Любовь серого оттенка

— Я… Нет… — мои слова ранили его, и я тысячу раз прокляла свой язык. Почему растерянность овладевает мной в такие моменты?!

— «Светлые»… Кто из нас ещё больше мразь?

За спиной включается настольная лампа, к которой, по всей видимости, всё это время тянулся Дэйв. Но его дальнейшие угрожающие действия остановил Брайен одним сильным ударом. Защитил себя, чтобы жених не ослепил его.

Стол осветился светом лампы. Тело Дэйва упало на пол со страшным звуком.

Я сжала ладонь в кулак и задержала болезненный вдох. На дрожащих ногах я опустилась к телу Дэйва и пощупала его голову. И меня затрясло ещё большие, когда мои пальцы стали гореть из-за теплоты его крови.

— У него… Кровь… Из головы… — заикаюсь, прерываюсь на глубокие вдохи и нарастающий рёв. — Уходи, сейчас же!

Глава 40

— Уходи, прошу, — шёпот, переходящий на писк вылетает из моих онемевших губ. Пальцы продолжали касаться свежего пореза, кровь вызвала приступы тошноты.

— Не надо меня прогонять.

— Они наверняка проснулись, услышав весь этот шум. Уйди, я должна помочь Дэйву, — вытираю солёные слезы, делая частые вдохи. Но дрожь не может пройти сама собой, и я болезненно всхлипываю, содрогаясь всем своим напуганным телом.

— Я сказал, не надо меня прогонять, я не сделал ничего плохого, — строг, как с ребёнком.

И он смеет злиться на меня сейчас?!

— У него кровь, ты понимаешь? Уйди, пожалуйста.

— Он первый проявил агрессию. Я защитил себя.

— Я не намерена сейчас разговаривать, просто уйди, — холодна, как лед, но так было нужно. Он должен уйти, как можно быстрее, чтобы не пострадать. Пусть лучше он возненавидит меня, чем попытается помочь, рискуя жизнью.

Ветер лишь на секунду проникает в комнату и вновь остается за окном. Ушел, так как зол на меня. Разочарован, огорчен. Я не хотела делать ему больно!

Испуг за Брайена, за наши странные отношения поспособствовал началу приступа истерики.

— Выруби меня, — очень тихий голос раздался снизу. Я опустила своё заплаканное лицо и постаралась посмотреть на Дэйва, но настольного света было чертовски мало, чтобы увидеть его.

— Чччто? — нестабильное дыхание выматывало лёгкие, но я держалась, как могла, чтобы только окончательно не поддаться слезам.

— Некогда разговаривать, — я услышала шорохи, доносящие из комнаты. Видимо, родители всё-таки решили проверить, что за звуки. — Выруби меня.

— Я не понимаю, зачем.

— Сделай уже!

Кавардак в голове не давал думать и тормозил все мыслительные процессы. Кроме тысячи проклятий в свою сторону, я слышала голос ненависти к судьбе. Звон в ушах и холод, от которого, что парадоксально, становилось душно.

В этом состоянии я потянулась к телефону, который все это время освещал ворс ковра. Внутренний рёв напряг мышцы рук и сконцентрировал всю силу на одном ударе.

Он перекатывается на спину, подставляя для меня затылок.

Луч света падает на его светлые волосы и отблескивает от темно-красной крови. Удар пришёлся на уже ушибленное место.

Угол телефона стал кровавым. Тело Дэйва ещё больше расслабилось, лицом он уткнулся в пол и прекратил какие-либо движения.

Пальцы медленно отпускают аппарат. Задерживаю дыхание и широко раскрываю глаза. Рот кривится, открывается, чтобы дать организму кислород.

— Дэйв, — шепчу, тянусь к его голове. — Дэйв!

Отойдя от шока из-за собственных действий, я откинула телефон под кровать фонарем вниз и положила Дэйва себе на колени, перед тем как в комнату зашла мама.

Сначала дверь медленно открывалась, пропуская всё больше света. Но когда ноги Дэйва оказались в зоне видимости, мама подлетела к нам, включая весь возможный свет.

Наконец я смогла увидеть его лицо: губы слегка приоткрыты, глаза, наоборот, закрыты и ресницы не дрожат. Хотела проверить, дышит ли он, но кали крови на пальцах затормозили действия.

— Что случилось?! — мама быстро начинает проверять дыхание, щупать пульс.

А я молчу, пуская слёзы. Я не могу ни в чём сознаться.

— Я спрашиваю, что случилось?! — кричит, но старается не паниковать. Она забирает его у меня, освобождая мои испачканные его кровью колени.

Я ударила его. Причина вред человеку и страдаю сейчас сама из-за этой вины. Мой мутированный организм не посчитал нужным отягощать моё состояние приступами, которые должны были довести меня до обморочного состояния. Я дышу, пусть тяжело, но дышу. Не падаю на пол от кислородного голодания, не ощущаю омертвения легких и онемения конечностей, не испытываю боль, которую сама причинила другому.

За моим поступком не следует наказание пытками, по силе равными его страданиям. Но «светлая» Аврора казнит за безмозглость, за поступки, которыми могла руководить только «тёмная» половина.

И вновь конфликт. Я не контролирую сама себя, не понимаю, что пытается донести до меня мама.

Папа вбегает в комнату, держа в руках аптечку. В дверях маячит Алекс, не решаясь переступить порог.

Всё как в тумане. Внутренние голоса, которые активно ругались между собой, заглушали звуки внешнего мира.

Вода в ушах. Пелена перед глазами. Я не успокаиваюсь, не начинаю соображать.

Папа подносит ватку, смоченную в нашатырном спирте, к носу Дэйва. Когда парень начинает двигать глазными яблоками, он убирает её, чтобы не усугубить положение едким запахом. Жених приходит в себя, разлепляет глаза и смотрит в пустоту, почти скуля от боли.

Разговаривают с ним, но он не в состоянии внятно отвечать. Мама готовит ватку, чтобы аккуратно обработать рану, но, взглянув на неё, поняла, что всё хуже, чем могло было быть. Я своим ударом расквасила кожу, которая и так уже подверглась ранению об острый край стола.

Брайен ударил его по лицу, что почти не заметно, но таким образом ему удалось пошатнуть Дэйва, а в темноте он и вовсе потерял равновесие. Удар об стол стал причиной болезненного состояния Дэйва, а я добила его углом телефона.

Это подтверждало то, что Брайен не желал причинять вред Дэйву, несмотря на то, что тот грубо говорил о нём (что делал он исходя из внушаемых ему образов, и за это не стоит винить его). Это была самооборона, ведь если бы он использовал всю свою силу, вряд ли Дэйв смог бы говорить сейчас, так как все «тёмные» во много раз сильнее «светлых».

Идиотка. Как я могла усомниться в нём? Брайен не причастен ко всему этому.

Замечаю туманный взгляд Дэйва на себя и пытаюсь убрать слёзы, чтобы получше разглядеть его.

— Мам, дай я сама обработаю, — тяну руки к аптечке, восстанавливая дыхание.

— Может, ты расскажешь, что произошло, — недоверчиво смотрит на меня, на что я опускаю взгляд.

— Потом, мам, — отбираю аптечку. — Дэйв, ляг на живот, пожалуйста.

Слушается меня, утыкается лбом в ковёр и держится руками за виски. Ему очень больно, что видно по напряжённым пальцам и часто вздымающимся плечам. И кровавый затылок также подтверждает это.

К горлу поступает ком, вызывая ложный рвотный рефлекс. То ли меня тошнит от запаха, то ли от картины, то ли от своего поступка.

— Мы подадим запрос в больницу, на рассвете приедет скорая, — произнёс папа.

Огромный минус «светлой» жизни: ночью никто не приедет к тебе на помощь, даже если ты будешь умирать. Многие люди погибли именно ночью из-за различных приступов, отравлений, высоких температур, но правительство не собирается как-то исправлять это. Да и граждане молчат, так как следуют законам.

— Хорошо, — провожу пальцами по волосам, чтобы осмотреть рану. Точно придётся зашивать.

— Можно оставить вас одних? — спросила мама.

— Да, конечно.

Они вышли из комнаты, оставив свет. Никто больше не ляжет спать этой ночью.

— Зачем? — спрашиваю у него, касаясь края раны ваткой, чтобы не обжечь повреждённый участок.

— Я бы не смог соврать. А так можно прикинуться, что потерял память.

— Ты с ума сошёл?

— Да, раз не сдаю твоего «тёмного», — он резко зашипел из-за того, что капля дезинфицирующего средства попала на мясо. Я сразу наклонилась к нему и подула на рану.