Буду твоим первым

Совершенно не думая о том, что делаю, я, не разрывая поцелуя, забралась к нему на колени и обняла ногами его поясницу, а руками – плечи. Какое-то время мы целовались относительно спокойно, но потом что-то переменилось: его дыхание стало глубже, ладони, прежде поглаживающие мою спину, съехали с поясницы на бёдра, плавно заскользили к коленям и потом обратно – целенаправленно уже под подол длинной футболки оверсайз.

У меня никогда не было ничего серьёзнее поцелуев, но интуитивно я понимала, почему с ним произошли такие перемены – ему мало, он хочет бо́льшего. И глупо было бы надеяться, что он, взрослый мужчина, обойдётся одними невинными шалостями через одежду. Я понимала это, забираясь к нему на колени, но всё равно в последнюю секунду спасовала…

И то ли он как-то почувствовал мой настрой, то ли просто подобное не входило в его четко продуманный план, но он с неохотой оторвался от моих губ и с абсолютно шальными глазами приподнял меня за талию, намереваясь ссадить с себя.

— Всё, Адель, хватит.

— Почему? Я хочу ещё!

— Я тоже хочу ещё. И именно поэтому хватит.

— Мы же просто целуемся, что такого?

Он тяжело выдохнул и, скорее уже машинально, снова положил руки на мои бёдра.

— Просто хватит. Это лишнее.

— Тебе не понравилось меня целовать? Мне показалось, что очень сильно наоборот.

— Тебе не показалось… Мне понравилось. Как раз по этой причине лучше остановиться сейчас, потому что потом будет поздно.

— Поздно для чего?

— Для того, чтобы сделать вид, что ничего этого не было. Это всё… — он снова тяжело вздохнул и устало потёр пальцами переносицу. — В общем, это всё испортит. Я буду жалеть об этом. Да мы оба будем жалеть. Лучше не нужно.

— Я не нравлюсь тебе, да? — я сама не поняла, как к глазам подкатили слёзы женской обиды. — Я недостаточно красивая для тебя? У меня слишком маленькая грудь и ноги в уродливых синяках.

— Прекрати.

— Наверняка тебе нравятся надутые куклы с большими жопами и губами, они всем мужикам нравятся!

— Ну что за глупости, ты очень красивая.

— Красивых хотят, а ты меня посылаешь! Ну и катись тогда сам! — я спрыгнула с его коленей и обиженно ушла в свою комнату. Для верности даже пододвинула стул к двери и уселась на него, прикрыв лицо ладонями.

Я прекрасно понимала, о чём он, и он был абсолютно прав – это всё испортит. Нельзя переходить черту, ни в коем случае нельзя! Наши дороги обязательно разойдутся, не может быть иначе. Его, скорее всего, посадят. Нельзя допустить, чтобы моим первым стал именно он – будущий уголовник. Это чистое безумие! — твердил разум. А душа, сердце и все прочие органы предательски тянулись обратно.

Я вдруг поняла, что дело не только в том, что целуется он лучше всех на свете – я просто хочу, чтобы он был рядом… Он мне нравится. Я привыкла к нему. Рядом с ним я чувствую себя в безопасности. Находясь, по сути, в заточении.

Я схожу с ума. Это он и есть – чёртов стокгольмский синдром.

— Адель, — за спиной раздался осторожный стук.

Я шмыгнула носом и даже не обернулась.

— Чего тебе?

— Открой. Давай поговорим как взрослые люди.

Я ненавижу этого мужика! Из-за него в моей душе постоянный раздрай! Раздрай в моей жизни! Я попала в плен, меня чуть не укусила змея, я едва не утонула, едва не сдохла в лесу и едва не лишилась девственности.

Он – сущее зло! Ненавижу!

— Адель! Не заставляй меня открывать дверь силой.

Я вскочила со стула и, отбросив его в сторону, распахнула дверь, намереваясь высказать ему в лицо все самые мерзкие гадости, что придут на ум. А лучше схватить кочергу и поколотить его как следует!

Он стоял напротив и смотрел на меня так… Так… что все до единой мысли утонули в вязком киселе одной-единственной, самой мощной, затмевающей собой все остальные.

Шаг навстречу друг другу мы сделали одновременно. И так же молча начали целоваться. Уже не осторожно, изучая друг друга как раньше, а как два сумасшедших, цена жизни которых – поцелуй.

К чёртовой матери логику, пусть я потом до конца дней буду корить себя за малодушие и посыпать голову пеплом. И проклинать: и его, и себя, и этот день, и вообще весь белый свет. Но это будет потом, а сейчас… я задохнусь, если потеряю его губы.

— Мы с ума сошли, мажорка, — прошептал он, рывком стягивая с меня футболку, а потом так же быстро с себя.

Прикосновение разгоряченного тела к телу опьянило сильнее самого креплёного вина.

Я гладила его плечи, спину, поросший жёсткими волосами затылок. И целовала, растворяясь в безумии момента.

— С ума поодиночке сходят, так что у одного из нас ещё есть шанс, — я вцепилась в пряжку его ремня, понимая, что я со здравым смыслом уже точно попрощалась...

Часть 22

Мы лежали на крошечном скрипучем диванчике в крошечной прихожей заброшенного лесного дома. Места было крайне мало, поэтому я лежала сверху на Найке, обнимая его поистине огромное тело руками и ногами.

Если бы кто-то сказал мне когда-нибудь, где именно случится мой первый раз, я бы рассмеялась.

В разрушенной хибаре, серьёзно? Где нет света и водопровода?

С мужчиной, который прилично старше и которого я знаю всего лишь несколько дней?

А, ещё одна пикантная деталь, незначительная… он меня похитил.

Устало моргая, я улыбнулась. Клонило в сон.

— Чему ты улыбаешься? — тихо спросил мой первый.

— Например, тому, что отдала свою драгоценную невинность человеку, чьего имени даже не знаю.

— Современно.

— Я всегда шла в ногу с трендами.

Он хмыкнул, я тихо рассмеялась. Я лежала на нём без одежды, но мне не было неловко. И я не испытывала никаких сожалений – значит, так должно было быть. И кто знает, если бы это был Архип или кто-то другой, был бы мой первый раз вот таким?.. Таким… сумасшедшим. Страстным. Сладким. Мне даже не было страшно, наверное, потому что это был он…

Я чуть приподнялась, проскользив по вспотевшему телу, и, уткнувшись носом в его шею, обняла ещё крепче. Он тоже прижал меня к себе теснее, нежно поглаживая мою спину от лопаток до ягодиц и обратно.

— Демид.

— Что? — воюя с дрёмой, спросила я. Оказывается, сонливость после подобного марафона совсем не миф.

— Так меня зовут.

Я приподняла голову и посмотрела на его немного забавное с этого ракурса лицо, примеряя новое имя.

— Мне больше нравится Найк, привычнее. Это твоё детское прозвище или что?

— Нет, в детстве меня называли Стрела. Да и до сих пор некоторые называют. Там, дома, — он закинул правую руку себе за голову, передав право лапать мою спину левой.

— Почему Стрела?

— Потому что я мастер спорта по стрельбе из лука.

— Ты серьезно? — я хихикнула. — Не брутальные бои без правил, не карате, не плавание, в конце концов, – а стрельба из лука?

— Ага, — он добродушно улыбнулся. — Подростком я был очень тощим и нескладным. Только представь: нерусский, длинный как жердь, ещё этот лук… Сама понимаешь, "в тренде" я тогда не был. А потом как-то на спор сбил яблоко с головы главного бунтаря района. Он выпендривался перед девчонками, встал к дереву и положил на макушку найденное на земле полусгнившее яблоко. Думал, что я спасую, не выстрелю. Но я не спасовал.

— И что этот бунтарь?

— Когда я прицелился и натянул тетиву – он сильно побледнел, а потом, когда стрела пробила яблоко, обмочился.

— Фу-у… это стрёмно, — я скривилась, представив это зрелище. — А что девчонки?

— Переметнулись ко мне, что же ещё, — он снова улыбнулся.

Представить, что когда-то он был тощим и нескладным, было сложно. Потому что сейчас его тело было таким, каким надо – в меру жилистым, в меру прокачанным, без единого грамма лишнего жира. Мне нравилось ощущать под собой его мощь. И несмотря на то, что было неудобно и жарко, я ни за что не хотела с него слезать.

— Хорошо, со Стрелой разобрались, а почему тогда Найк?