и готовят печатные формы для оттиска. Вставляют литеры в пазы специальной пластины в обратном порядке, чтобы потом на газете или листовке мы смогли прочесть интересную статью. Например, о том, что совсем скоро откроется новый сезон, первый бал которого состоится в Зимнем дворце.

О, какие в печатных цехах стоят станки! Множество больших и не очень шестерёнок, металлических палок и прочего, чему я не знаю названия, образуют сложный механизм, который и бумагу сам подкладывает как надо, и чернила подаёт из огромного резервуара, и пресс запускает, а потом выбрасывает готовый лист в зону просушки. Позже эти листы складывают, а наутро доставляют во все богатые дома и департаменты. Множество мальчишек-разносчиков буквально на заре уже готовы к тому, чтобы получить тёплую стопку прессы и бежать распродавать её по всем улицам Невограда.

 Аннушке повезло – её заприметил сам директор типографии, как лучшую из нашего выпуска. Он сам родом из Волховиц, одна из монахинь – его родная тётка, с которой он ведёт постоянную переписку, а в отпуск обязательно приезжает повидаться. В один из таких приездов она и рассказала ему об одной талантливой ученице, сочинения её показала.

Ему понравилось. А уж когда он узнал, что та скоро выпускается, то сразу же предложил ей место. Сначала простой помощницей, чтобы освоилась, показала себя, потом повысил до наборщика. А сейчас даже свою колонку выделил в газете для дам: «Полезные советы от сердечных и иных хворей» называется.

Забавная она, эта колонка. Я читала её с особой гордостью, когда до нас доходила столичная почта. Потому и решилась написать именно Аннушке, словно эта колонка нас связывала. Она пишет, я читаю. А ещё когда-то мы жили в одной комнате вместе с другими девочками, помогали друг другу, утешали, когда что-то не получалось.

Боялась ли я, что, несмотря на те тёплые слова, которые написала мне Аннушка в письме, она может передумать? Конечно да! Но всё сложилось просто замечательно. В день приезда она специально отпросилась пораньше, чтобы встретить меня на вокзале, поселила в своей небольшой, но уютной комнате, которую снимала в пансионе. Помню, как недовольно зыркнула на меня хозяйка, как намекнула, что мне бы отдельную комнату занять да уплатить за месяц вперёд.

 — Посмотрим, какую она найдёт работу, — отвертелась Аннушка. — Вдруг уже через неделю ей надо будет съезжать, помилуйте, какой месяц вперёд?

— А столоваться она где будет? — не отставала настырная хозяйка.

Женщина довольно приятной наружности: в горчичном платье с кринолином, завитыми буклями и кружевном чепце. Образец морали и благопристойности.

— За стол я заплачу, — успела вставить хотя бы несколько слов, пока Аннушка и эту ношу на себя не взяла. — Мне же жалованье выплатили и даже премию дали.

— Потом поговорим, — подруга коротко взглянула на меня, потом на госпожу Богодубскую. — Насчёт столования, Полина, как и я, будет только завтракать и ужинать. Без обеда. И да, мы с вами это уже обговаривали, возможно, вы запамятовали…

Многозначительно замолчав, она развернулась, подцепила мой саквояж и бодро повела меня в свою комнату, пока я снова не сболтнула лишнего.

А лишней оказалась тема денег, до которых Ольга Вячеславовна была страсть как охоча. Вроде бы приличная дама, благообразная, блюдущая порядок в своём пансионе, но лучше было не говорить, какими средствами ты располагаешь.

— Но как же, а если жилец, к примеру, сильно задолжает ей? — удивилась я. — Надо ведь знать, насколько платёжеспособен клиент.

— Достаточно того, что оплата идёт вперёд, — покачала головой Аннушка. — А вот о размере зарплаты, не говоря уже о премии, лучше держать рот на замке. Нет, по комнатам в наше отсутствие она не ходит, но так навязчиво начинает предлагать всевозможные услуги вроде стирки и глажки у её племянницы, заказе одежды у старшей дочери и много чего ещё, что потом не знаешь, как отвертеться. Грубить неудобно, да и цены вроде как приемлемые, но качество…