Её нельзя

Эмиль смотрел так, будто имел на меня все права.

— Фамилию ты сменишь, — решил он по-хозяйски и кивнул на место татуировки. — А это клеймо я не хочу видеть каждый раз, когда буду брать тебя сзади. Выведешь полностью.

Я поняла очевидное: Эмиль сошел с ума.

Совершенно точно.

Но одно успокаивало — он не ударил и не обидел меня. Отступил, позволил одеться, а сам закурил.

— Я тебя не трону против воли, — Эмиль затянулся и с прищуром осмотрел меня. — Я не чудовище.

Я боялась пошевелиться, так и стояла у стены возле выхода. Мне показалось, что с сигаретой в зубах он принял какое-то решение для себя. Лицо вернулось к человеческому, губы расслабились и спокойно обхватывали сигарету.

На трясущихся ногах я вернулась в свою комнату. Взяла только куртку и сумку, а когда вернулась в гостиную — Эмиля здесь уже не было. Только запах сигарет и разрушенная техника напоминали обо всем, что тут случилось.

Я выбежала из гостиницы, вдыхая морозный воздух.

Лицо было мокрым, тело пропиталось запахом пота и страха. Я задыхалась, но бежала. Легкие горели огнем, я бежала много минут без остановки.

Выдохшись, я упала на колени.

Нам было хорошо. Я нравилась Эмилю. Он был строг, но я не плакала с ним и пощечин ждать не приходилось. Он обнимал меня прошлой ночью и обещал никогда не делать больно, а теперь я лежу на снегу и не нахожу в себе сил подняться.

Сумка улетела дальше и затормозила, уперевшись в чьи-то ботинки. Мне было ровно. Я не хотела двигаться.

Я дышала сквозь боль в легких, во рту был привкус крови. Зубы сводило от холода, а сердце норовило разбиться вдребезги. Как тот столик в гостиной.

Меня подняли как щенка. За капюшон. Я уткнулась в сильную грудь и, вдохнув знакомый аромат, прошептала:

— Папа.

Меня молча усадили в машину. Я едва разлепила глаза — утреннее солнце, оказывается, было ярким. Я будто из ада вырвалась, голова раскалывалась, давление было низким.

Я увидела, что убежала недалеко от гостиницы, всего метров пятьсот.

Отец стоял рядом с девушкой в фиолетовом комбинезоне. Я плохо понимала, что происходит. Слабыми руками я опустила автомобильное стекло, чтобы немного слышать.

Стальной голос отца звучал без эмоций:

— Спасибо, что сообщила местоположение дочери. Это за молчание. Бери.

Я задохнулась: папа протянул Лизе стопку зеленых купюр.

— Что вы, Эмин Булатович, я от чистого сердца!

— В Америке пригодится. Бери, Елизавета.

Лиза взяла деньги и, оглядываясь по сторонам, положила себе в карман.

— Я буду молчать. У меня есть на то свои причины, — Лиза метнула взгляд в мою сторону, но, благо, тонировка огородила меня от ее победного прищура.

— Тем не менее. Если информация о побеге моей дочери просочится в прессу, я сделаю так, что ты больше не сможешь вернуться жить в Америку. Я наслышан, там у тебя роскошная жизнь.

Лиза побледнела и кивнула. В ход пошли угрозы. Репутация дочери дорогого стоила, и без угроз папа не обошелся.

Я закрыла окно и глаза.

Хлопнула дверь, папин внедорожник тронулся. Я устало откинулась на спинку, чувствуя на себе пристальный недобрый взгляд.

От этого города у меня остались сладкие воспоминания и следы на запястьях.

Папа не должен узнать о нас с Эмилем. Никогда не должен.

Глава 15

Руки дрожали до сих пор.

Хотя вокруг — лишь моя спальня и одиночество. И карандаш в руке.

Я рисовала…

Эмиля.

Это было глупо, ведь встреча с ним принесла столько боли и много вопросов. Его обвинения в сторону моего отца казались сумасшедшими… тогда. А теперь моя голова настойчиво требует объяснения да только пойти за ними не к кому.

Вчера папа вернул меня домой. Я заперлась в спальне, не желая никого видеть. Даже маму, хотя она умоляла поговорить с ней.

Несмотря на это, дома было по-прежнему хорошо. Папа сам строил этот дом много лет назад, и у меня с детства была своя комната, девчачья. Свой аккуратный стол, компьютер, обклеенный фотографиями любимых актеров, своя гардеробная. Все как у принцессы, но на фоне моей грядущей помолвки все это меркло.

— Эмиль… — проговорила вслух, пробуя снова его имя на вкус.

Шею обжигала пустота. Как только отец усадил меня в машину, я стащила драгоценность с шеи и спрятала во внутренний карман штанов. Там никто бы не нашел, а дома я перепрятала подарок под комплекты нижнего белья.

Надо было выбросить!

Я здесь, а Эмиль в прошлом.

И рисунок этот дурацкий нечего рисовать. Я схватила листок и смяла его.

Как оказалось — вовремя…

Дверь распахнулась. Я резко выбросила комок бумаги в урну и обернулась.

Я не смогла ничего вымолвить. Слушала приближающиеся шаги и застывала по мере его приближения. Между Мурадом и мной не было сильно родственных чувств, из всех братьев он напоминал отца больше всего.

Даже больше — Мурад его превосходил.

Прошлой осенью ему исполнилось восемнадцать, и он уехал из дома в отдельную квартиру. Отец его решение поддержал и даже помог. Мурад был младше меня всего на два года.

— Не слышала, как ты приехал. Здравствуй, — вежливо поздоровалась я, встретив его взгляд. — Родители еще не вернулись с работы?

— Где ты была? — он проигнорировал мой вопрос и сел на край моей кровати.

Я опустила руку с карандашом. Продолжить рисовать, когда Мурад говорит со мной, было чревато. Уже проходили.

— Папа тебе сказал. Наверняка.

Я прикусила себе язык. Мой ответ прозвучал слишком дерзко.

— Я хочу услышать от тебя. Где ты была?

— Послушай, Мурад, — я встала из-за стола, — ты не можешь говорить со мной в таком тоне. Я старше тебя.

Глупая защита, не более.

Он мужчина. В семье приучали подчиняться мужчинам, только у меня так и не получилось. Наверное, поэтому я всегда получала. Отец говорил, мы с мамой слишком разные. Она тихая, а я огонь… который всегда тушили пощечиной. Это делал Мурад.

— Мне все равно, кто старше. Если надо воспитать сестру, я это сделаю.

Мурад поднялся, и у меня вспотели ладони. Я отступила и вернулась на кресло. В глазах появились слезы, сейчас будет больно.

Мурад никогда не показывал жестокость при матери или отце. Все звали его мудрым не по годам, но истинное лицо посчастливилось увидеть только мне. Первый раз он ударил, когда я с подругой попала на студенческий праздник. Отец запретил, но я осторожно — думала, никто не заметит.

Были танцы, стемнело быстро, к нам со Светой подошли незнакомые парни — оказалось, это были друзья Мурада.

Он тоже был там. Я никому не сказала, что он ударил меня. Маме тоже не пожаловалась — она между мной и отцом как между двух огней всегда была, и если она узнает о Мураде…

Ее здоровье пошатнется, а ей еще младшего сына вырастить надо.

— С кем ты была? — поступился с другой стороны Мурад.

И пока не тронул. На удивление.

Я нервно заломила пальцы, опуская взгляд. Рядом с ним я всегда чувствовала себя беспомощной. Мурад был силен не по годам — спортзал, силовые, здоровый образ жизни… И если отец мне спускал что-то с рук, то Мурад — никогда, он цеплялся за любой повод наказать провинившуюся сестру.

Когда он съехал из дома, я задышала спокойнее.

— Ни с кем, — вымолвила онемевшими губами, не смотря на него. — Пожалуйста, оставь меня одну.

Я вздрогнула. Мурад схватил меня за щеки и заставил смотреть на него. С этого все и начинается: я скалю зубы, а он показывает, какая я слабая. Перед отцом не плакала, а здесь — всегда…

— Пусти! — процедила сквозь зубы. — Ты не смеешь так обращаться со мной! Никто не смеет…

Брат схватил меня за плечи и поднял силком. Я закричала. Чтобы внимание привлечь, хоть дома мы и были одни. Чтобы дать ему понять: нельзя! Со мной так нельзя!

Я уперлась руками в его плечи. Глаза Мурада потемнели — он считал, что я могла опозорить их семью. К счастью, мой побег не просочился в прессы.

Конец ознакомительного фрагмента.

Полная версия книги есть на сайте ЛитНет.