Операция "Кронштадт"

— Я даже не понимаю, как ты ко мне относишься, — пожаловалась Клавдия.

— А как ты сама ко мне относишься?

— Это я ещё меньше понимаю...

— Ну так, может, и не надо в этом копаться? Нам хорошо вместе, на том и остановимся.

Судя по тихому счастливому вздоху, Клавдия со мной согласилась. Но долго наслаждаться обществом друг друга нам не дали. Кто-то постучал в дверь, робко и деликатно.

— Да? — Клавдия резко приподнялась на локте. Я провёл пальцем по её спине, от самой шеи донизу, считая позвонки.

— Клавдия Тимофеевна, там какие-то господа из полиции... — донеслось из-за двери.

Глава 4. Господин Витман

— Господа из полиции? — опешила Клавдия.

Это явно был какой-то оксюморон.

— Может, и не из полиции, но очень серьёзные, и они... они спрашивают господина Барятинского.

— Я почти закончила, скоро придём, — сказала Клавдия и начала одеваться.

Проделала это, как обычно, в мгновение ока — я едва успел потянуться за одеждой, а она уже стояла у кушетки в халате, застегнутом на все пуговицы.

— Теперь ещё и полиция, — пробормотала бледная Клавдия. — Господи боже мой, Костя, что происходит?

— Уверен, что ничего страшного, — отозвался я, натягивая пыльные штаны. — Было бы что серьёзное — они бы уже ворвались сюда.

Клавдия негодующе сдвинула брови.

— Я даже не представляю, что нужно сделать, чтобы какие-то полицейские позволили себе ворваться в мою клинику!

— Я представляю, — вздохнул я. — Слушай, а у тебя халата лишнего не найдётся?

Клавдия посмотрела на мою куртку с разрезанным рукавом. Кивнула и выскользнула из смотровой сквозь дверь. Вернулась через минуту, протянула мне медицинский халат.

— Великолепно, — надев халат, сказал я. — Мы теперь считай что коллеги.

— Да мы уже давно коллеги, — вздохнула Клавдия.

— Ну тогда у меня есть просьба — помоги, как коллега коллеге. Можешь припрятать на время вот этих ребят? — Я показал на пару револьверов, лежащих на стуле.

Клавдия, которая час назад сама же их туда и положила, теперь будто впервые увидела. Охнула, побледнела ещё больше, но кивнула.

Двое «господ» ждали меня в кабинете Клавдии. И, как только мы с ней вошли — встали стеной перед нами. Наглухо застёгнутые шинели, непроницаемые лица.

— Чем обязан, уважаемые? — спросил я.

У них даже лица были похожими. Братья, что ли? Только у одного стрижка — короткая, а у другого волосы закрывали уши. Первый держал в руках каракулевую шапку с синим верхом, у второго руки были свободны. Он и сунул одну из них за пазуху.

— Медленно! — прикрикнул я, и в моей руке появилась светящаяся цепь. — Очень. Медленно.

Клавдия за моей спиной тихонько ахнула. Полицейские ощутимо напряглись, но видно было, что ребята не первый день жизнь нюхают. Тот, что с волосами подлиннее, медленно вытащил руку из-за пазухи и показал мне сложенный лист бумаги. Так же демонстративно медленно его развернул. Я скользнул взглядом по строчкам.

Бла-бла-бла, тайная канцелярия, господин Володарский... Ох ты ж! Тайная канцелярия. Высоко же меня занесло.

— Принято. — Я отозвал цепь. — Чем обязан, господин Володарский?

— Начальство очень просит вас, ваше сиятельство, приехать побеседовать, — подал голос коротко стриженный. Поклонился. — Просим прощения за нарушение спокойствия, уважаемая Клавдия Тимофеевна. Разрешите представиться: моя фамилия Песков. Ашот Песков, к вашим услугам. А мой друг, как вы изволили заметить, Степан Володарский.

— А сам ваш друг— немой? — спросил я.

— Вы, ваше сиятельство, чрезвычайно проницательны, — поклонился Песков. — Последствия контузии-с.

— Сочувствую, — кивнул я Володарскому. — К самому только слух вернулся.

Володарский едва заметно дёрнул уголком рта. То ли попытался улыбнуться, то ли дал понять, что, мол, не принимает сочувствий от кого попало.

— Послушайте, господа, разве это не может подождать? — Клавдия вышла у меня из-за спины и буквально закрыла своей грудью. Строго сдвинула брови. — Господин Барятинский — мой пациент! И ему сейчас более всего нужен покой. Покой и тепло! У него даже верхней одежды нет, я собиралась оставить господина Барятинского в клинике как минимум на ближайшие сутки.

— Одежда — это не беда, — засуетился Ашот, расстёгивая шинель. — Одежду мы его сиятельству мигом сообразим.

— Послушайте, ну это уже просто ни в какие ворота! — всплеснула руками Клавдия. — Я... Да я, как врач, просто запрещаю господину Барятинскому покидать клинику! Я — баронесса Вербицкая, в конце концов! За личные заслуги отмечена самим императором! Как вы смеете...

— Со всем глубочайшим к вам уважением, ваше сиятельство, — сгибаясь в поклоне, перебил Ашот, — род Барятинских вовсе занимает два места в Ближнем кругу-с. Поверьте, без великой на то нужды ни в коем разе не осмелились бы беспокоить. Не для собственного удовольствия мы тут-с, уж поверьте... Извольте, господин Барятинский.

— Всё нормально, Клавдия Тимофеевна, — сказал я и накинул поверх халата шинель. — Не сердитесь на парней, они просто выполняют свою работу. А за халат не извольте беспокоиться, постараюсь вернуть вам его с ближайшей оказией. Или же лично, в воскресенье.

— Халат меня тревожит меньше всего! — холодно сказала Клавдия.

Хотя упоминание воскресенья её, кажется, немного успокоило.

Мне очень хотелось поцеловать Клавдию на прощание, чтобы закрепить этот эффект. Но я понимал, что не имею никакого морального права так поступать в присутствии посторонних. Поэтому просто кивнул и вышел в сопровождении господ Володарского и Пескова.

В машине я увидел новое для себя колдовство: стёкла были абсолютно непрозрачными изнутри. Не тонировка, это я подметил. Ну и явно не нанотехнологии из моего мира. Значит — магия, всё просто. От водителя меня отделяла перегородка, а через стёкла я ничего не видел. Поэтому просто молча сидел и на всякий случай считал повороты и расстояние, исходя из предполагаемой скорости. Володарский сидел слева от меня, Песков — справа.

— Ничего даже не спросите-с? — осведомился Песков.

— Там, куда мы едем, мне всё объяснят, полагаю, — ответил я. Песков мешал слушать дорогу.

— Обычно даже взрослые люди нервничают, вопросы задают...

— И что же? Им это как-то помогает?

— Не то чтобы-с...

— Вот именно.

Песков заткнулся, а я продолжал запоминать дорогу. Пока мог сказать одно — из Чёрного Города мы выехали. А дальше уже нужно будет работать с картой, так я ничего наверняка не скажу.

Примерно через полчаса машина остановилась, и сопровождающие зашевелились. Володарский повернулся ко мне, Песков открыл дверь, выбрался в предрассветный полумрак и сказал:

— Прошу, господин Барятинский.

Я вышел. Окинул взглядом мрачное каменное здание. Три этажа, почти все окна ярко освещены — внутри кипит работа.

Песков открыл передо мной тяжёлую дверь. Войдя внутрь, я оказался в просторном вестибюле, отделанном мрамором. Двое сопровождающих не отставали. Мы поднялись на второй этаж. Там из кабинета в кабинет сновали люди, не поднимая глаз от бумаг. Я поморщился — никогда не любил бюрократии. Даже в электронном виде она представляла собой сущий ад.

В кабинете, куда меня препроводили, я оказался один. Песков с извинениями забрал свою шинель и удалился. Дверь запирать не стал — продемонстрировал уважение и доверие.

Я откинулся на спинку стула, зевнул. Два стула и небольшой столик стояли посреди практически пустого кабинета. У одной из стен стоял шкаф, забитый пухлыми картонными папками. Рядом со шкафом висела чёрная доска, на которой мелом было написано:

«Настоящiя мужчинъ всѣгда дѣржатъ своё слово».

Я улыбнулся краем рта. Нет такой мудрости, которую нельзя было бы использовать в качестве гнусного инструмента для манипуляций.

Открылась дверь, вернулся Песков с чашкой кофе на блюдечке. Поставил передо мной.

— С сахаром? — спросил я.