Моё сводное наваждение

— Мама, — следует очередное слово-объяснение, прозвучавшее удрученно. — Она у меня...

— Тиранша? — подсказываю я весело. — Под стать той «приятной» любительнице чая?

— Ага, — смущенно улыбается фенек. — Они обе не плохие, просто...

— Любят, чтобы все было так, как нужно им. Знакомо. Теперь понимаю, почему на мне твое терпение окончательно лопнуло, — смеюсь я.

— Ты в принципе как-то странно на меня действуешь... — тихо признается она, мгновенно закусывая нижнюю губу, словно пожалела о произнесенных словах.

— То есть? — не собираюсь я пропускать ее фразу мимо ушей и подаюсь вперед, ставя локти на колени.

— Ну... — стискивает она пальцы в замок, обдумывая ответ. — Кажется, я ни разу в жизни ни на кого так не злилась, как на тебя. И тем более я не позволяла себе на кого-то кричать... Я вообще редко решаюсь высказывать кому-либо свое мнение...

— Почему так вышло? Неужели тебе ни разу не хотелось послать маму или бабушку куда подальше с их строгими правилами? Они же даже указывают тебе, во что одеваться!

На лицо Любы находит тень, она поджимает губы и вновь отворачивается в сторону. Пытаюсь сообразить, что сказал не так, и быстро пересаживаюсь к ней:

— Извини, Лю... Я не собирался тебя расстраивать.

— Дело не в тебе, — едва слышно выдыхает она.

— А в ком? — накрываю ладонью ее сцепленные руки. — Или в чем? — Пальцами другой руки касаюсь ее нежной щеки и вынуждаю ее повернуть лицо ко мне: — Расскажи мне. Пожалуйста.

Люба на протяжении минуты всматривается мне в глаза, и я ей не мешаю, не собираюсь торопить. Я и сам всматриваюсь в эту насыщенную синеву, в которой кроются самые разнообразные грани чувств. Наконец она опускает глаза и глухо говорит:

— Раньше я пыталась спорить с мамой, пока один случай не доказал мне, что она была во всем права...

— Что за случай? — и мне реально интересно. Жесть как интересно понять, по какой причине она однажды решила прекратить отстаивать саму себя. Ведь она умеет, я на своей шкуре уже не раз в этом убедился.

Люба вновь поднимает глаза на меня. Мгновенно понимаю, что она не особо хочет откровенничать настолько сильно, но вдруг ее взгляд меняется, словно в моем она увидела что-то особенное. Она прерывисто выдыхает и тихо рассказывает, впервые не прерывая зрительного контакта:

— Нам с Мартой было по пятнадцать лет. Как раз на ее день рождение мы решили попробовать спиртное — она стащила бутылку виски из бара отца. Уже у меня в холодильнике мы раздобыли колу, моя мама как раз предупредила меня, что ее не будет допоздна, потому мы решили экспериментировать у меня дома... О, нам было ужасно весело. Колы в стакане, конечно, всегда было значительно больше, чем алкоголя — мы и не заметили, как выпили всю бутылку. А затем Марта вспомнила, что у ее знакомого проходит что-то вроде вечеринки. Нам обеим не хотелось, чтобы этот вечер заканчивался, мы чувствовали себя ужасно смелыми и свободными. Вот мы и поехали на ту квартиру...

— Продолжай. Не бойся.

— Я почти ничего не помню из того, что там происходило, Мирон, — увлажняются ее глаза. И я непроизвольно стискиваю зубы — неужели какой-то урод позволил себе ее обидеть? Придушил бы на месте! — Знаю, что Марту увели в другую комнату... А я была в таком состоянии... Я... я ей не могла помочь... А потом появилась моя мама. Оказывается, она установила на моем телефоне отслеживающее приложение. Если бы не она... На следующий день она несколько часов подряд выговаривала мне лекцию о том, как себя не нужно вести, чтобы с тобой не произошло то, что случилось с Мартой. Ее...

— Не нужно. Не мучай себя, — порывисто прижимаю я ее к своей груди. — Я понял, Лю. Понял.

— Мама запретила мне общаться с Мартой, — всхлипывает фенек мне в футболку, стискивая пальцы на моем бедре. — Запретила извиниться перед ней. Я не хотела, чтобы так вышло... А потом в сети появилось видео... И родители Марты решили уехать из нашего города. А я так и не попросила прощения...

— Ты ни в чем не виновата, фенек, — касаюсь я губами ее волос. — Виноваты эти уроды. Не ты.

— Но...

— Без всяких «но», Лю, — немного отстраняю я ее от себя, чтобы заглянуть в глаза. — В том, что произошло, нет твоей вины.

Люба вновь отводит глаза:

— Да, возможно, ты прав... Спасибо, что выслушал, Мирон. И прости, если своими откровениями испортила тебе настроение.

— Глупости, — вновь прижимаю я ее к себе. Я, наоборот, чувствую нереальное облегчение, что самое плохое случилось не с ней. Да, мне жаль ту девчонку, но все же хорошо, что на ее месте не оказалась Люба. — Спасибо, что рассказала.

Мы еще долго сидим обнявшись, пока в кабинку не проникают лучи садящегося солнца. Фенек словно просыпается и, встрепенувшись, бросается к окну.

— Как красиво, — тихо выдыхает она.

А я сморю, как окрашивается золотом ее восхищенное лицо, как блестят, переливаясь на свету, ее волосы, как ее глаза приобретают оттенок светлее на тон, словно светятся изнутри, и глухо соглашаюсь:

— Да, очень...

Глава 16. Любовь

Я словно кожей чувствую пристальный взгляд Мирона... Едва успокоившееся сердце вновь набирает обороты, но уже с другими ощущениями. Более волнительными, приятно-тревожными. Он... он говорит обо мне?..

Бросаю осторожный взгляд на Мирона и тут же быстро отвожу глаза, сдерживая смущенную улыбку. Он смотрит так... Словно любуется чем-то невероятным. Могу ли я быть для него чем-то невероятным? После моего откровения могу?

Он и правда действует на меня как-то особенно... Даже не представляла, что я способна рассказать о том случае хоть кому-нибудь, и уж тем более ему. Но его глаза в тот момент... Я словно почувствовала, что встретила того самого человека, которому не все равно, который действительно способен понять и не осудить меня. Невероятное ощущение. Незнакомое и... приятное.

— Давай найдем ее? — вдруг спрашивает Мирон, и я в недоумении поворачиваюсь к нему, на что он поясняет: — Она наверняка есть в какой-нибудь из социальных сетей, узнаем, где она живет, и съездим к ней. Иди ко мне? — протягивает он руку, и я не задумываясь обхватываю ее своими пальцами, а затем и сажусь рядом с ним. — Я повторюсь: ты ни в чем не виновата, Лю, но если ты хочешь попросить у нее прощения, то не вижу препятствий для того, чтобы это сделать. Неправильно жить с таким грузом. Тебе необходимо освободиться.

— И ты... ты правда свозишь меня к ней? Где бы она ни жила?

— Если это не северный полюс, — улыбается он. — Но и на этот случай есть видеосвязь. Или обычный телефонный разговор. В общем, найдем ее для начала, а там и решим, как быть, ладно?

— Спасибо, Мирон, — искренне выдыхаю я.

— Пока не за что, фенек, — усмехается он и тут же извиняется: — Прости, я привык мысленно тебя так называть и не могу ничего с этим поделать.

— Ну хорошо, зови меня так и вслух, — робко улыбаюсь я, отводя глаза.

— Премного благодарен, — смеется он и поднимается на ноги, утягивая и меня за собой. — Что ж, мой милый фенек, готова ли ты покататься на действительно стоящих аттракционах?

— Это на каких? — чувствую я, как во мне просыпается азарт вместе с опасениями.

— Пошли, — хмыкает Мирон и выводит меня из кабинки.

О, все дальнейшее очень похоже на какой-то романтический фильм! Мы катаемся на экстремальных аттракционах, на которые я бы никогда не села по собственной воле, но Мирон меня успокаивает, убеждая в том, что с ним мне бояться нечего. Удивительно, но я ему верю и получаю просто потрясающие впечатления от каждого аттракциона. В перерывах между ними мы едим хот-доги и мороженое, болтаем о глупостях, подкалываем один другого, смеемся и гоняемся друг за другом, потому что кое-кто решает, что мороженое на моем носу будет смотреться очень забавно!

Рядом с тиром мне-таки удается догнать Мирона, и то лишь потому, что он сам замирает и разворачивается ко мне. Тянусь вафельным рожком с клубничной сладостью к его носу, но Мирон, за секунду до этого отправив свое мороженное в урну, ловко перехватывает мои руки и, прижав их по моим бокам, притягивает меня к своей груди.