Страница 61 из 62
Анна Георгиевна вытянула губы трубочкой и потыкала носком сапога снег перед собой.
– Ты в вечер перед уходом из дома тоже много чего сказала. Например, что я не смеюсь рядом с Вадимом. Знаешь, Агата, с мужчиной не должно быть скучно или весело. С мужчиной должно быть тепло и спокойно. Вот мне с Вадимом тепло и спокойно. И тебе с Никитой со временем бы стало также.
– Началось!
Понимая, куда мать клонит, Агата зарычала и яростно затрясла головой. Она уже жалела, что согласилась на встречу, а потому решила не защищаться, а нападать:
– Ну да, Никита же у нас был надёжный. И Вадим такой же. Такой надёжный, что тоже ушёл из семьи. Сын у него, между прочим, как и я, без отца растёт.
– Но он же Артуру помогает.
Анна Георгиевна снова поддела носком сапога снег. Тот упал на землю, образовав невысокую длинную горку. Больше всего ей хотелось сказать, что там была виновата его жена. Хотелось обелить Вадима в глазах дочери и придумать сотню несуществующих аргументов в его защиту, но она не могла. Анна Георгиевна на собственном опыте знала, что в разрыве отношений виноваты всегда оба. Кто-то больше, кто-то меньше, но всё равно оба. С Андреем, отцом Агаты, она тоже была далеко не святая. Душила его двадцать четыре часа в сутки и ежедневно давила своим мнением. Вот, наверное, поэтому он и начал похаживать на сторону. Инстинктивно искал свободы. Ну, а та женщина схватилась за него крепко. Богатый успешный мужик. Как такого отпустишь? Ну и пускай, что с женой и ребёнком…
– Бывает, и хорошие люди расстаются. От развода не застрахован никто. Поэтому в отношениях между мужчиной и женщиной одной любви мало. Но есть некоторые вещи, которые человек понимает только с возрастом. – Анна Георгиевна вздохнула и тоже посмотрела наверх. – У нас с твоим отцом в начале была такая любовь, что мне все подружки завидовали. Как пожар горела. Когда мы в комнате одни были, там разве только провода не искрились. Но кое-чего в ней не хватало. Я не знаю, как объяснить, не могу подобрать точного слова. Такое есть у Ларисы Сергеевны и Алексея Николаевича. Они, как бы это сказать, всегда на одной волне. И ты права, с Вадимом у нас никогда пожара не было. И не будет. Но зато у нас есть эта самая волна, и не только потому, что он ответственный и надёжный, и я знаю, что всегда смогу на него положиться.
Агата шумно выдохнула и закатила глаза. Она искренне не понимала, что здесь делает. Мать сидела в шубе, а она – хоть и в утеплённом, но в драповом пальто и уже начинала подмерзать. Сейчас желание не покупать в этом году пуховик казалось ей глупым капризом, и она отчаянно жалела, что не согласилась посидеть в кафе.
– Знаешь, что я больше всего не люблю в женщинах?
– Когда они распускают нюни!
– Нет. Когда они хают своих мужей. Бывших или нынешних – без разницы. – Анна Георгиевна снова почесала нос. На переносице тут же образовалась длинная красная полоса. – Когда выносят сор из избы. Когда настраивают детей против отцов, когда не разрешают им видеться. Когда прячут подарки от бывших мужей и говорят детям, что отец про них и думать забыл. Я, конечно, тоже неидеальная. Бывало, и я ругала при тебе Андрея, но я всегда старалась сдерживаться. Я изо всех сил старалась не быть мелочной и мстительной.
Агата молчала. С этим она была согласна. Мать подарки от отца никогда не прятала и тот сертификат на косметику честно ей отдала и, если он звонил, всегда рассказывала. Правда, сам отец про Агату вспоминал нечасто.
– И это от тебя я бы тоже скрывать не стала. – Анна Георгиевна расстегнула молнию на сумке и вытащила чуть помятый белый конверт. – Вот… Твой Данил написал.
Имя «Данил» далось ей явно с трудом. Агата вздрогнула. Белый конверт лёг на её колени. Круглый размашистый почерк жёг глаза. Писал Данил. Несомненно, Данил. Она хорошо помнила его характерные «А», «Н» и «У». Пальцы дрожали. Ей хотелось схватить письмо и убежать куда-нибудь далеко-далеко, но под взглядом матери даже дышать было как-то не по себе.
– Агате Наумовой. Отдать лично в руки, – прочитала Агата. – Он… Он что, по почте его прислал?
– Нет, вчера какой-то дембель принёс. Прямо к нам домой. Хотел отдать тебе, но я сказала, что ты вернёшься поздно. Тогда он спросил Алевтину Михайловну. Ему был дан чёткий приказ: либо тебе, либо ей. Только не мне. Видимо, твой Даня решил, что я это письмо сожгу или выброшу.
– Он просто никогда не жаловал почту России. У них всегда всё теряется и идёт медленно.
Анна Георгиевна усмехнулась. Агата продолжала гипнотизировать взглядом конверт.
– Пришлось сказать, что я и есть Алевтина Михайловна.
Убрав письмо в сумку, Агата прижалась к матери. Вся злость и обида в ней куда-то исчезли. Сердце затопила благодарность. И, как ни странно, любовь и нежность. Впервые за многие годы к матери.
– Спасибо! Спасибо, что ничего с ним не сделала. Я этого не забуду. Правда…
Анна Георгиевна поправила съехавшую на бок шапку.
– Сделай так, чтобы я не пожалела об этом. И ещё, я твоё письмо не вскрывала, поэтому буду рада, если ты расскажешь мне, о чём твой Данил удосужился написать.
Агата засмеялась. Засмеялась весело и звонко. Так, как не смеялась с того проклятого дня, когда познакомилась с Лерой.
– Я обязательно приду к вам на свадьбу с Вадимом. И свидетельницей, конечно, тоже буду.
Анна Георгиевна прикрыла глаза и обняла дочь. Так они и сидели несколько минут, пока рядом не залаяла чья-то собака.
– Возвращайся уже домой. Хватит ерундой заниматься.
Чуть отпрянув, Агата покачала головой.
– Прости, но домой я не вернусь, по крайней мере, в ближайшее время. Дома я так и останусь ребёнком, а мне нужно взрослеть и перестать держаться за твою юбку.
– Понятно… – На этот раз глаза закатила Анна Георгиевна. – Вот, видимо, и ко мне бумеранг вернулся. Ну что ж… Передавай привет Алевтине Михайловне.
От удивления Агата едва не уронила с коленей сумку.
– Ты что, ей звонила?
– Нет.
– А откуда тогда знаешь, что я живу у неё?
Анна Георгиевна снова не удержалась от усмешки.
– А куда бы ты ещё пошла? Подруг у тебя нет. С Никитой вы расстались, а если бы ты жила у Никифоровых, письмо бы Данил не на наш адрес отправил.
– Ясно, – вздохнув, Агата рассказала матери о болезни Алексея Николаевича. – Я хочу проведать Ларису Сергеевну. Думаю, если позвонишь ты, ей тоже будет приятно. И раз уж ты всё равно знаешь про Алю, можешь дать мне телефон той женщины?
– Какой женщины?
– Второй жены моего отца.
Взгляд Анны Георгиевны, как по команде, из нежного стал мрачным и жёстким. Агата поёжилась и опустила глаза. По всей вероятности, мать чувствовала к той женщине примерно то же, что сама Агата к Лере.
– Зачем тебе?
– Аля… И я тоже. Мы обе хотим навестить отца, но не знаем, где находится его могила.
– Не переживай. Это можно выяснить и без той женщины.
Агата посмотрела на мать с улыбкой. После стольких лет они наконец-то достигли взаимопонимания.
– Я позвоню. Завтра же. Честно-честно.
Анна Георгиевна усмехнулась в третий раз.
– Иди уже. Невооружённым глазом видно, что сейчас ты только думаешь о том, как побыстрее сбежать от меня и прочитать его письмо.
На прощание Агата чмокнула мать в щёку, а ровно через пять минут, запыхавшаяся и счастливая, вбежала в первое попавшееся кафе. Пальцы озябли и никак не хотели слушаться. Бумага трещала. Вместе с конвертом надорвался уголок письма. Серый лист и чёрная ручка. Агата могла поклясться чем угодно на свете, что эта ручка была из того самого набора, который она когда-то ему подарила.
«Любимая моя Шумелка! Как ты? Неужели правда больше меня не ненавидишь?..»
Прочитывая строчку за строчкой, Агата то давилась слезами, то дрожала от хохота. В этом был весь Данил. Его ошибки, его пропущенные запятые, его характер, его страхи, его надежды. Прижавшись к стене, она перебирала каждое написанное им предложение, как монах чётки.