На шесть футов ниже (ЛП)

— Сыграй со мной, — прошептала я, веки были почти закрыты. — Ты же виолончелист.

Его руки обхватили мое лицо, заставляя посмотреть ему в лицо.

— Открой свои чертовы глаза, — сказал он.

Что-то в том, как он это сказал, заставило меня открыть их. Я подняла подбородок и почувствовала, как его пальцы сжались на моем лице.

— Я не та, кого ты можешь исправить. — Я попыталась придать своим словам убедительность, но вместо этого слова лились из моего рта, как вода, сливаясь воедино в потоке ленивых губ и языка.

— Я не хочу тебя исправлять. — Он выдохнул, согревая мою кожу. — Я знаю, что ты этого не хочешь.

Я не хочу тебя.

Я так сильно хочу тебя.

Я не хочу тебя.

Пожалуйста, оставь меня.

Пожалуйста, не уходи.

Останься.

— Шесть. — Мой голос прозвучал слабо даже для меня. Я сглотнула. — Я не хочу тебя.

Я ждала, что он отстранится. Вместо этого его руки скользнули по моим щекам и погрузились в мои волосы, когда он приблизил свое лицо.

— Ты под кайфом, — повторил он, его губы были на расстоянии дыхания от моих. — И ты полна дерьма. — Он был зол.

Я кивнула, мои губы изогнулись.

— Я ненавижу себя. Ты ненавидишь меня. — Мои руки двигались по собственной воле, делая смутные круги в воздухе. — Замкнутый круг, — сказала я. Слово «круг» пронеслось в моей голове эхом. Мои круги сменились на восемь, о которых мне рассказывал Шесть. — Смотри — этот символ бесконечности. Как бы ты его ни назвал.

Мои глаза закрылись, но я почувствовала, как он обхватил мой череп и зажал уши.

— Проснись, Мира. Что ты приняла?

Тряся головой, я попыталась отстраниться от него.

— Таблетку.

— Сколько их было?

Я прижала палец к большому пальцу в демонстрации и со смехом ответила:

— Совсем немного.

— Господи Иисусе. Я уверен, что это было больше, чем немного. — Его рука опустилась, и меня внезапно понесло по коридору в ванную. Он бросил меня на пол и рывком откинул мою голову назад.

— Не надо, — прошептала я, даже когда почувствовала, как его пальцы заставили меня открыть рот. Я боролась с ним. — Нет, — пробормотала я сквозь его пальцы, чувствуя, как первая волна рвоты поднялась, когда его пальцы встретились с задней частью моего языка.

Меня рвало снова и снова, пока мой желудок не перестал сокращаться, а челюсть отказывалась закрываться, болев от напряжения. Я положила голову на край сиденья унитаза, пока Шесть протирал мое лицо теплой мочалкой, очищая лицо и успокаивая меня.

— Мне жаль, — тихо сказала я. Я не хотела извиняться. Но я так устала, так устала от себя и своей головы. Я открыла один глаз и встретилась с его взглядом. Его глаза были прищурены, пот каплями стекал вдоль линии волос. Обычно он был таким стоическим, таким бесстрастным. Но что-то треснуло на его лице, позволяя мне взглянуть. — Что не так? — Я закрыла глаза.

Я и есть то, что не так.

Отняв мочалку от моего лица, он вздохнул и поднялся на ноги, чтобы прополоскать ее и выжать лишнюю воду. Мои глаза не могли открыться достаточно широко, чтобы увидеть его лицо, поэтому я снова закрыла их, чувствуя себя истощенной и пустой.

— Почему ты это делаешь, Мира?

Я зевнула и повернулась лицом к сиденью унитаза.

— Получаю кайф?

— Делаешь мне больно. — Мочалка гладила мое лицо. — Зачем ты делаешь мне больно?

— Чтобы доказать, что я могу. — Отчасти это было правдой. В половине случаев, когда я использовала Шесть, мне хотелось причинить ему боль, потому что именно это я и делала.

— Ну, ты можешь.

Я сглотнула, почувствовав вкус желчи, а затем выдохнула.

— Ты не должен любить меня.

— Для этого уже слишком поздно.

Тишина. Даже голоса в моей голове, казалось, подчинялись тишине.

— Тогда оставь меня. — Прежде чем я оставлю тебя.

— Я не могу. — Мочалка соскользнула с моего лица. — Это не конец. Не для нас.

***

Посреди ночи я проснулась в поту. В комнате было темно, если не считать света, проникающего через дверь моей спальни.

Пол был ледяным, когда я ступала по нему, что заставило меня ускорить шаги. Шесть сидел за столом, опершись локтем на плоскую столешницу и подперев лоб рукой.

— Шесть.

Он повернулся, рассматривая меня.

— Ты проснулась.

Я кивнула.

— И как ты себя чувствуешь?

Я мысленно провела инвентаризацию.

— Хорошо, наверное.

— Хорошо. — Он кивнул и встал. Спокойно направился к двери и надел пальто.

— Ты уходишь?

Он не смотрел на меня.

— Да.

Как получилось, что такое маленькое слово заставило мои колени так ослабеть? Он уходил. Я едва признала свои чувства к нему, а он уже собирался уходить. Я даже не успела открыть рот, чтобы произнести хоть слово, как он уже ушел.

Я прижалась спиной к раме двери моей спальни, а затем гравитация потянула мое тело вниз, пока я не оказалась на полу, распластанная.

Он ушел.

Может, это и к лучшему, пыталась я сказать себе. Я была ядом, просочившимся в него. Мне нечего было предложить, потому что во мне не было ни одной части, которая хотела бы отдаться какому-то мужчине.

Или, по крайней мере, я всегда так считала. До Шесть.

Иди к нему.

— Нет. — Не знаю, почему я вообще решила бросить вызов голосам. Они шептали, и я подчинялась.

Я повернулась к кухне, наблюдая за новым Генри, радостно плавающим в своем аквариуме.

— Удачи тебе в долгой жизни, — сказала я ему, но мой голос был хриплым.

Я не чувствовала, что могу встать. Как будто я так долго пробыла под водой, задерживая дыхание, что у меня уже не было сил бороться за то, чтобы выбраться на поверхность.

Я знала, что сильно разочаровала его. Мне едва удавалось держать себя в руках в течение нескольких дней после его ухода.

Я стащила толстовку со спинки стула и натянула ее через голову, как будто она могла согреть меня так же, как Шесть.

Мои руки нашли путь в карман и вытащили оттуда маленький пакетик, в котором лежали еще две таблетки. Я вытряхнула их на ладонь, посмотрела на них, покатала большим пальцем. Я могу принять еще одну. Я так и не ощутила полного эффекта от первой, с тех пор как Шесть заставил меня выблевать ее.

Зачем ты делаешь мне больно?

Чтобы доказать, что я могу.

Дерьмо. Вот кем я была, настоящим куском дерьма.

Я поднесла руку ко рту, но заколебалась, прежде чем положить таблетку между губами. Этого ли я хотела? Выбрать эти неизвестные маленькие шарики дерьма вместо Шесть?

Иди к нему, — повторил голос.

Я никогда не ходила к Шесть. Я была той, кто ждет, когда он придет ко мне. Вот кем мы были. Но хотела ли я, чтобы мы всегда были такими?

Я проклинала его за то, что он появился в моей жизни, за то, что сделал мои эмоции более сложными, многослойными, более глубокими. Раньше мой гнев был прямолинейным. После встречи с ним мой гнев был порожден желанием, а желание — глубоко укоренившейся любовью.

Ублюдок. Я была дерьмом, а он был ублюдком.

С покорным вздохом я поднялась на ноги и высыпала таблетки в раковину. Прежде чем я успела дотянуться и вытащить их, я включила воду и щелкнула выключателем измельчителя. С несколькими металлическими хрустами они исчезли.

Я натянула джинсы, которые свободно сидели на бедрах. Я закатала верхний край и спрятала золотую зажигалку и сигареты в карман толстовки. Я меняла одну зависимость на другую, но у меня было чувство, что Шесть будет лучше переносить эту.

Я всунула ноги в ботинки без носков и вышла из квартиры, остановившись на лестничной площадке и вспомнив, что не заперла дверь.

Я заперла эту чертову дверь, потому что Шесть этого хотел.

А потом я ушла, направляясь к его квартире, надеясь, что не заблужусь по дороге.

ГЛАВА 16

По дороге туда я заблудилась всего один раз. В конце концов, была глубокая ночь, а квартира Шесть была спрятана в углублениях темной улицы. Он жил на другой стороне парка «Золотые ворота», в Ричмонде, районе, который выглядел слишком красивым, чтобы выставлять его на тротуар. Это было не самое шикарное место, но оно резко контрастировало с моим районом-мусоркой и штукатуркой, которая регулярно осыпалась с моих стен.