Практика в преисподней

— И? — уперев руки в бока, потребовала объяснений.

— Проверочка, — не моргнув и глазом, пояснил старый прохиндей. — Как бы я еще узнал, усвоила ли ты пройденный материал?

— А про женитьбу-то зачем? — не отступала я.

— Я уже не так молод, чтобы бесконечно ждать счастья своей единственной внучки, — подавил одной фразой весь мой воинственный настрой Фонтей, но я все же предприняла жалкую попытку продолжить разборки.

— Откуда вы знаете, что единственной? Может нас таких со спящими генами чародеев тысячи ходит? Земля большая!

— Земля большая, — не стал спорить Элазар. — Остальным тысячам мой ген не передался. Я проверил.

И когда успел? Нас таких семь с половиной миллиардов, и любой может оказаться потенциальным носителем за столько-то лет. Но, видимо, у чародеев были на этот счет свои методы. По крайней мере, он встал и сложил на груди руки, давая понять, что тема нашего родства закрыта и обсуждению не подлежит.

— Ладно, — сдалась я. — С внучкой согласна, но вот внуков вам ждать очень-очень долго.

— Это с чего ты так решила? — хитро спросил Фонтей.

— Кремер безнадежно помолвлен, а другого достойного кандидата на роль отца моих детей я пока не нашла.

«И вряд ли найду» — добавила про себя.

— И потом, война же. Какая может быть любовь? — для убедительности еще и плечами пожала.

— Влюбленные не только глупые и слепые, — вздохнул Элазар, щелкая пальцами. Исчезли пуфы и столик с остатками чаепития. — Но еще и глухие. Последнюю мою фразу слышала?

— Да слышала я, что мы глухослепонемые глупцы!

— Не то услышала. Любовь, Ксения, если она настоящая, подобна лавине. Она сметает все на своем пути. Там, где царит любовь не место предрассудкам и домыслам. Если любишь, бери! А вот если нет, лучше отойди в сторону и забудь.

— Люблю, — вздохнула я. — Но как же магическая клятва?

— Клятва… — проворчал Фонтей. — В любой магической клятве, как в защите, обязательно есть брешь. Нужно ее только найти, что вам с Сильвестром и предстоит сделать. Ты ведь научилась искать магические изъяны. Кстати, как ты это сделала?

— Превратила свою силу в миллион крошечных муравьев и отправила их на поиски щелки.

— Хмм. Хитро. Обычно для того, чтобы обнаружить магический изъян, защиту накрывают светящимся пологом и смотрят, в каком месте она изменила цвет. Но идея с насекомыми великолепна!

Ловко дед перевел тему с любви на магию. Многовековой опыт, не иначе. С ним не поспоришь. Значит, началось занятие, и разговор о личном закончен. И все же оставался один момент, который я непременно хотела озвучить чародею.

— В виновность Федорицкого я не верю.

— Разделяю твою убежденность в этом вопросе. Не сошел же Филипп с ума да еще с сыном в придачу.

— Ага, с ума по одиночке сходят — научно доказанный факт. Очень похоже на то, что верховного мага подставили. Одного не пойму, сон мне приснился лишь сегодня, а Федорицкого устранили до того, как я все рассказала вам.

— Очевидно, враг предполагал, что я очень скоро начну догадываться о том, что в рядах магов не все гладко. Поэтому начал действовать первым.

— А у вас уже есть предположение, кто предатель?

— Боюсь, это несколько расширенное понятие. Скорее всего, предатель не один маг, а целая группа. Слишком уж гладко действуют. Иных нельзя недооценивать. Особенно турронов. У них отсутствует душа, но вовсе не мозг. Холодный разум, не обремененный чувствами, способен на многое. А имея неограниченный ресурс душ, турроны могут творить невообразимые вещи.

— Неограниченный ресурс? Откуда? Маги ведь взяли под контроль это много-много лет назад!

— Ключевое слово «маги». Если нельзя взять то, что охраняется, значит, нужно подкупить охранника. Переманить на свою сторону. Вопрос, что же предложили турроны в обмен на лояльность магов?

И тут я вдруг снова поймала ту самую мысль, что так упорно от меня ускользала. Эх, маги! Отстраняетесь от всего человеческого, позиционируя себя выше, лучше, могущественнее, а сами… Ведете себя по-человечески. Прав Фонтей, маги — это люди, только чуть более: более спесивые, более эгоистичные, более амбициозные. Но страсти и чувства в них кипят так же, как и в любом другом человеке. Турроны вполне могли сыграть на тех слабостях, которые присущи тем, у кого есть душа.

Перед глазами всплыло лицо Апехтина. Как он смотрел на Тану! Как же он на нее смотрел! Любовь… Вот дед говорит, что лишь ради любви стоит идти на все, но он и пошел на все — отдал свою душу туррону, не задумываясь. За себя не отдал, а за любимую выложил на блюдечке.

А все очень просто и сложно одновременно. Когда человек любит искренне, по-настоящему, он дарит любимому частичку своей души. То есть добровольно становится инвалидом. Только если чувство взаимное, то освободившееся место занимается другой частичкой, которую в ответ дарит любимый. Любящие люди врастают душами друг в друга. И от такого обмена чувствуют себя счастливыми, настоящими, живыми.

Безответная любовь несет своему владельцу лишь страдания. По сути, получается, что процедура изъятия части души, придуманная турронами, чем-то напоминает процесс, вызываемый любовью. Только в последнем случае все же есть надежда на счастье, а вот договор с иными это исключает. Пустоту в душе может восполнить только частичка души любимого.

По сути, Апехтин и был инвалидом. Он давно отдал часть своей души Тане, ничего не получив от Едемской взамен. Душа юноши страдала, тянулась к той единственной, которая могла ее заполнить, но не пожелала поделиться. И это случай безответной любви. Что же тогда дарит взаимная любовь? Бесконечные переживания, бессонные ночи, тревогу и еще тысячу разных беспокойств, но никто не откажется от настоящей любви добровольно, несмотря ни на что. Да, любовь равно боль, с этой формулой не поспоришь.

Отдала бы я свою душу туррону, если бы вместо Таны в том подземелье был Кремер? Вне всяких сомнений. Возможно, я теперь знаю о турронах чуточку больше Апехтина, и не отдавала бы душу, не уверившись в том, что передо мной действительно Сильвестр. Турроны не просто умные, они гении. Так ловко сыграть на человеческих слабостях! Что ж, каждый выживает, как может, как умеет. Если им для жизни нужны наши души, значит, они не остановятся ни перед чем. Какое им дело до любви и человеческих терзаний? Иные ничего подобного не испытывают, потому что не могут, не умеют, и им попросту этого не дано. Зато они научились пользоваться нашими слабостями. Только одного они не учли. Те самые чувства, которые делают людей слабыми, могут сделать их неимоверно сильными.

— Дед, — окликнула я, вынырнув из свих мыслей.

— А? — Фонтей сидел рядом и не мешал мне, словно чувствовал важность момента.

— Ты любил когда-нибудь? — почему-то положительный ответ был для меня очень важен.

Элазар не спешил. Он устремил взгляд в окно и молча смотрел куда-то вдаль. Может, я перегнула палку, и задала очень личный вопрос? В любом случае, чувствовала себя неуютно, переминаясь с ноги на ногу.

— Любил. Очень, — тихо ответил чародей. — Она была третьим моим учеником. Эна…

Про Варро и Тиберия я знала, а вот о том, что кроме двух учеников у Элазара была еще и ученица, слышала впервые.

— Что произошло? Если тебе больно об этом рассказывать, то не нужно.

— Ты имеешь право знать, Ксения. Ведь Эна была твоей бабушкой.

— Бабушкой?

— Прародительницей, предком…

— У вас были дети?

— У нас был ребенок. Один, неодаренный. И я об этом не знал.

— Как? Как так вышло? — почти прошептала я.

— Хорошо. Видимо, пришло время рассказать обо всем. Но не здесь. Мне нужны свидетели. Идем.

Фонтей открыл портал, и первый шагнул в него. Я тенью последовала за ним, ожидая увидеть кого-нибудь из магов, но оказались мы в знакомом отделе Хранилища. В том самом, где покоились кольца из танталума. Вопросительно взглянула на чародея, но вслух ничего спрашивать не стала.

— Призываю вас в свидетели! — провозгласил Элазар, протягивая руку к витринам, кторые тут же исчезли. А тумбы с артефактами привычно выехали вперед, выстроившись перед нами шеренгой.