Мама, это ты?

Впрочем, я отвлёкся. Неподалёку от хохочущей компании стояла Полина, вокруг которой нарезал круги Акита. Он радостно подпрыгивал, вилял хвостом и повизгивал от восторга, а новая горничная улыбалась ему и чесала за ушком, когда тот приближался на расстояние вытянутой руки. Судя по сияющим глазам и задорному румянцу, лечение доктора Прозоровского пошло ей на пользу. Именно сейчас я вновь увидел ту девушку, которая сидела вчера утром в моём кабинете и поразила своей добросердечностью и предельной искренностью. Качества редкие, особенно когда не наносные, а идут из глубины души.

— Олежа! — воскликнула тётушка, увидев меня.

Гувернантка, стоявшая поодаль с недовольным выражением лица, сжала губы до формы куриной гузки. Нет, и как я мог принять её на работу, даже временно? Помнится, прочие кандидатки были ещё хуже. Эта хотя бы не притворялась белой и пушистой, пусть и не отличалась добрым нравом.

— Доброго вечера всем! — отозвался я.

Улыбнулся, обнял подскочивших ко мне ребятишек, поцеловал их в румяные щёчки. Тётушку тоже обнял, ибо она не отставала от своих внучатых племянников и также бросилась ко мне.

— Прошу прощения, у меня есть одно неотложное дело, буквально на полчаса, не больше, а после я всецело ваш! — Снова улыбнулся, отпустил детей, развернулся и двинулся к дому. — Вы пока готовьтесь к ужину! — крикнул через плечо.

Едва вошёл в дом и подал дворецкому шляпу, тут же позвал Степаниду. Экономка, комкая фартук, выскочила, как чёрт из табакерки, и, судя по бегающему взгляду, прекрасно поняла, к чему это всё.

Что ж, возможно, даже хорошо, что вчера я запамятовал о ней. Вероятно, она хорошенько промариновалась и созрела для того, чтобы сознаться.

Пригласил её в кабинет, включил прибор Рихтера, дабы в процессе не упустить ни одного нюанса.

— Не велите казнить, велите слово молвить! — покаянно проговорила она расхожую фразу из сказок.

А потом и вовсе бросилась мне в ноги. Колени так и сбрякали о паркет. Поморщился. Никогда не любил этой театральщины, предпочитал нормальное адекватное общение. Да, с соблюдением субординации, но без вот этих вот припаданий к обуви, как было принято в прошлом веке. Да что уж там, и ныне многие дворяне считают нормой, когда перед ними пресмыкаются.

По мне так глупость несусветная. В конце концов, коленопреклонённое положение никак не отменяет неискренности. Из такой позы, между прочим, можно сделать коварный бросок, особенно если у тебя нож припрятан.

— Степанида, прекратите балаган, — сделал шаг назад, а потом и вовсе сел за стол. — Вы знаете, как я это не люблю. Встаньте и спокойно объясните, зачем вы потворствовали лжи доктора Фромма?

Чёрт, не так же хотел начать разговор! Хотел просто услышать её версию тех событий, но эта дура сбила меня с толку. Нет, надо от неё избавляться, по крайней мере, в городском доме ей точно не место. В поместье её как-то меньше видно.

— П-простите, ваше сиятельство, — пролепетала экономка, с трудом поднимаясь на ноги.

Ну конечно, теперь на жалость будет давить своими охами и гримасами боли. Не такой и сильной, кстати, прибор показывает, что она преувеличивает в своих эмоциях как минимум на пятьдесят процентов.

— Я не желаю зла той девочке, просто Генрих… — она запнулась, поняла, что чего-то не хватает и добавила отчество: — Маркович он…

Замолкла.

— Итак, Генрих Маркович… — подтолкнул её к продолжению, с интересом глядя то на неё, то на индикаторы.

— Мы с ним знакомы очень давно. — Экономка покраснела до корней волос, отчего стало как никогда ясно, каким образом они были знакомы. В какой плоскости лежали их… отношения. — Я так растерялась, когда увидела его на пороге особняка.

Удивился, глядя на показатели. Похоже, она поняла, что лучше не врать.

— Я ведь когда-то любила его, понимаете, — взрыднула экономка, колыхая своей более чем упитанной грудью. — А вчера просто оторопела, смотрела ему в рот и не осознавала, что он делает что-то не то.

— А сейчас, значит, осознали? — приподнял бровь.

— Да, конечно! — Чтобы подчеркнуть свою искренность, она прижала руки к груди. Индикаторы показали небольшой процент лжи, но цифры были несущественными. Учитывая, что она испытывает к новой горничной неприязнь, погрешность вполне понятна. — Я даже подумать не могла, что он станет таким! Хотя, чему я удивляюсь, он ведь когда-то бросил меня. Да, жениться не обещал, но ведь…

На этом она стопорнулась. Хвала за это Господу, небесам и остаткам её благоразумия! Как-то не прельщало узнавать пикантные подробности падения экономки от рук и прочих органов ушлого докторишки. Обойдусь как-нибудь без этих сведений. Для щекотания нервов мне вполне хватает Сальватора Мунди.

Но стоит отдать ей должное, Степанида действительно не лгала. Точнее не настолько, чтобы сию минуту начинать репрессивные меры. Правда, чутьё говорило, что гнильца в ней всё-таки имеется, и дело вовсе не в том, что она некогда отдалась этому самому Фромму, не будучи за ним замужем. Дело житейское, не мне её судить.

Осталось решить, что теперь с ней делать. Отправлять за город или уволить, едва найду ей замену? А ведь у меня сейчас совершенно нет времени заниматься ещё и наймом экономки, тут бы горничную на ноги поднять. Боже, этот кавардак когда-нибудь закончится?

Оставил этот вопрос на потом. В конце концов, ко мне пришла тётушка, возможно, она посоветует что-то дельное. Но это после, когда я её домой повезу, а сейчас ужин.

— Можете быть свободны, — бросил я экономке.

Та, явно возрадовавшись, что её не выгнали, отправилась восвояси. Я же двинулся в ванную комнату, дабы помыть руки, снять пиджак и привести свои волосы в порядок. Под котелком было не видно, как они растрепались в процессе работы, сейчас же мой вид оставлял желать лучшего.

— Олежа, это просто восхитительно! — проговорила тётя после того, как распробовала жаркое по-домашнему.

Я заглянул в горшочек, из которого успел съесть пару ложек, пожал плечами. Последние полгода я не чувствую вкуса пищи, да и напитков тоже. Помню, как пытался напиться – тоже не помогло. Никакое спиртное не брало меня. Я пил виски, коньяк, водку, в конце концов, как воду, а потом мог сесть за документы, а то и вовсе за руль. Правда, ни то, ни другое я не делал, лишь молотил грушу в спортивной комнате.

Хвала небесам, я смог взять себя в руки ради детей и работы в департаменте, но с едой и питьём остались те же нейтральные отношения. То есть я это всё поглощаю, но исключительно потому, что так надо.

— Я передам Михаилу твои комплименты, — улыбнулся Алевтине. — Но сманить его не дам, у меня дети.

— Только из-за них он ещё работает у тебя, — шутливо погрозила она мне пальцем.

А потом снова принялась за еду. Дети, кстати, с таким энтузиазмом поглощали жаркое, что даже глаз не поднимали. Хм, странно, обычно они ковыряются в тарелках, морщат носы, а тут. Возможно, дело в Алевтине, а может и в Полине. Или в них обоих.

— Кстати, как тебе Полина? — спросил я тётю, когда мы вышли из-за стола.

Наступило время вечерних игр. Обычно это какая-нибудь настольная игра, чтобы дети не бесились и в то же время интересно проводили время.

— Чудесная девушка, — улыбнулась Алевтина. — Не знаю, что там насчёт профессиональных качеств, но, думаю, с уборкой любая работящая девушка справится. Но я настоятельно рекомендую подумать насчёт её обязанностей.

Многозначительный взгляд на Генриетту, потом на детей.

Собственно, у меня мелькала пару раз за сегодня мысль в этом направлении, хотя экономку тоже надо менять. И если с присмотром за детьми Полина справится, то с ведением большого хозяйства нет, ибо опыта пока не имеет. Разве что со временем, когда втянется в быт нашего особняка. С другой стороны, гувернанткой её тоже не назначить – нет профильного образования, только няней.

Хм, а почему бы и нет?

То, что наша прошлая гувернантка совмещала уход за детьми и их обучение, так это скорее исключение, чем правило. К тому же Катерина была жива. А сейчас я, не учитывая всех этих обстоятельств, нанял лишь гувернантку, да ещё и специфическую.