Страница 5 из 66
Бросаю на него безразличный взгляд.
— Ты — мужик с гор, который всего два часа назад попросил меня стать твоей сводней.
— Это было до того, как я узнал, насколько горячо ты будешь сегодня выглядеть. — Его кокетливая улыбка вызвала бы в животе порхание бабочек, если бы он все еще нравился мне в таком смысле. — Ты же знаешь, скажи только слово, и я приползу к тебе в мгновение ока.
Он тянется, чтобы меня обнять, но я со смехом отталкиваю его.
— Ты только прошлым летом признавался в любви Кейт. Теперь хочешь провернуть со мной второй заход? Я пока не дипломированный психолог, но знаю достаточно, чтобы сообщить, что у тебя проблемы с личностными границами.
— Абсолютная ложь! — возражает он, а затем лезет в мою сумку и достает жвачку.
Я выхватываю у него сумку.
— Видишь? Проблемы с границами! Нельзя дружить с женщиной и пытаться с ней переспать. Тот факт, что у нас с тобой никогда не было секса, — единственная причина, по которой мы все еще друзья.
— Это жвачка, а не твои трусики. — Он с недовольным ворчанием засовывает жвачку в рот и жует.
Его ворчание заставляет меня переключиться с моего короткого, практически несуществующего романа с Дином, на Доктора Кретина, тоже большого любителя поворчать. Кровь во мне вновь вскипает, потому что все, что я могу представить, — это уничижительное выражение, с которым он смотрел на меня.
Ну и мудак.
И знаете, что? Держу пари, если бы я выглядела как Кейт, он бы проявил большую вежливость. Она забавная и отрывается как парень, но выглядит как чертова кинозвезда, так что в нее невозможно не влюбиться. Черт, даже Дин сумел бы разрядить обстановку. Этот мужчина способен охмурить даже бесполый камень!
Уточнение «бесполый», вероятно, было излишним для данной аналогии.
А я? Что делаю я? Пихаю себе в рот пригоршню пирога, как призовая телка. Может, поэтому я спала всего с несколькими парнями, хотя мне скоро тридцать.
Последнего звали Барри, он работал фармацевтом и каждый раз, когда кончал, выглядел так, словно в него стреляли.
Меня передергивает.
Неудивительно, что я не трахалась уже несколько месяцев. Если Барри — мой последний опыт, то ночь темна и полна ужасов.
Повернувшись на каблуках, натягиваю на лицо решительную улыбку.
— Готов, сводник?
Он тяжело вздыхает и в отчаянии осматривает меня еще раз.
— К вашим услугам.
Через полчаса мы сидим в баре «Биттер», одном из моих любимых мест в центре Боулдера. В свете красных ламп и деревянных акцентах в стиле кантри в нем чувствуется неспешная, хипстерская атмосфера. Нам с Дином удалось захватить два свободных стула в конце бара. Мы ковыряемся в миске с попкорном в ожидании второй порции выпивки, когда я заканчиваю свою душещипательную историю, произошедшую в кафетерии.
— Он фактически обвинил меня в синдроме Мюнхгаузена! — восклицаю я, когда бармен ставит перед нами напитки.
— Ваш IPA, сэр. А вот, мэм, ваш коктейль «Пестики и тычинки». — Бармен с закрученными усами разворачивается и, не оглядываясь, уходит.
Мое лицо вытягивается.
— Когда это я из мисс превратилась в мэм? — Высыпаю зернышки попкорна в ладонь и беру коктейль, чтобы сделать глоток. Обращение бармена серьезно омрачает ауру сексуальной богини, с которой я сюда вплыла. — Я теперь мэм?
Дин закатывает глаза.
— Заканчивай рассказ.
— Забыла, где остановилась… вот что бывает со старушенциями, — хмурюсь я.
— Линси, тебе двадцать семь. Ты не старуха. Так что же произошло после того, как он сказал, что ты нарушила социально приемлемое правило?
Я тяжело вздыхаю.
— В этом-то все и дело. Я без оглядки умчалась оттуда. Можешь поверить, что он так сказал? Среди тебя, меня и Кейт, кто самый социально ответственный?
— Ты, — мгновенно отвечает Дин.
— Вот именно! — восклицаю я и делаю еще глоток. — Я всегда веду себя ответственно. Стоит мне хоть раз поступить странно, например, несколько месяцев поработать над диссертацией в больничном кафетерии, что, кстати, не преступление, и это швыряют мне в лицо, — начинаю я снова бередить рану.
— Полная чушь, — подтверждает Дин.
— Кейт пробралась в шиномонтажную мастерскую, чтобы поработать, и вытащила оттуда горячего механика. Жизнь может быть так несправедлива.
— Знаю, — отвечает Дин и, схватив бокал, следует моему примеру.
— Я даже не понимаю, почему его так волновало мое присутствие. Казалось бы, доктору есть чем заняться. И готова поклясться, он хотел мой пирог. Ты бы видел, как тот на него смотрел.
— Ни один мужчина не расстраивается так из-за пирога. — Дин тянется за попкорном, и в его глазах появляется озорной блеск. — Уверена, что он не хотел чего-то другого?
Я пожимаю плечами, мой взор слегка затуманился от алкоголя.
— Он больше смотрел на пирог, чем на меня.
— Чушь собачья. — Он поворачивает мой стул так, что мои скрещенные ноги оказываются между его. — Линси, ты прекрасна. Я уже много лет говорю тебе, что ты самая горячая соседка. Почему ты сейчас так себя ведешь?
— У меня пирожковая задница. — Мой голос дрожит.
— У тебя нет пирожковой задницы! — сердито повышает голос Дин. — Я даже не знаю, что такое пирожковая задница. Однако ее у тебя, безусловно, нет. У тебя сексуальная задница, Линси… говорю тебе, когда ты сегодня вечером спустилась вниз, у меня встал.
Мои глаза загораются, и я не могу скрыть кривую ухмылку, беззастенчиво пялясь на его пах.
— Серьезно?
Он пожимает плечами.
— Я свинья, что тут скажешь?
— О-о-у, Дин. Ну вот, ты опять само очарование. — Повернувшись к нему, опускаю голову ему на плечо и тяжело вздыхаю. — Жаль, что я не умею быть очаровательной. Может, тогда, вместо угроз вызвать мне психиатра, мы с Доктором Мудаком оказались бы в постели.
— Не переживай об этом. Работу ты завершила, и тебе больше не придется туда возвращаться.
— Выпьем за это! — Я выпрямляюсь, чтобы с ним чокнуться.
Мы выпиваем.
— В следующем месяце после окончания университета, мне нужно сосредоточиться на поиске работы, чтобы не пришлось переезжать.
— Переезжать? — спрашивает Дин, в замешательстве хмуря брови. — О чем ты?
— Срок бабулиной аренды заканчивается через три месяца. Если я не найду очень хорошую работу, то не смогу остаться.
— Ты что, шутишь? — рявкает Дин, снимая очки и в отчаянии сжимая переносицу.
— Чего ты так злишься? — спрашиваю, наблюдая, как он напрягается всем телом.
Взор его шоколадно-карих глаз обращается ко мне.
— Я понятия не имел, что ты не можешь позволить себе этот дом. Почему ты не поговорила со мной?
— Поговорила с тобой о чем?
— О своих финансах! Я помог бы тебе выгодно вложиться, и тебе удалось бы получить прибыль и прожить еще несколько месяцев. Может, даже год.
Я смеюсь над этой идеей. Дин — биржевой маклер-самоучка. Он унаследовал кучу денег от своего деда, и вместо того, чтобы часть их вложить в университетское образование, накупил кучу книг и узнал все, что мог, о покупке и продаже на фондовом рынке. Рискнув всем на бирже, это окупилось с лихвой. Он забыл, каково это — жить на грани банкротства.
— Дин… во-первых, мы с тобой не говорим о деньгах. А во-вторых, у меня нет таких денег, с которыми ты привык работать. У меня даже наличных практически нет. Я не работаю уже три года, так откуда взяться деньгам на аренду?
— Ну, я все равно мог бы тебе помочь, — рычит он. — Не могу поверить, что тебе придется переезжать.
Я пожимаю плечами и успокаивающими движениями растираю ему спину.
— Дин, все в порядке. Я не расстроена. Если мне придется переехать, значит, так тому и быть. Я люблю бабушкин дом, но я знала, что это, вероятно, временно.
Дин хмуро смотрит в пиво и снова надевает очки.
— Сначала Кейт переезжает, теперь ты.
— О-о-у, — воркую я и тянусь, чтобы прижать кончик пальца к ямочке на его щеке. — Кто-то привязался к своим двум неподружкам?