Его (с)нежная девочка

Даже в мыслях это страшно. А еще, сука, больно! Обрести человека, которого полюбил, и отпустить – это самая ужасная издевка судьбы, какую только можно придумать, но если когда-нибудь снежинка скажет мне, что я ей не нужен, я уйду. Просто потому, что хочу, чтобы она была счастлива, даже если не со мной.

А вообще мы можем тут бесконечно бодаться рогами и мериться упрямством, бить себя в грудь и как пещерные люди орать “она моя”, но решать, чья она, будет Ева и только Ева.

– Так что можешь заканчивать уверять меня в своей неземной любви. По глазам вижу, что на хер она тебе не нужна. Но даже если и так… – бросаю взгляд в сторону елки и белоснежных гор за окном. – Я не отец года. И ради твоей прихоти от любимой женщины не отступлюсь, – говорю уже спокойней, переводя взгляд на красного, как рак, Тима. – А Ева не разменная монета, чтобы ей тут торговать.

– Зачем она тебе? Нет, серьезно?! Вдвое младше, да еще и не прожженная сука, как эти твои Вероники. Вокруг тебя крутится много баб, зачем тебе Ева?

– Без толку, Тим. Ты не поймешь, – вздыхаю, окончательно отчаявшись достучаться до здравого смысла.

– А ты попробуй! Я, как твой ребенок, хочу понять, почему снова ты задвигаешь меня на задний план, а? С детства я вам с матерью был не нужен! – срывается на крик голос сына, что слегка отрезвляет.

– Что ты сказал?

– Говорю, что эта ситуация – только лишнее доказательство того, что ваша с матерью личная жизнь всегда стояла на первом месте! Кидали меня, как щенка, из дома в дом, а у самих вечно времени не было! И теперь ты удивляешься, почему я вырос таким? – разводит руками Тим, ухмыляясь, – серьезно? Да потому, что вам на меня было плевать! И сейчас ты снова ставишь свои интересы выше меня! Выше родного сына! – Тимура буквально трясет от злости. Он выплескивает наружу все то, до чего мы так долго с Ольгой не могли достучаться. Пытается давить на “гнилое”. Играть на моей совести, которая, в отличие от его ,все еще есть и даже функционирует время от времени. Вот только ни черта у него не выйдет!

Я знал, понимал, что это наш с его матерью косяк в воспитании вылезает в Тиме вот таким образом. Упущение. Ошибки нашей молодости. Ни разу в своей жизни я не пожалел о том, что у нас родился сын, но мы совершенно точно не идеальные родители и никогда ими не были! Молодые, зеленые. Восемнадцать лет, что вообще в этом возрасте можно “привить” появившемуся на свет новому человеку? Ребенку. Ты в эти годы еще и сам сопляк. Вот и мы не могли.

Семьей – правильной, настоящей – мы с Олей тоже никогда не являлись, наш брак был просто удобен. Не более того. А теперь в Тиме эти наши “удобства” вылезают как вседозволенность, разбалованность, ершистость и полное отсутствие ответственности. Глубоко внутри уже не один год я ел себя поедом, понимая, что наша вина в том, каким он вырос. Но когда сам Тимур озвучивает, это прожигая взглядом, полным обиды, это задевает. Ощущение своей вины стремительно растет, а его искренняя детская ненависть заставляет задуматься: ведь и правда с его стороны вся эта ситуация выглядит именно так: ребенок, у которого забрали его игрушку. Проблема в том, что он абсолютно не понимает, что снежинка не “его” и не игрушка!

– У тебя было все, Тим, – говорю, сбавляя обороты.  – Многие дети о таком детстве могут только мечтать.

– У меня было все, но не было родителей, – припечатывает сын хлестко. – Сам рос. Сам учился. Сам таскался по гребаным кружкам. В окружении бабок, дедов, бесчисленной прислуги и целого штата нянек, которые бесили до звезд из глаз! Вы откупались от меня бесконечными подарками и деньгами и сейчас упрекаете меня же, что я избалован? Что я требую того же уровня жизни, к которому привык? Эгоистично, папа, не кажется?

– Что ты хочешь от меня сейчас услышать? Извинения? Извини, что возлагал на тебя слишком большие надежды и херачил на работе днями и ночами, чтобы у тебя была лучшая частная школа, лучший дорогущий универ в Англии и машина за десятки миллионов на восемнадцать, сука, лет. Тогда как я всю свою молодость  работал! А в твои годы уже был отцом, Тимур! Так еще раз повторю, что ты хочешь от меня сейчас? Чего ты добиваешься своими бесконечными протестами?

– Я хочу, чтобы ты отпустил мою Лину!

– При чем здесь Ева? Она не имеет никакого отношения к нашим семейным отношениям! И она не твоя собственность, Тим. Она не вещь! Не игрушка, с которой поигрался и выбросил. Я не держу ее, но от того, что я ей это озвучу, Ева не развернется и не уйдет к тебе. Это действует не так!

– Значит, ты должен ее бросить!

– Нет, Тим! – говорю, а самого изнутри обдает холодом от одной только этой мысли. – И не подумаю. Добровольно ни за что в жизни я от нее не откажусь. И я очень сильно надеюсь, что однажды и тебя шарахнет. Повезет встретить своего человека. Ту, ради которой ты будешь готов поставить жирный крест на всем, что было до этого. Закончишь размениваться на баб с калькулятором вместо сердца.

– Надо же, как романтично, просто браво, бать! – хлопает в ладоши парень. – Только засунь это романтичность знаешь, куда? Не хочешь по-хорошему, я сам верну ее себе, ясно? – рычит Тимур,  абсолютно не слыша и не слушая меня. – Я не позволю и тут поставить тебе себя выше меня, понял?! – говорит, тыча в мою сторону пальцем. – Верну! Я люблю ее, и она будет со мной, а ты, если такой идеальный отец, то должен, нет обязан! Отступить! – выдает финальное и, сдернув со спинки стула свою куртку, метеором проносится мимо меня к двери.

– Тимур!

– Да пошел ты! – слышу резкое и следом хлопок входной двери. Яростный. Ставящий финальную точку в нашем разговоре.