Страница 12 из 17
О будущем Иона старался не думать, но это становилось все труднее. Шли разговоры, что через день-два его выпишут, но даже по самым оптимистичным прогнозам, он вряд ли скоро вернется в команду. Возможно, и вовсе не вернется.
Эта перспектива его пугала.
– Борьба идет здесь. – Санни постучала пальцем по его виску, когда Иона садился на кушетке. – Боль – это способ, при помощи которого тело сообщает тебе, что что-то не так. Главное – это то, как ты отнесешься к этому сообщению.
Когда колено рвало от боли, поверить во все это казалось трудно.
И все-таки он по крайней мере мог самостоятельно передвигаться. В самом начале на сеансы физиотерапии его возили в кресле-каталке, а теперь он ходил туда и обратно на костылях с локтевым упором. Иона лежал в больнице вторую неделю и каждый раз, ковыляя по знакомому коридору в свою палату, удивлялся, что так быстро приспособился к больничному режиму и распорядку. Помогало, что ему разрешили принимать посетителей. С протокольными визитами приходило начальство вплоть до старшего суперинтенданта и представителя Федерации полиции, интересовавшихся его состоянием и самочувствием. Было очень приятно повидаться с ребятами из команды, особенно с Ханом и Нолан. Все это напомнило ему, что за пределами больницы по-прежнему шла нормальная жизнь.
Сослуживцы также рассказали ему гораздо больше о вызванном происшествием на пирсе широком общественном резонансе. Убийства на Скотобойной набережной породили шумиху в прессе по всей стране, что сопровождалось вполне предсказуемым зубоскальством газетчиков по поводу названия места преступления. Общее мнение гласило, что трагедия стала результатом провалившейся секретной операции, чего, очевидно, и не пытались отрицать представители следствия по связям с общественностью.
Однако из новостей Иона узнал драгоценные мелкие подробности. Официальные заявления полиции представляли собой по большей части общие слова и заверения, что виновные предстанут перед судом. Это распространялось даже на Гевина. Его гибель теперь официально рассматривалась как «убийство без тела», и пресса особо подчеркивала факт, что совершившие его так и не найдены. Однако в то время, как средства массовой информации изображали его героем, погибшим при попытке спасти других, полиция отзывалась о нем до странного более сдержанно. Не высказывалось никаких неофициальных мнений касательно личности убийцы или его мотивов, не выносилось частных суждений и предположений из анонимных источников. Поскольку дело сопровождалось огромным числом вопросов, официальная позиция, казалось, состояла в том, чтобы говорить как можно меньше, а не признавать отсутствие информации. Лишить версию подпитки фактами и тем самым предоставить прессе заполнять образовавшийся вакуум всяческими измышлениями.
По крайней мере, участие самого Ионы почти полностью обошли вниманием. Мелькали отсылки к получившему ранение «неназванному офицеру полиции» – но не более того. А трем неопознанным трупам из пакгауза уделяли еще меньше внимания. Согласно слухам, которые Ионе передали Хан и Нолан, всех жертв ударили по голове, а потом еще живыми завернули в полиэтилен. Причиной смерти стало удушье, в случае молодой женщины усугублявшееся обезвоживанием и стойким нарушением функции внутренних органов. Полиэтилен служил не только для сокрытия тел до того, как от них избавились. Он стал одним из орудий убийства.
Но кроме этого Хан и Нолан ничего не смогли сообщить. Хотя три жертвы остались неопознанными, это не помешало газетчикам заключить, что они наверняка являлись нелегальными мигрантами, возможно убитыми теми же перевозчиками, что тайно переправили их в страну. Имя женщины – Надин – и ее возможное ближневосточное происхождение предали огласке, однако без фотографии, способной «очеловечить», она и две другие жертвы превратились в незначительную деталь или немногим более того. Их гибель вызвала в прессе призывы покончить с организованной преступностью, а также критику состояния границ Британии и ее иммиграционной политики. Однако в поднявшейся шумихе затерялся тот факт, что три человека погибли жестокой и бессмысленной смертью.
Флетчер и Беннет еще два раза приезжали с целью допросить Иону, и каждый раз оказывался ненамного приятнее предыдущего. Инспектор явно считал, что Иона знает больше, чем говорит, и Иона не мог его в этом винить. Возможно, твердых улик против него не нашлось: Иона благодарил небо, что постарался не испачкаться в крови Гевина, когда проверял его пульс. Однако дравшегося с ним по-прежнему не нашли, и изложенную Ионой версию событий не подтверждало ничего, кроме единственного звонка от Гевина в журнале вызовов его телефона. От этого Иона пребывал в неопределенности, сам не зная, подозревают его в чем-то или нет.
Пока Флетчер прямо об этом не говорил.
Путь из кабинета физиотерапии казался долгим. Но как бы Иона ни устал, от вида своей палаты на него навалилась тяжесть. Хотя за дверью больше не стоял констебль – охрану потихоньку убрали несколько дней назад, и Иона увидел в этом хороший знак, – маленькое пространство без окон все равно походило на тюремную камеру. Днем там было более-менее терпимо, когда яркие флуоресцентные лампы высвечивали все щербинки и сколы, создавая впечатление лишенной всякого течения времени пыточной камеры. Ночью же становилось еще хуже. Иона плохо спал уже много лет, но с момента попадания в больницу он даже обрадовался прежней бессоннице. Теперь закрыть глаза означало попасть в кинотеатр подсознательного. Кошмаров он почти не помнил, однако в ужасе просыпался, хватая ртом воздух, уверенный в том, что в палате кто-то есть.
Рядом никогда никого не было.
Когда Иона доковылял до палаты, он задыхался и взмок так, будто пробежал длинную дистанцию. С желанием поскорее рухнуть на кровать он открыл дверь и замер на пороге.
В ногах кровати стояла незнакомая женщина и читала его медицинские карты. Ей было чуть за тридцать, она носила обычную одежду, а не сестринский или хирургический халат. Когда Иона вошел, она вздрогнула от неожиданности, но потом улыбнулась.
– Здравствуйте. Вы, наверное, Иона. Меня зовут Корин Дели, – сказала она, повесив планшетку с картами на спинку кровати.
Судя по интонации, она, похоже, решила, что Иона узнал ее по имени. Он не узнал, но попытался скрыть свое невежество и прошел в палату.
– У меня на сегодня больше ничего не назначено, верно? Я только что с физиотерапии.
– Нет, но я проходила мимо. Теперь вы вернулись, и я решила, что у нас выдастся время поговорить.
У Ионы упало сердце. Теперь он смутно догадывался, зачем она явилась.
– Вы психолог?
Ему предложили консультации психолога, чтобы справиться с последствиями происшедшего, он пока что не дал согласия, но и не отказался. Хотя все должно было происходить добровольно, Иона опасался, как бы отказ не сказался на предстоящем возвращении на службу. Он не хотел усложнять и без того уже обещавшую стать нелегкой ситуацию.
Однако Иона считал, что до принятия решения у него есть несколько недель, и не думал, что все случится так неожиданно.
Женщина, похоже, немного стушевалась, хотя улыбка не сходила с ее лица.
– Я не называю себя собственно психологом…
Ионе было все равно, как она себя называла.
– Слушайте, я очень устал. Подождать нельзя?
– Ну, полагаю, что можно, но поскольку я здесь…
Иона замялся. Физиотерапия и долгий путь сильно утомили его, и ему совсем не хотелось отвечать на вопросы о душевном состоянии. Но раз уж на то пошло, наверное, лучше побыстрее с этим развязаться? И кто знает? Возможно, это даже поможет ему наладить сон.
– Это ведь ненадолго, так? – спросил Иона, собираясь присесть на кровать.
– Как захотите, – ответила женщина, еще шире расплываясь в улыбке и уступая ему дорогу. – Вам помочь?
– Нет, спасибо, сам справлюсь. – Иона прислонил костыли к спинке и опустился на кровать, вытянув больную ногу. Сумел кое-как улыбнуться. – Ну, как станем работать?