Моё сводное наваждение

— Замри, фенек, — выдыхает он у моего лица и... губами обхватывает мой нос! Я затаиваю дыхание, от неожиданности разжимаю пальцы на рожке, а через секунду слышу, как мороженное шмякается о тротуар. Мирон отстраняется и широко улыбается: — Проблема решена.

— Спасибо, — единственное, что я нахожусь ответить.

Он вновь коротко касается моего носа губами и, тихо посмеиваясь, берет меня за руку:

— Выбирай, какую игрушку тебе подстрелить.

— Стрелять нужно по мишеням, — улыбаюсь я.

— Выбирай, а не умничай, фенек, — подмигивает он мне, подводя к стойке.

Мы еще долго стоим у тира, потому что Мирон на радость работника тира нещадно мажет, но не сдается. Я смеюсь, подначивая его, и в какой-то момент он с лукавой ухмылкой передает ружье мне. Я тоже не попадаю. В основном из-за того, что этот негодник мне мешает, то легонько толкая пальцами мой локоть, то щекоча меня. Шутливо обидевшись, я возвращаю оружие ему. Уходим мы с синим слоником, которого, наконец, Мирон «подстреливает» для меня.

Уже заметно вечереет и, наверное, пора домой, но мне ужасно не хочется, чтобы этот день завершался. Я чувствую себя невозможно счастливой... Даже немного страшно от этих ощущений. Страшно, что, проснувшись поутру, я пойму, что этот день был всего лишь сном. Или случится так, что он что-то значил лишь для меня...

Встряхиваю головой и украдкой смотрю на Мирона, он тоже выглядит чем-то озабоченным.

— Узнаем, где остальные? — вдруг спрашивает он. — Домой совсем не хочется.

— Да, давай, — мгновенно соглашаюсь я.

Мирон звонит Савве и выясняет, что они все той же компанией, но с некоторым прибавлением, веселятся на пляже. Чувствую радость, что вновь увижу Ксению, и бездумно обхватываю протянутую ладонь Мирона. Все эти касания становятся чем-то естественным. Как бы они не вызвали у меня острого привыкания...

Ребят мы замечаем еще издалека. На самом деле, на пляже очень много людей. В основном наши ровесники. Пляж — отличное место для проведения вечеринок, если судить по молодежным зарубежным фильмам. Вот и наша молодежь не отстает, кто в угаре, а кто уютно разместившись у костров, которые полыхают яркими красками в специальных низких бочках.

— Мирон, — решаюсь я, пока мы наедине. — Знаешь, я думаю, тебе стоит как-нибудь сводить в парк Никиту. Уверена, он будет очень рад провести время с тобой...

— Я и сам об этом задумался... Не поверишь, но твои слова этим утром заставали меня пересмотреть свое к нему отношение. Понимаешь, раньше я считал, что ему хватает внимания матери и Андрея, — говорит он глухо. — А когда появилась ты... В общем, да, ты права. Сводим его сюда вместе. Это отличная идея, фенек, — улыбается он в конце и обнимает меня одной рукой за плечи.

Я тоже довольно улыбаюсь, наслаждаясь его теплом. Мои слова заставили его пересмотреть свое поведение — неожиданно приятная информация.

А неожиданно напрягающим оказывается присутствие в нашей компании друзей Мирона, а конкретно Марины. Были здесь и Филипп с Арсением, и еще какая-то незнакомая мне девушка. Марина над чем-то заливисто смеется и первая видит нас. Взгляд недоуменно исследует руку Мирона на моем плече и колко и холодно вонзается уже в мои глаза, которые я, впрочем, мгновенно отвожу в сторону. Мирон отпускает меня, чтобы поприветствовать своих друзей, а я спасаюсь в объятиях подруги, подошедшей ко мне так вовремя.

— Рада, что вы вернулись, — шепчет Ксюша мне на ухо. — Скажу по секрету: тут есть некая Марина, и она прескверная личность.

— Можешь не объяснять, — улыбаюсь я. — Но уверяю, при желании она может делать вид очень внимательной и добродушной подружки.

— Уже знакома с ней, — тихо смеется подруга и, перехватив меня за руку, тянет к сидящим прямо на песке Роме и Савве. Возле Ромы лежит уже расчехленная гитара, которую я заметила еще при первой встрече. — Как прошло свидание? — лукаво хихикает она по дороге.

— Свидание, на котором я, прошу заметить, совсем не настаивала, — смущенно отшучиваюсь я и вдруг серьезно делюсь: — Я переживаю, что у Мирона это было временным помутнением рассудка. Сейчас он увлечется общением со своими друзьями и не вспомнит обо мне. Вот увидишь.

— Кинешь в него этим милым слоником, чтобы вспомнил, — шутит Ксения и оборачивается назад: — А вообще, ты зря переживаешь. — И уже мне на ухо: — Он глаз с тебя не спускает.

— Правда? — еле удерживаюсь я, чтобы не обернуться, как ранее Ксюша.

— Правда, — широко улыбается она и вынуждает меня усесться на песок вслед за собой.

— И снова привет, — улыбается мне Савва. — Ну как? Хорошо себя вел наш Мироша?

— Хорошо, — смущенно киваю я, улыбаясь.

— Я вел себя выше всяких похвал, вообще-то, — весело и неожиданно звучит за моей спиной.

— Ну да, — иронично соглашаюсь я, подняв на Мирона лицо. — Пачкать чье-либо лицо мороженым — ужасно вежливо!

Мирон хмыкает и опускается рядом со мной, пихая мое плечо своим:

— Не делай вид, что тебе не понравилось, фенек.

— Вижу, теперь вы точно ладите, — кивает сам себе Савва, лукаво улыбаясь. — Ладно, ребятки. А теперь давайте послушаем, как играет Ромыч. Ром, знаешь, что-нибудь из «Арии»[1]?

— Конечно, — самодовольно усмехается тот и перемещает гитару себе на бедра. Замечаю, как взгляд Ксении начинает гореть ярче и как она словно вся подбирается, не спуская глаз с лица своего парня. А затем он начинает играть, а потом и петь: — Этот парень был из тех, кто просто любит жизнь...

Вау. У Ромы своеобразный тембр голоса, с приятной слуху хрипотцой. И так здорово, что я тоже знаю эту песню. В груди все начинает звенеть и зудеть от желания подпеть, что я и делаю. Правда, совсем тихо, себе под нос. Засмотревшись на струны, перебираемые виртуозными пальцами, я не замечаю, как Мирон подается ко мне ближе, и вздрагиваю, когда мое ухо обжигает его дыхание:

— Давай громче, Лю, — его теплые пальцы находят мои и сплетаются с ними в замок. — Пожалуйста.

Я с сомнением смотрю в его глаза, когда он отстраняется, и вижу в них что-то похожее на взгляд Ксюши, направленный на Рому. Такое же искреннее желание слушать... Интересно, когда он под видом Вити писал, что залип на моем голосе, не врал? Возможно, и нет, раз он согласился участвовать в качестве приза на том конкурсе... В общем, я снова ему верю и на припеве опускаю глаза на наши с ним руки, начиная петь громче:

— Ты летящий вдаль, вда-аль, анге-ел...

В конце припева на мою коленку ложится рука Ксюши и ободряюще сжимает ее пальцами. Осмеливаюсь поднять на нее глаза и вижу ее теплую улыбку, Рома тоже мне улыбается, Савва сидит с высоко поднятыми бровями, а Мирон, с выразительной улыбкой на губах, мне подмигивает. К нам подходят остальные, и Филипп тоже начинает подпевать, довольно неплохо, кстати говоря, а позже присоединяется и сам Савва. На последнем припеве поют уже почти все. И это... это ужасно круто.

Меня вновь распирает счастье.

После мы, весело смеясь, аплодируем друг другу, а следом начинаем выяснять, какие еще знаем песни. И вновь поем все вместе. Совсем скоро темнеет настолько, что дальше освещенного костром круга ничего не видно, но ребят, что подошли нас послушать, видно хорошо. И я ловлю себя на мысли, что совсем не стесняюсь петь при таком количестве незнакомого народа. Но внутренняя дрожь все же одолевает мое тело, потому что в какой-то момент Мирон перебирается мне за спину и устраивает меня на своей груди, вновь сплетая наши пальцы уже на обеих руках.

— Так же теплее? — тихо интересуется он в перерыве.

— Да, спасибо, — еще сильнее смущаюсь я, потому что я словно вру, ведь дрожь не проходит. Интересно, его тихая усмешка означает, что он прекрасно догадывается о том, что дрожу я вовсе не от холода?

Беру себя в руки, закрываю глаза и сосредотачиваюсь на тепле его тела и рук, наслаждаюсь звучанием струн, доносящимся шумом моря и такой уютной и доброй атмосферой. Превосходно. Постараюсь запомнить эти ощущения надолго. Обещаю себе.

Через некоторое время у Мирона звонит телефон, слышу, как он зло чертыхается, а затем и вовсе поднимается на ноги, чтобы отойти, перед этим коротко извинившись. Похоже, звонок не из приятных...