Плацдарм

— Готов! — доложил наводчик.

Но порадоваться они не успели: корпус ИСа дрогнул от прямого попадания с близкой дистанции, из машинного отделения потянуло дымом.

— Володя, как ты? — спросил Крутов.

Тот ответил не сразу.

— Вроде в порядке, — глухо проговорил он.

— Огнетушитель?

— Не надо, так справлюсь.

«Слава богу, — мелькнула мысль, — а то еще возиться с противогазами…» Еще один снаряд со звоном ударил по броне, но не пробил ее. В прицел лейтенант увидел два дымящихся «Тигра», неподвижно стоящих рядом, еще три выползали из сумерек.

— Сема, кулак, — приказал Крутов.

Стоун наблюдал, как ИСы покидают площадку перед зданием и выдвигаются на боевые позиции. Вскоре у здания остались только две машины — их экипажи Селезнев задействовал для охраны пленных и лаборатории.

Подошел Форест с Вальтером.

— Вы закончили? — спросил майор.

— Да, — ответил Вальтер, — эта установка идентична той, что я собрал для Штирнера.

— Вы сможете ее восстановить, если потребуется?

— Безусловно.

— Давайте в танк, — распорядился Стоун.

— Зачем? — нервно спросил Вальтер. — Вы что, все оставите русским?

— Нет, не оставлю. И вот что: если я отдаю приказ, вы его выполняете, и ни о чем не спрашиваете, ясно? Не забывайте о своем статусе.

— Ясно, — пробормотал немец.

— Форест, пойдешь со мной — приказал Стоун, — у нас есть важное дело.

Потом он передал Вальтера танкистам и сказал, чтобы те завели моторы. «Когда мы выйдем оттуда, — Стоун кивнул на здание, — нужно будет действовать очень быстро, ясно? Возможно, от этого зависит ваша жизнь».

Майор бросил острый взгляд на Фореста и добавил:

— Дай-ка мне твой пистолет.

Они появились меньше через пять минут. «Быстрее, быстрее!» — торопил Стоун. «Шерманы» отъехали метров на триста — максимальное расстояние, с которого в условиях плохой видимости можно было вести прямой огонь по лаборатории. За минуту танки сделали с десяток выстрелов прямой наводкой. Голубое сияние над крышей погасло.

— Все, уходим!

«Шерманы» на полной скорости двинулись назад, и вскоре силуэт здания растворился во мгле.

— Сколько у нас времени? — спросил Стоун.

— Точно не знаю, — ответил Вальтер, — полчаса, час, не больше, потом коридор закроется. Мы успеем?

— Если движок не заглохнет.

— Русские будут злы, — заметил Форест.

— Они останутся там навсегда, — Стоун кивнул назад и усмехнулся: — я уважаю их тяжелые танки, но со всей немецкой армией они не справятся.

— Вы мне верите? — спросил Вальтер. — Теперь, наконец, вы мне верите?

Стоун ему не ответил. Он еще не решался сказать это вслух.

— Союзнички, мать твою, — ругнулся Селезнев. — А вы куда смотрели? — обратился он к танкистам.

— Виноваты, товарищ полковник, — за всех ответил сержант.

Убитые немцы лежали на полу. По словам сержанта, Стоун стрелял из двух пистолетов, причем действовал так неожиданно и быстро, что никто помешать ему не успел. Селезнев понимал, что вряд ли он может винить в этом своих танкистов: функции охранников были им совсем непривычны. Что ж, в каком-то смысле ситуация упростилась — теперь его бойцы займутся тем, что они знают хорошо.

— Заприте помещение, — распорядился Селезнев, — боевую задачу получите у ротных.

Бой с группой «Тигров» только что закончился: четыре танка подбили, еще три уползли назад. Это стоило Селезневу пяти поврежденных ИСов, два из которых больше не могли самостоятельно передвигаться. В личном составе пока обошлось без потерь. «Откуда же они прутся на нас?» — в который раз подумал полковник. Твердо он знал только то, что немцы идут с запада. «Что это, провокация американцев? — промелькнула мысль. — Вполне возможно, учитывая действия Стоуна. Неужели американцы позволяют недобитым частям вермахта атаковать нас? Но зачем, в чем смысл?»

— Краснов! — позвал он сержанта.

— Да, товарищ полковник!

— Вот что, бери свой танк и дуй в штаб корпуса, там доложишь обо всем. Связи нет, так что на тебя вся надежда.

— А если догоню американцев?

Селезнев на секунду задумался. Вряд ли он их догонит, все-таки «Шерманы» быстрее…

— Тогда действуй по обстоятельствам, — сказал он, — если будут по тебе стрелять, разрешаю открыть ответный огонь на поражение. Но помни, американцы — наши союзники, и отдельные ублюдки вроде Стоуна не отменяют этого, понял? Рассчитываю на твою сдержанность, Краснов.

— Понял, товарищ полковник, — лицо сержанта было серьезным, — разрешите выполнять?

— Выполняй, — отпустил его Селезнев.

Теперь надо было заняться другими делами, среди которых первое — организация обороны. Полковник полагал, что бой с «Тиграми будет иметь продолжение. А раз так, надо быть готовым ко всему.

Погода лучше не становилась: сильный, порывистый ветер, видимость не больше трехсот метров. По небу неслись темные тяжелые тучи, между ними сверкали молнии. Теперь, когда шум боя стих, слышался отдаленный гром — надвигалась гроза. На помощь авиации рассчитывать не приходилось, так что придется обойтись своими силами.

За годы войны Селезнев к этому привык.

Позиции для танков, сектора обстрела, взаимодействие рот в обороне, схемы использования резерва — все это было знакомо Селезневу еще с начала войны. В последние два года вермахт потерял стратегическую инициативу, но контратаки немцев не стали менее яростными, и умение вцепиться в каждый клочок отвоеванной у врага земли часто оказывалось совершено необходимым для успеха наступления. При допросах пленные офицеры часто удивлялись — стоило русским хотя бы ненадолго занять плацдарм, они так окапывались на нем, что выбить их оттуда стоило огромных усилий. Вспомнив об этом, Селезнев усмехнулся: секрет был прост — тяжелая упорная работа, в основном лопатой.

Его танкисты, большинство из которых воевали с полковником больше года, знали это не хуже командира. Весь вечер и первую половину ночи они вгрызались в землю, потом был короткий сон под непрерывный вой ветра. То и дело позиции накрывали снежно-пылевые заряды, и тогда находиться на улице становилось невозможно, видимость падала до нуля. Потом ветер внезапно стихал просто до сильного, немного прояснялось, и в предрассветном сумраке проступали хищные силуэты танков.

«Гости» пожаловали под утро: до десятка «Королевских тигров» атаковали позиции полка. Их подпустили на максимально близкую дистанцию — еще и потому, что боеприпасов уже не хватало, и каждый снаряд должен был поразить цель. Первые три «Тигра» попали в огневой мешок: с дистанции в двести метров их расстреляли прямой наводкой закопанные по самую башню два ИСа, поврежденные в предыдущем бою. Остальные отошли назад и попытались навязать советским танкистам артиллерийскую дуэль, от которой те благоразумно отклонились, уйдя на скрытые позиции. Так продолжалось больше часа, а потом немцы вновь вылезли.

— Сергей, крайний левый холм, пятьдесят метров правее, видишь? — раздался в шлемофоне спокойный голос дяди Вовы.

— Да, — хрипло ответил лейтенант Крутов.

Сначала лейтенант не поверил, что видит танк — наверное, это такой холм, промелькнула мысль, я просто не заметил его сразу… Но силуэт холма был слишком правильным, и он двигался: вот, качнулся на неровности поля. Идущие сзади «Королевские тигры» казались игрушечными.

— «Маус», — лейтенант прочистил горло, — это «Маус», сверхтяжелый танк. Нам показывали его пару недель назад…

— Его можно подбить из нашей пушки?

— Я не знаю, — пробормотал Крутов, — если только в упор.

«Маус», как будто услышав его, остановился. До неподвижных «ИСов», только что уничтоживших три «Тигра», было не менее трехсот метров. Возле закопанного советского танка взметнулась земля, потом еще раз, уже ближе. Третьим снарядом «Маус» снес башню. Второй ИС успел сделать два выстрела — причем один из них попал в лобовую броню корпуса, не причинив тому видимого ущерба, — но вскоре немецкий монстр покончил и с ним. Два новейших тяжелых танка вместе с их экипажами уничтожили меньше, чем за пять минут.