Любовь серого оттенка

— Где же он?! — крикнула я в сумрачное небо. Время на исходе, а я до сих пор даже не продвинулась.

Руки от отчаяния падают, ладони упираются в холодную землю. Чувствую легкое покалывание и сразу отдергиваю руку. Вот он!

Поднимаю свой браслет и надеваю его на запястье. Теперь надо бежать не жалея сил. Если я не успею, меня никто не будет искать. Даже мама с папой. Их просто не выпустят из дома.

Мышцы на ногах начинает сводить уже на половине пути: я никогда не отличалась хорошей физической подготовкой. В левом боку появляется адская боль, похожая на удары колющим предметом. Видимость становится хуже. Зачем я ушла так далеко?! Голова уже болела от того, что я мысленно наказывала саму себя за такое безалаберное отношение ко всему.

Вижу дома. Ещё чуть-чуть и я хотя бы зайду на территорию, где могут быть люди.

Но в это время все уже давно в своих квартирах, выйти невозможно. Кто не успел — остается на улице. Даже если твой самый любимый человек не вернулся, ты не можешь ему помочь, ведь это противоречит прописанным законам.

«До наступления сумерек все должны вернуться в свои дома. Если вы пожелаете выйти на улицу по какой-либо причине, наказанию подвергнетесь не только вы, но и все ваши близкие. Ночь — время «темных», поэтому будьте добры следовать порядку. Это все ради вашей же безопасности. Мы ценим каждого гражданина и хотим всего самого лучшего «светлым». Тот, кто не успел вернуться, будет сам отвечать за свою ошибку».

Слишком много противоречий.

Но правительству лучше знать. Логичнее потерять одного «светлого», чем целый отряд.

Я не замечаю какую-то корягу прямо под ногами и падаю, расшибая колени. Кровь — ещё одна вещь, которую так не любит каждый «светлый». Нас всех тошнит от ее вида, мы боимся ее. И сейчас, когда перед моими глазами слишком ярко засверкали свежие раны, мне моментально стало дурно.

Все начинает погружаться в темноту, будто сон овладевает сознанием. Но веки не тяжелеют, я просто слепну. Проходит та самая привычная секунда, за которую мы всегда теряем зрение, и внешний мир становится для нас непроглядным мраком. Судорожный всхлип вырывается из груди, но я пытаюсь заткнуть саму себя. Не время раскисать. Только не сейчас!

Где-то в стороне я видела контейнеры для мусора. Начинаю ползти на отвратительный запах, абсолютно ничего не видя. Прекрасно! Но в любом случае лучше провести ночь в мусоре, чем быть пойманной «темным». Как же я, должно быть, жалко выгляжу сейчас, натыкаясь на разные осколки. Все руки уже должно быть в крови, но я продолжаю упорно ползти. Больно. Невыносимо больно!

Браслет дороже жизни? Нет, совсем нет. Для меня труд мамы и папы дороже жизни. Слишком эгоистично было бы плюнуть на все это и спасать свою шкуру. Но меня сейчас не простят за такие мысли. Накажут за эгоизм, отругают за то, что не подумала о своих родных, не побеспокоилась об их состоянии. И опять глупый ход. Я заслуживаю даже большего наказания. Идиотка, которая наплевала на чувства близких и дорогих людей. Браслет можно было найти завтра, а вот жизнь уже никак не вернешь. Простите, но я слишком глупа для этого мира.

Доползаю до баков и прячусь между ними. Аккуратно достаю осколок из ладони и швыряю в сторону. Хочу крикнуть от жжения в районе свежих ран, но нельзя. В голове всплывает кошмар из детства, жуткий и отвратительный. Тогда голос шептал, что убьет меня, не взирая ни на что.

Помню, с каким интересом думала о том, кто же эти «темные» и почему один из них угрожал мне, впечатлительному ребенку. Но с возрастом желание даже просто вспоминать о них пропало. В школе воспитали сильное отвращение к ним. То, что они делают, достойно самого жуткого наказания — смерти.

Но они сами являются олицетворением любого кошмара. Само их существование — наказание для нас. Попасть в их лапы хуже смерти. Они опасны и всегда травили жизнь «светлым», особенно много лет назад, когда предкам приходилось жить с ними по соседству и постоянно бояться за жизнь свою и близких. Как хорошо, что началось это разделение, и как плохо, что никто не решается выстроить огромную стену между нами раз и навсегда.

Монстры. Бесчувственные твари. Только к ним «светлые» испытывают самое отвратительное чувство в мире — ненависть.

Но что толку от этого? Мы все равно не можем принести им вред. Такова наша натура: насилие не приемлем ни в каком виде и ни к каким…существам. И мы физически слабы перед ними, прекратить их существование не в наших силах.

Медленно начинаю принимать все, что сейчас происходит. Слезы все еще бегут по щекам, но я игнорирую их и просто продолжаю гадать: выживу я или нет? Осознание ничтожности перед обстоятельствами отнимает все силы. Сердце начинает глухо отбивать медленный ритм, голова тяжелеет. Я сдаюсь, но уснуть так и не решаюсь.

Гробовая тишина. До дрожи пугающая. Но это лучше, чем слышать какие-то шорохи и ничего не видеть.

Темнота слепит нас. Мы полностью безоружны во мраке. Как мыши в мышеловке. А они самые настоящие хищники, видящие в темноте.

Наша сила — свет. Но для них это безумная пытка. Мы слишком разные, чтобы жить в одном мире.

Кладу голову на мусорный бак, обнимаю себя за плечи. Они не придут сюда, никто ведь не захочет торчать около места, от которого жутко воняет. Все будет хорошо. Я вернусь домой, обязательно. Я увижу восход солнца.

Меня одолевают голод, холод, усталость и полное отсутствие хоть каких-то сигналов от органов чувств: запахи больше не слышу, перед глазами черная пелена, в ушах словно пробки стоят. Этот выдуманный вакуум одновременно пугает, одновременно клонит в сон. Что я могу сделать, кроме попытки уснуть?

— Эй. — Откуда-то раздается тихий звук, я в испуге открываю глаза, хоть в этом и нет смысла, и всем телом сжимаюсь в клубок. Пытаюсь прислушаться, но кругом снова лишь тишина. Может, галлюцинации? Но успокоиться вновь уже не получается. — Боишься? — голос слышится отчетливее, человек стоит прямо за моей спиной. Оказывается все это время маленькая стена из кирпичей за мной была лишь плодом моей отчаявшейся фантазии. — Приятно торчать здесь, среди всего этого мусора?

У меня язык от страха приклеивается к небу. За мной явно сейчас наблюдает мужчина, и его присутствие сворачивает внутренние органы в тугой узел. Я уже готова молить о пощаде, потому что все остальные геройства в этих условиях приравниваются к катастрофической глупости. Сейчас он хозяин ситуации, прекрасно понимает это, поэтому так небрежно и победоносно разговаривает со мной.

— Ты не только ослепла, но и оглохла? — шипит он. К горлу незамедлительно подобрался ком, и я ладонями закрыла свой рот, чтобы не издать звука или чтобы меня для полноты картины не стошнило.

Одним резким хватом за спинку платья меня поднимают на ноги и тащат за собой. Я только и успеваю шаркать ногами по земле и всхлипывать от грубых толчков в неизвестном направлении. Он не касается меня, но зато швы от платья благодаря нему сильно впиваются в кожу, ткань сдавливает грудь и дышать становится тяжелее.

— Прошу, — вместе со всхлипом вырывается единственное слово, полностью проигнорированное моим мучителем. Он настолько тихо перемещается, что это делает его еще больше похожим на хищное животное.

Он усаживает меня на скрипучий стул, даже не связывает, ведь я легкая добыча. Я инстинктивно обнимаю себя за плечи, сжимаю ноги. Оголенной кожи слишком много, она покрыта мурашками не только от ужаса происходящего, но и от прохладного ночного воздуха.

Его забавляют мои нелепые попытки самозащиты, он смеется и тихо произносит:

— Так мило дрожишь.

— Т-т-ты м-меня убьешь? — заикаюсь я. Кровь в жилах уже давно застыла, сердце замерло. Слух сейчас как никогда обострен, пытаюсь уловить каждое движение. Но он правда слишком тих, зато смех его в памяти засел и стал прокручиваться без передышки в моей ноющей голове.

— Сразу к делу? Даже не растянем удовольствие? — непринужденно спрашивает он. Я же прикусываю губу, чтобы не разрыдаться и не дать ему больше поводов для самолюбования. Но кажется, мои конвульсии радуют его даже больше: гортанный смех раздался вновь.