Страница 41 из 51
Мы узнали, что артисты в этих местах долго не задерживаются. Однако Пучеглазый предложил:
— Мы не должны проходить мимо, не разведав обстановки.
— Говорят, змей не ест землю из-за боязни, что она закончится! Так и я боюсь, что однажды все пути-дороги закончатся, и я окажусь дома, — с грустью говорил ходжа.
Мы вошли в поселок. Редкие дома то там, то тут были разбросаны по садам. Мы стали бродить наугад. После продолжительной прогулки оказались у кофейни с верандой из виноградных лоз. Сверху были еще ветки с зелеными листьями, на них висели маленькие, черные кисточки винограда.
Ремзие, потянувшись, сорвала одну кисть и угостила Дядьку.
Подойдя к речке, через которую шел низкий, каменный мост, мы заметили развилку и четыре дороги, ведущие к горе, что напротив. Странно еще то, что за мостом, впереди уже знакомой кофейни, виднелась заасфальтированная дорога, которая вела к недостроенной постройке, похожей на казарму. Из одной из лавок, расположенных по обе стороны постройки, вышел седой мужчина лет пятидесяти со значком на груди и подошел к нам. Справившись о нашем здоровье, он пожал женщинам руки, называя их «дорогими землячками». Мы попросили показать нам центр поселка.
— Пока что тут и находится, — сказал он, вздыхая. Видя наше изумление, он пояснил: — До прошлого года у нас был очень деятельный губернатор. В его программу входило развитие и подъем этих мест. Большую часть своего времени он проводил здесь. «Эти места должны быть центром уезда», — говорил он. Уж очень старался. — Потом, показав, на видневшиеся, на холме среди деревьев развалины, добавил: — «Поселок должен быть построен тут. Сначала надо определить его границы. И не бояться больших пространств, раздумывая над тем, чем его заполнить», — говорил губернатор. Я сам был такого же мнения. Однако уж очень он расширил это пространство и потом сам ушел.
У мужчины было красное лицо, жесткая темно-русая борода, а из-под русых бровей выглядывали маленькие, зеленые глазки.
— Вы благородные люди, — произнес он после всего сказанного. — Разрешите вас пригласить в гости.
По нашему виду было понятно, что мы театральная труппа.
— У народа большой охоты нет, но все же работаем, стараемся. Есть и Народная комната, она же и партийная. Я возглавляю здешний партийный орган и дом культуры. И для революции делаем все, что в наших силах.
Он быстренько договорился с ходжой.
Глава дома культуры пригласил нас переночевать.
— Смотрите, ребята, что предлагает нам господин начальник, — произнес ходжа. — Он приглашает нас переночевать.
— Почему бы вам не остаться? — сказал нам начальник. — Правда, наш постоялый двор закрыли. По-новому теперь его называют домом культуры. Даст Аллах, обязательно построим настоящий дом культуры.
Оказалось, он был знаком с отцом Газали — шейхом. Странно было то, что он рассказывал о нем такие вещи, о которых сам Газали и не слышал.
Потом выяснилось, что обитель была закрыта.
— Обитель закрыта? — спросил Азми.
— Закрыта, уже давно, — пояснил мужчина и многозначительно подмигнул.
— Мы надолго не задержимся! — сказали мы.
— Стыдно нам будет не принять театральную труппу. Не уехал бы наш губернатор, у нас бы и театр имелся.
Был полдень. Дети вышли из большой постройки. Одни из них, размахивая своими сумками, шли навстречу нам, другие — в сторону горы и деревьев. Среди них были и те, кто садился на ослов. Молодой человек невысокого роста, который вышел вместе с ребятами, направился в нашу сторону.
Директор дома культуры, указывая на него, сказал:
— Директор средней школы. Мы решили построить среднюю школу, но, к сожалению, кроме первоклассников никто не пошел.
В это время к нам подошел человек с кривым носом.
— Мой зять, — объяснил директор школы.
Пучеглазый тоже представил ходжу, как их коллегу.
Директор дома культуры сообщил нам кое-что про поселок:
— Те руины, которые вы видели — их наш бывший губернатор приказал снести, сказав, что «они аварийные и в них жить нельзя». Есть и те, кто остались, но большая половина народа ушла. И дети, которые сейчас живут в горах, не ходят ни в начальную, ни в среднюю школу. Однако ничего, все препятствия преодолеем. — Может, и через год-другой тут представления дадите.
У него была хорошо поставленная речь. Речь политика, привыкшего все время ораторствовать. Некоторых из нас он что-то спрашивал, с другими общался просто жестами.
Под виноградной верандой наши организовали стол. По-приятельски пригласили и новых знакомых. Они согласились. Директор дома культуры что-то шепнул на ухо работнику кофейни, и он побежал в одну из лавок, что находилась рядом с резиденцией губернатора, и принес оттуда арбуз, сыр и еще кое-что.
Через веранду проступало солнце, и мы поснимали пиджаки даже не потому, что в этом была необходимость, а для того, чтобы показать, что мы поверили в лето. Трапеза в такую теплую, летнюю погоду вернула нам настроение. И кто-то из нас проговорил «останемся», а кто-то спросил «где?» Партийный лидер кокетничал с дамами и уделял им больше внимания, чем нам. Он даже вел беседы о стамбульских театрах.
Нам пора было собираться, чтобы до вечера добраться до среднего уезда.
Директор опять очень вежливо поинтересовался:
— Не хотели бы вы посетить резиденцию местных властей? У нас там органы власти, суд, отделы общественных работ, школьный отдел — словом, все государственные органы власти. Поздороваетесь с господином начальником уезда.
— Сочтем за честь, — сразу же ответил Пучеглазый.
Однако из-за того, что нам сразу надо было собираться в дорогу, мы не могли задерживаться там надолго.
Все разом встали и направились в сторону здания. Место напоминало овощной базар. А само здание было огорожено изгородью. Внутри в комнатах размещались перечисленные отделы. Мы прошлись по комнатам и поднялись на второй этаж к начальнику. Начальник был прямо с картинки. Редкие волосы гладко зачесаны и выкрашены хной, как у стамбульских продавцов розового масла. Брови были редкими, а усы имели все тот же цвет хны. Как ни странно, костюм его своим красноватым цветом опять же напоминал хну, а на шее висел длинный галстук. Он сидел с таким видом, будто позировал нам, и если бы не тарелки с остатками еды, я подумал бы, что это специально подготовленная для нас мизансцена.
По словам партийного лидера, начальник тоже участвовал в развитии уезда. Голос у него был хриплым, сдавленным, словно ему что-то мешало в горле, но временами преграда в горле пропадала, и тогда его голос становился еще противнее.
— Театр — это школа морали, — говорил он. — Но, к сожалению, мы вас не увидим на нашей сцене, потому что пока у нас нет здания.
Когда мы вышли, глава дома культуры снова сказал:
— Если бы не ушел с поста наш губернатор, у нас давно уже было бы здание под театр. А вот некоторые темные силы, притворяясь и льстиво говоря «справимся, сделаем», ввели его в долги и кинули. Но революцию так не остановишь. Губернатор наш хороший человек, но он настолько запуган, что если ему даже просто предложить гвоздь вбить, то он сразу же поднимет крик, говоря: «Что, опять спекуляция?»
В ту ночь к нам из обители должны были прийти гости: господин Уккаш и Месут Эрджан.
— Обитель закрыта, но мы, как всегда, рады гостям!.. — сказал Месут Эрджан.
Все как-то сразу расслабились.
— Дело делом, но, кажется, больше всех это надо мне, — произнес Пучеглазый.
Слова Пучеглазого рассмешили всех.
— Подождите. Вечер уже закончился. А завтра утром мы вас проводим. Надеюсь, вам будет уютно.
Мы вспомнили, где нам приходилось ночевать до сих пор, и засмеялись.
— Вещи брать? — спросил Азми.
— Нет, ничего не трогайте! Предоставим все необходимое.
Только женщины взяли свои сумки.
Все вместе мы стали подниматься в гору через виноградники. После моста карабкались по маленькой узкой тропинке, прошли через виноградник, на котором все еще висели кислые маленькие, черные кисточки, и зашли в дом шейха. Наше удивление постепенно возрастало. Мы подошли к зданию, расширенному при помощи пристроек. На двери висела табличка с надписью «Комната для народа».