Страница 9 из 15
— По-плохому кое-что другое сделаю.
Не слова — обещание.
Я замерла, разглядывая Эмиля. В правой руке сигарета, на белой простыне — пепельница. Алкоголя нет, Эмиль им не злоупотребляет, и это радовало.
— Что-то случилось?
— Я забыл, что не люблю тридцать первое декабря, — хмыкнул Эмиль. — А сейчас вспомнил.
Я поежилась. Морозный воздух постепенно заполнял пространство, а Эмиль не одет. Я взяла плед, он лежал рядом, и укрыла его обнаженный торс.
Опустив взгляд ниже, я напоролась на металлическую пряжку ремня.
Меня передернуло. Дыхание сбилось. Я знала, как больно бьет именно эта пряжка, когда случайно заденет кожу. Такое позволял себе только один человек в нашей семье, и это был не отец…
— Знаешь, ты можешь угрожать мне, но я тебя не оставлю, — с этими словами я села на постель.
Села на самый краешек. Осторожно. Так, чтобы в случае чего иметь доступ к выходу.
Такие мужчины как Эмиль не шутят. Я пошла на осознанный риск.
— А ты храбрая, — шевельнул губами.
— Мне хочется тебе помочь. У тебя что-то болит? — спросила тихо.
Эмиль часто дышал. Его грудь тяжело поднималась и опускалась. Я прикусила щеку с внутренней стороны. У него было спортивное телосложение, а на руках много вен — они расползались до запястий и напрягались каждый раз, когда Эмиль подносил сигарету ко рту.
— Душа болит, — его губы искривились.
Я положила ладонь поверх его руки. Той, которой он до этого держал сигарету, и неожиданно поднесла ее к своему лицу.
Туман в спальне застилал глаза.
А туман в голове — опьянял чистый разум.
— Что ты делаешь, София?
Я вдохнула запах на его пальцах.
Никотин.
Он стал для меня запахом свободы.
— Когда я сбежала из дома и села в твою машину, то первым, что я почувствовала — это был никотин. Я его ненавижу, но сейчас понимаю, что ты неразделим с этим запахом.
Эмиль впервые за долгое время посмотрел на меня.
Бах-бах.
Бах-бах.
— Теперь он тоже мне знаком. Запах свободы.
Я опустилась ниже и коснулась губами его костяшек. Безумие. Настоящее.
Неконтролируемое.
А когда я выпустила его руку из своей, то он сжал пальцы в кулак. Он тотчас же смял белоснежную простынь под собой. Черты лица Эмиля заострились, верхняя губа приподнялась.
Эмиль скинул с себя плед, обнажая тело.
Внутри меня все затрепетало.
Этот Новый год станет для меня особенным. Я не сейчас это решила. я побегом себе приговор подписала.
И пути назад не было.
— Сыграешь со мной в игру? — попросила я.
— Что за игра, девочка? — небрежно спросил Эмиль.
Его, конечно, мало интересовали всякие игры.
— Правда или действие. Обычная игра.
— Любое действие?
Об этом я тоже думала.
Всю ночь думала и пришла к решению.
— Любое…
— Ты мне лжешь, — заключил жестко.
Эмиль потянулся за сигаретой. Там их немного в пачке осталось, хотя с утра он открывал новую, я видела.
— А ложь приводит к боли, София, — закончил тихо.
Я вернулась взглядом к его ремню. Толстая кожа, цвет — коричневый, пряжка металлическая. И посередине изображение — в университете мы немного изучали итальянскую культуру. Это оно.
Я тяжело задышала под темнеющим взглядом.
— Я не лгу. Любое действие. Любая правда. Давай сыграем, я прошу.
— Валяй.
Он все же взял сигарету и вновь закурил. Я поежилась, в спальне становилось холодно.
— Правда или действие?
— Примитивно. У меня на родине играют иначе, — Эмиль скривился.
— Как же? — я удивилась.
— Выбирай сама, что ты хочешь загадать другому игроку.
Я села поудобнее. Эмиль не сводил с меня взгляда, и я была рада увидеть в его глазах не ту пустоту, с которой он смотрел в потолок.
— Хорошо… Тогда хочу правду. Какая у тебя фамилия?
— Романо. Это фамилия моих предков.
— Ого. Эмиль Романо… — представила я. — Очень красиво.
— Ты невинна?
— Что?
— Выбираю правду, — напомнил Эмиль. — Ты невинна?
Эмиль не изменял себе. С чего я вообще взяла, что его будут интересовать нормальные вопросы?
Я застыла в смятении.
— Ты обещала не лгать, — предупредил Эмиль.
— Да. Мой ответ — да.
— Я так и думал, — губы Эмиля растянулись в усмешке.
Жар разнесся по щекам подобно бешеному огню. Я прижала холодные ладони к горячей коже, остужая пыл. Эмиль рассмеялся, собственнически положив ладонь мне на колено, и велел:
— Давай дальше, девочка. Игра мне по нраву.
— У меня снова вопрос. Где ты живешь? То есть… после Нового года ты снова улетишь в Италию?
— Да.
— И больше не вернешься?
— Это уже другой вопрос.
Я запнулась, опустив взгляд.
— Вопрос. Чем ты занимаешься, София?
— Учусь на психолога, но еще увлекаюсь дизайном. У меня мама много лет в этом бизнесе.
— А отец?
— Это уже другой вопрос, — повторила я его интонацию.
Эмиль ухмыльнулся.
И снова уставился на потолок. Затянулся сигаретой и шумно выдохнул.
И глаза его снова потухли.
— У меня вопрос, — голос предательски дрогнул. — Расскажи, что случилось с твоей мамой. Это как-то связано с тем, что ты не любишь этот праздник?
Эмиль замер с дымом во рту.
Не моргая.
А когда выпустил никотин, то сквозь зубы предупредил:
— София.
— Не надо. Не угрожай мне снова. Мы обещали не лгать и говорить правду.
За то время, что Эмиль безжизненно молчал, я пожалела о вопросе сотню раз. Не надо было трогать больное.
Я не имела права.
Но Эмиль уже начал говорить:
— Она умерла, когда нам с Ясмин было около десяти. Ее жизнь сократили.
Бах-бах.
Мое сердце сжалось.
— Ясмин — это твоя сестра?
— Да. Она наш с отцом свет.
Эмиль говорил о сестре тепло. С любовью.
У меня было много братьев, но между нами не было так много тепла. Они осваивали отцовский бизнес и покрывались панцирем с каждым годом все больше и больше.
— Как понять эту фразу? Ее жизнь сократили?
— Мать почти умерла, рожая нас с Ясмин. Потому что один ублюдок желал ее смерти. Она ему мешала.
Я затаила дыхание, слушая безжизненный голос Эмиля.
Он был страшен даже в таком мертвенном спокойствии.
— Поэтому после вторых родов она не выжила, — жестко закончил Эмиль. — В канун Нового года моя маленькая сестра и новорожденный брат остались без матери, а тот урод живет как прежде.
«Моя маленькая сестра», — сказал он.
Эмиль не себя жалел, а свою сестру. Свою кровь.
— Боже, — смогла выдавить я.
Поддавшись порыву, я легла рядом с ним. Рядом с Эмилем.
Его грудь была напряжена, и позже я поняла причину — мужчины никогда не плачут, у них от боли сотрясается душа.
— Отец совсем иссох.
— Мне очень жаль, Эмиль.
Я не знала, что сказать.
У меня была счастливая семья — мама, папа, много братьев. Я никогда не была одна. У нас действительно все было хорошо кроме исключительной любви ко мне.
Эмиль же был совсем другим.
Сердечный ритм набирал обороты. Я прикрыла глаза, и в голове всплыл образ отца.
Я с ужасом ждала двух вещей.
Возвращения домой и замужества.
Я была уверена: Руслан такой же жестокий, как мужчины моей семьи! Другому мужчине меня не продадут.
Вся моя жизнь будет мучением и постоянным унижением.
А Эмиль он вот — здесь. Пробьет полночь, наступит первое января. В оставшиеся дни мы еще несколько раз встанем на сноуборд, а затем он улетит в Италию, к себе домой. Там красивые итальянки, тепло и отец с семьей.
Я даже не стою на весах выбора. Между семьей с родиной не выбирают легкомысленную девушку.
Я приподнялась на кровати.
Сердце бах-бах.
Вскачь. До боли. Сейчас или никогда. Пока Эмиль слишком уязвим, чтобы отказать мне в просьбе.
— Эмиль, я…
Я не пожалею.
Я не пожалею.
Правда?
Бах-бах.
— Смелее, — тихий приказ и опасный взгляд. — Чего ты хочешь, София?