Моё сводное наваждение

Конечно же, что Галина, что моя бабушка, казалось, вовсе не в восторге от такого времяпрепровождения, но, по существу, вечер продолжался в теплой и веселой атмосфере.

Папа тоже изъявил желание спеть и, похоже, талант передался мне по наследству именно от него — у него очень приятный и глубокий тембр голоса. Песню он выбрал медленную, и Мирон решил, что будет не лишним пригласить меня на танец... В течение которого от меня не укрылось то, какими взглядами обменивались Галина и моя бабушка. Я считала, что взрыв случится сразу, как только закончится мелодия песни, но они обе промолчали. Правда, тревога с того момента больше не покидала моего сердца.

И сейчас я делюсь ею с Мироном.

— Тебе не понравилось? — шутливо возмущается он.

— Понравилось, конечно. Но твоя мама и моя бабушка...

— Были не в восторге, да, — широко улыбается Мир.

— Ты так спокойно говоришь об этом, а что, если они...

— Что-то выкинут? — вновь договаривает он за меня. — Тебя это беспокоит, фенек?

— А тебя разве нет?

— Не теперь. Лю, — касается он ладонью моей щеки, — плевать. Плевать на всех, кроме нас самих. Пусть они зайдутся желчью, пусть от злости разорвутся на куски. Пусть молят небеса рухнуть на наши головы, пусть насылают на нас ураганы, несчастья, катаклизмы — плевать. Потому что вместе мы справимся со всеми бедами. Мы уже не раз это самим себе доказали. Мы преодолеем любые преграды, мы справимся с любым давлением, разобьем вдребезги любой натиск. Потому что вместе мы сила, верно?

— Верно, — выдыхаю я, чуть смутившись.

— Сегодня я кое-что понял, фенек, — ласково улыбается Мир. — Твое присутствие в моей жизни делает меня лучше. И я не могу и далее скрывать от кого-либо то, что к тебе чувствую. Не хочу. А знаешь, чего я хочу?

— Чего?

— Чтобы каждый человек на планете видел, как мне с тобой повезло. Знал, как сильно я тебя... люблю.

— Любишь... меня?..

— Я однажды обещал быть честным с тобой, и все еще держу это обещание, Лю.

— Мир... — только и выдыхаю я.

Бесконечное небо... Безграничное счастье.

Я сама тянусь к его губам, обвиваю руками его шею. И поначалу наш поцелуй полон нежности и любви. А затем моя спина оказывается прижата к матрасу весом Мирона. Поцелуй становится глубже, воздух вокруг накаляется все сильней с каждой секундой, дышать все сложней... Ладонь Мирона проникает под верх моей пижамы, обжигает кожу, заставляет мою кровь закипать. Мое тело, словно какой-то сосуд, наполняет желание большего. Неизведанного. Манящего. Каждый нерв звенит от предвкушения, каждая клеточка кожи горит в пламени нашей страсти...

Мне становится мало этих ласк, этого поцелуя... Мирона!

Хочется почувствовать его всего, забраться под кожу, раствориться в нем...

И в тоже время я боюсь...

Впрочем, страх ничтожен перед желанием окунуться в нашу с Мироном любовь с головой.

Ведь когда два сердца бьются, как одно, бояться, по сути, нечего.

И я решаюсь. Тяну футболку Мирона вверх.

Он тут же ее снимает, но, вновь склонившись ко мне, заглядывает в мои глаза ужасно темным и в тоже время блестящим взглядом:

— Ты же понимаешь, что я уже не смогу остановиться?

— И не нужно, — тихо произношу я.

— Лю... фене-е-ек, — чувствую я теплую ладонь на своей щеке, — проснись на минутку, пожалуйста.

Я открываю глаза и вижу перед собой Мирона. Его ласковую улыбку. Воспоминания о минувшей ночи вихрем врываются в еще сонное сознание и заставляют меня сильно смутиться. Я закусываю нижнюю губу, старясь отогнать от себя чувство стыда — ему не было и нет места в том, что произошло между мной и Мироном.

— Мне нужно уехать, фенек, — продолжает Мир, поглаживая мою скулу, и я наконец замечаю, что он выглядит не так, как вчера засыпал рядом со мной, из чего я делаю вывод, что он встал рано и успел побывать в своей комнате, или же я вновь сплю слишком долго. — Мой дед живет в своем доме, и у него протекла крыша. Мама настаивает, чтобы я съездил в деревню и помог с починкой. Не могу отказаться, но обещаю управиться как можно быстрей, чтобы забрать тебя с урока вокала. А ты, в свою очередь, пообещай, что будешь скучать без меня, — улыбается он в конце.

— Обязательно буду, — тихо говорю я.

— Лю... вчерашняя ночь... Спасибо за нее. Ты у меня потрясающая, — склоняется он ко мне и целует меня в нос, — невероятная, — поцелуй в подбородок, — очень страстная, — в губы, — любимая...

— Прекрати меня смущать, — не совсем уверенно возмущаюсь я, сдерживая счастливую улыбку.

— Ты чудо, фенек, — смеется Мирон. — Ладно. Поеду. Люблю тебя.

— И я тебя, — успеваю я шепнуть, прежде чем его губы накрывают мои.

А затем он встает с кровати и идет к выходу:

— Уже скучаю, фенек!

Я счастливо смеюсь и забираюсь с головой под одеяло. Быть любимой и любить в ответ та-а-ак здорово!

Я еще некоторое время валяюсь в кровати, с дрожью в теле прокручивая воспоминания о ночи, о миллионе поцелуев, о бесчисленном количестве прикосновений, слов любви... все было настолько волшебно, что не верится в реальность случившегося... а затем иду умываться.

Жизнь никто не отменял, пусть она теперь и ощущается абсолютно по-новому. В самом приятном смысле этого слова. И сколько еще впереди этих новых и потрясающих дней!

Пока одеваюсь после посещения ванной комнаты, размышляю о том, чем бы занять первую половину дня... Папа наверняка уехал в офис, Галина, наверное, как всегда, занята просмотрами модных журналов. Интересно, что сегодня поделывает Никита? Может, провести время с ним?

И тут дверь в комнату открывается, являя моему озадаченному взору Галину. Похоже, модные журналы остались без внимания.

Она меряет меня высокомерным взглядом и проходит вглубь комнаты, зачем-то осматриваясь. Подходит к шкафу, открывает створки... Ищет там Мирона тогда, когда сама заставила его уехать из дома?

— Что... что вы делаете? — выдыхаю я, когда на пол падает раскрытый чемодан.

— Избавляюсь от мусора, — отвечает она холодно, начиная без разбора скидывать мои вещи в отделения чемодана. — Или ты думала, что я оставлю все, как есть? Мелкая... пакостная... дрянь!

— Стойте! — кидаюсь я на пол, хватаясь за свои вещи. — Вы что же...

Меня в тот же миг грубо отталкивают от чемодана, после чего закрывают его на замки.

— С меня хватит! — кричит Галина, словно внезапно выходит из себя. — Хватит! Я говорила тебе, что не позволю встречаться со своим сыном! Окрутила его своей мнимой невинностью, но со мной этот фокус не пройдет! Я не намерена и далее терпеть тебя в своем доме! Тебе здесь не место, ясно?! Где твой паспорт?

— Вы... вы выгоняете меня? — ошарашено лепечу я. — Но...

Галина бросается к тумбочке у кровати, вырывает ящики с корнями, те падают на пол, гремят. Я хочу ее остановить, но она, вцепившись в красную книжечку пальцами, хватает другой рукой меня за плечо и тащит к чемодану:

— Ты больше не останешься здесь ни минуты!

— Вы... вы не имеете права...

— О-о-о! — смеется она страшным голосом, подхватывая чемодан. — Еще как имею! Еще как! Иди, мелкая дрянь! — дергает она меня за плечо и тащит к выходу.

Я пребываю в полнейшем шоке, потому некоторое время, до самой лестницы вниз, иду, ведомая ею. Я просто не понимаю, что происходит... Не понимаю эту женщину. Как и то, за что она меня невзлюбила с самого начала... Что я ей сделала?!

На первой лесенке я немного очухиваюсь и вынуждаю ее остановиться:

— Вы... отпустите меня...

— Пошли! — вновь дергает она меня. — Думаешь, я ничего не вижу? Думаешь, не знаю, какими низостями вы занимаетесь, закрывшись в комнате? Я не позволю жить под одной крышей со своими сыновьями лживой шлюшке! Иди, я сказала! Вон! Вон отсюда!

Она грубо пихает меня вперед, я чудом не падаю, чудом не лечу кубарем вниз. А затем она продолжает пихать меня снова и снова, ее глаза горят бешенством, лицо красное от гнева, жилки на висках вздулись, превращая ее в настоящую фурию!