Страница 60 из 62
Агата сходила в аптечку за валерианкой и накапала несколько капель в стакан. Аля продолжала тихо скулить. Как бездомная собака в мороз на улице.
– Так значит ты не из-за его жены?
– Нет…
– Плохие новости?
– Плохие, но я не могу тебе сказать. Он просил пока никому не рассказывать.
Прежняя Агата бы наверняка обиделась и устроила скандал. Сегодняшняя восприняла отказ Али спокойно и помогла ей добраться до кровати. Правда, к вечеру Алевтине Михайловне стало ещё хуже, и Агате пришлось вызвать «скорую». В больницу её няню не увезли, но открыли «больничный» и прописали целую кучу таблеток. Давление то резко поднималось, то также резко ползло вниз. Аля меняла цвет лица несколько раз за час и всё время жаловалась на головные боли. Теперь за ней ухаживала Агата. Как могла, варила куриные бульоны, покупала лекарства и кормила с ложечки. Поход к Ларисе Сергеевне пришлось отложить, как, впрочем, и учёбу. Агата боялась оставить Алю одну даже на час и несколько дней развлекала её чтением книг и новостями из YouTube.
– Президент Китая просил президента России не начинать войну до окончания Олимпиады. Боже, какую глупость только не напишут, дабы привлечь к себе внимание. – Агата со злостью отшвырнула телефон. – Как же я ненавижу журналистов.
Аля отвернулась к стене. Постепенно она шла на поправку. Сама держала ложку и иногда даже шутила. Назавтра Агата собиралась вернуться к занятиям и сходить в «Прозрение». По ночам она теперь молилась за Алексея Николаевича и его жену, надеясь, что первый поправится, а вторая не сойдёт с ума от горя. На завтра у Агаты были грандиозные планы, но утром ей позвонила мать и попросила о срочной встрече.
Глава 45
– Ну, и что ей на этот раз от меня понадобилось?! Неужели опять решила уму-разуму поучить и Никиту вспомнить?
Брызгая от злости слюной, Агата носилась по комнате, как стая разъярённых гоблинов. Недопитый стакан с водой дрожал в её руке, и она никак не могла найти место, куда бы его поставить. Поднявшись над подушками, Аля улыбнулась и похлопала по одеялу рядом с собой.
– Может быть, она просто хочет помириться. Она же твоя мама.
Не сдержавшись, Агата закатила глаза и громко фыркнула, но тут же осеклась и извинилась. Фыркать на Алю сейчас было преступлением, поэтому ей пришлось засунуть своё раздражение куда подальше и согласиться. Правда, эту самую встречу она назначила не дома и даже не в кафе, а в сквере возле университета. На центральной лавочке, ровно в три часа дня, чтобы разговор прошёл максимально быстро, по существу и без лишних рассусоливаний.
Первую половину дня настроение у Агаты было ни к чёрту, и большую часть из того, что рассказывали преподаватели, она не слышала. В перемену в аудитории началась возня. Кто-то громко кричал, кто-то смеялся, староста группы, Лена Зимасова, эмоционально размахивала руками. Все спорили насчёт какого-то не то выступления, не то соревнования между факультетами.
– Стихи почитаем, песню споём, на гитаре поиграем, станцуем. Всё как обычно.
– Стихи прочитают Варя и Инна, споёт Игорь, а танцевать ты будешь? – Лена упёрла руки в бока и с вызовом посмотрела на Женю Варанкина, маленького худого паренька, с которым у неё всегда были контры. Женя претендовал на роль лидера, а Лену это страшно бесило.
Варанкин нахально улыбнулся.
– Я могу. Брейк-данс устроит?
Лена яростно сверкнула глазами, а потом издевательски захихикала.
– Четыре раза подряд? Ну, давай!
Агата глубоко вздохнула, досчитала до пяти и вышла из-за парты. Мысли о матери наводили на неё тоску, и она решила, что лишний «плюсик» в карму ей сегодня точно не помешает.
– Танцевать могу я.
Восемь пар глаз смотрели на неё не мигая. Одна из однокурсниц даже приоткрыла рот от удивления.
– Ты? И что именно? – Лена подозрительно изогнула левую бровь.
– Вальс, венский вальс, танго, фокстрот, квикстеп, самбу, ча-ча-ча, румбу, пасодобль и джайв – любой из перечисленных, – на последних трёх Агата сделала особый акцент голосом, – но, разумеется, нужно потренироваться.
– И насколько хорошо ты танцуешь? – подключился к допросу Женя.
Щекам Агаты стало невыносимо жарко.
– Я несколько лет занималась танцами профессионально. Ездила на соревнования. Брала медали. Кубки тоже были. Но стандарт всегда давался мне лучше латины.
– Что такое стандарт? И что такое латина?
Взмахом руки Лена переключила внимание Агаты на себя. Вопрос кого-то из ребят так и повис в воздухе, оставшись без ответа.
– Концерт двенадцатого марта. Ты уверена, что сможешь прийти?
– Да.
– А на репетиции?
Агата с готовностью кивнула. Лена с благоговением пожала ей руку. Невидимый забор наконец-то дал трещину. Впервые за много месяцев Агата стояла на одном уровне со своими однокурсниками. Впервые они смотрели на неё не только, как на владычицу всех конспектов мира.
– Вечером я позвоню, – пообещала Лена. – Есть одна мысль. Попробуем найти тебе партнёра. Но танец будете ставить сами.
Губы Агаты сложились в виде буквы «о», но уже через секунду растянулись в улыбке. Она почему-то опять вспомнила Данила. Если бы он сейчас её видел, то наверняка бы гордился.
На встречу с матерью Агата бежала на всех парусах. Ей хотелось разделаться с этим делом как можно быстрее и как можно быстрее отправиться в «Прозрение». Лариса Сергеевна и Алексей Николаевич по понятным причинам волновали её куда сильнее, чем разговор в сквере.
Анна Георгиевна ждала дочь на скамейке. Сегодня она надела длинную соболиную шубу, меховую шапку и чёрные кожаные перчатки. По будням она обычно так не наряжалась. Ходила по городу в пуховике или в горнолыжном костюме, а меха берегла для особых случаев, вроде похода в театр или какого-то важного мероприятия в учебном центре. Агату такой наряд немало удивил, но вида она не показала и, отстранённо поздоровавшись, бухнулась на край скамейки.
– Как дела?
– Нормально.
– Деньги есть?
– Есть.
– Точно?
– Точно.
Анна Георгиевна почесала нос. Разговор не клеился. Агата смотрела нарочито в сторону, как волчонок, и шагов к примирению делать не собиралась.
– Как твои дела?
– Сегодня утром мы с Вадимом подали заявление в ЗАГС.
«Ничего себе! – Агата поперхнулась. – Вот так незадача!»
Она ведь тысячу раз слышала, как мать выговаривала Але, что никогда в жизни больше не выйдет замуж официально. Слишком уж много проблем при разводе: деление имущества, суды, нервы. А так сошлись и разбежались – никто никому не должен. Всё быстро и без юристов. И тут на тебе: заявление. И всего-то через три с половиной года. И как интересно Вадим её уговорил? Или мать решила что-то кому-то доказать? Себе, ей, тому же Вадиму?
– Когда свадьба?
– Двадцать пятого марта. Большого торжества не будет. Только церемония бракосочетания и маленький фуршет. Для самых близких. Я бы хотела, – Анна Георгиевна запнулась, – мы бы хотели. Мы оба. Я и Вадим, чтобы ты стала свидетельницей на церемонии.
– Это же сейчас не нужно. Свидетели даже нигде не расписываются.
– Это нужно не ЗАГСу. Это нужно нам.
Агата подняла голову и посмотрела наверх. Небо было серым и угрюмым. Отблески солнца потерялись где-то среди облаков. Прямо над её головой кружила стая чёрных птиц.
– Странно всё это, не находишь? Ты говорила, что женщина должна позволять себя любить, говорила, что в ЗАГС больше не сунешься, а теперь вот заявление подала. Вадим что, к твоему горлу нож приставил?
Агата потёрла озябшие пальцы. Те были в перчатках, но всё равно мёрзли. В груди стало тошно и невыносимо горько. Нынешняя, старающаяся жить правильно и по совести Агата как будто куда-то исчезла, а на смену ей вылезла старая. Капризная, жестокая и эгоистичная. Агата всегда дико ревновала мать к Вадиму. Всегда. Правда, в какой-то момент с приходом Дани она вроде как успокоилась и смирилась, а может, даже привыкла. Вадим был удобный. Часто молчал, жизни её не учил, замечаний не делал. Мысли о их свадьбе иногда приходили Агате в голову, но это были просто мысли. Теперь же она получила их подтверждение. Новость о подаче заявления растравила старые раны. Впрочем, на первый план вышла даже не ревность, а зависть. Если бы всё не сложилось так, как сложилось, двадцать пятого марта могла бы состояться свадьба Агаты. Их свадьба с Данилом. А теперь вот мать выходит замуж, а она по-прежнему одна.