Бывший моей соперницы

Я в замешательстве. Впервые знаю и одновременно не знаю, что делать с дрожащей в моих руках женщиной. В угаре возбуждения не соображаю, как правильно реагировать.

— Ах, не нравится? Ну прости, что это меня не колышет, — произношу, давя в ней сомнения тоном и взглядом.

У неё учёба, планы, независимость — десятки объективных причин послать меня к чёрту. У меня только банальное желание присвоить. Всё понимаю, но в любом случае я ограничивать себя не собираюсь.

— Отвали, скотина, — она безостановочно ёрзает, только сильнее зарываясь в душистый клевер, пока я продолжаю шарить свободной рукой по стройному телу. — Ремизов, отвали от меня, слышишь?

Слышу, слышу…

А толку-то? Не хочу давить и не могу остановиться. Стискиваю пальцами ситец сарафана на бёдрах Нади, нахожу губами тонкую шею. Прикусываю у основания, вызывая изумлённый вскрик. От вкуса разогретой сопротивлением кожи пьянею. Я хочу её, она хочет меня. На хрен эти условности? Мне мало прошлого раза. Мало того что есть. Хочется больше.

— Надька, — отстранившись, смакую её имя на языке. — Ты разве не знаешь, что дразнить мужчин как минимум опасно? Ты зачем в прошлый раз открыла мне дверь и дала надежду на большее?

— Иди к чёрту, — искусанные губы на выдохе выталкивают воздух хриплым стоном.

Тени от ресниц подрагивают на щеках, будто обжигаются, и меня неожиданно злит, что в полутьме не увидеть румянца. Такой — уязвимой и кроткой она мне нравится больше всего.

— Так мне уйти? Точно? — усмехаюсь, сползая чуть ниже. Ловлю ртом через ткань сарафана затвердевший сосок и прикусываю. Реакция следует незамедлительно: безотчётно громкая, яркая, бьющая прямо в мозг. Надя выгибается подо мной, тихо стонет. Сама льнёт ближе. Всем телом... — Пора бы уже запомнить, что я беру то, что хочу, и тогда, когда хочу, ясно?

Я уже понимаю, что будет дальше — всё будет! Абсолютно всё, что захочу, и это осознание отрубает тормоза.

— Какой же ты всё-таки… Невыносимый… Не понимаю, почему подчиняюсь, — словно оправдывается за мимолётную слабость, но тут же запрокидывает голову, открывая шею для поцелуев.

— Потому что тебе это нравится, — безжалостно называю вещи своими именами. — Всё по обоюдному... Сюда иди!

Рывком закидываю себе за шею Надины связанные руки. Приподнимаю её за подбородок, заставляя смотреть мне глаза, заставляя признать и понять, насколько она глупо пытается себе сопротивляться.

— Ненавижу, — опаляет мои губы горячим дыханием. — Я ещё даже ничего не спросил, а ты уже врёшь. И на обиженную ты сейчас меньше всего похожа, — говорю усмехаясь. — Давай, целуй уже меня.

Сжимая в кулаке длинные волосы, наклоняюсь, почти касаюсь кончиком носа горящей щеки. Шумно втягиваю воздух, ощущая, как вкусно она начинает дрожать. Надя на пару секунд прикрывает глаза. Сжимая губы, яростно сдавливает челюсти. А потом как взмахнёт ресницами, как дёрнется, врезая бечёвку мне в заднюю часть шеи!

— Не буду, сказала!

— Да и плевать.

Сгребаю её под себя ниже и, упираясь коленями в сено, удерживаю между бёдер вертлявое тело. Достала болтать! Пальцы не слушаются, царапают девичьи плечи, пока я целую вечность воюю, развязывая ленты сарафана. Борьба между нами разыгрывается отчаянная. Клевер разлетается во все стороны, оседает сладкой пылью на языке и в носу, колется, кажется, даже в трусах. Не выдержав зуда, стаскиваю с себя футболку, что не так просто с учётом помехи в виде её связанных рук. Приходится освободиться и от «объятий» так же. Ещё кляп в комплект — цены бы ей не было.

В два рывка стаскиваю вниз платье, открывая белоснежную грудь с острыми от возбуждения сосками. Уже даже не смотрю, а жру её глазами. Веду пальцами по впалому животу, влажному от испарины до самой кромки белья.

Чтобы раздеть Надю полностью, приходится привстать. Не знаю, осознанно или нет, она приподнимает бёдра и сгибает колени, помогая мне стянуть тонкие стринги.

— Вытяни руки, — командую хрипло. В голове мутное марево. Возбуждение и похоть разгоняют кровь до шума в ушах.

Не дожидаясь реакции, дёргаю её вверх, заставляя встать на ноги. Медленно обхожу свою добычу по кругу, обгладывая голодным взглядом каждый изгиб совершенного тела. Она застывает, наблюдая за мной заторможенно и с опаской.

Отбрасываю длинные растрёпанные волосы назад, так, чтобы видеть грудь во всей красе. Взвешиваю, сминаю в ладони налитую тяжесть…

Второй рукой в это время проскальзываю меж плотно сжатых бёдер. Выписываю большим пальцем восьмёрки под звук нашего рваного дыхания. Надя ёрзает на моей руке, зажмуриваясь и шумно сглатывая. Уголки моих губ дёргаются… но молчу. Пока молчу. Полупьяно вслушиваюсь в сиплые стоны.

Невмоготу тебе?

Я всё слышу…

Возбуждение бьёт прямо в мозг. Джинсы жмут в паху, дискомфорт уже просто адский.

Наклоняюсь чуть ближе, жарко выдыхая ей в лицо:

— А врать нехорошо, малыш…

С самодовольной ухмылкой демонстрирую влажные пальцы. Ответом мне служит убийственный взгляд исподлобья и её закушенная добела нижняя губа.

Не разрывая зрительного контакта, на ощупь развязываю бечёвку. Пробегаюсь ладонями по тонким предплечьям и завожу ей руки за спину, втискиваясь в абсолютно беззащитное тело…

Сквозь вату неповоротливых мыслей осознаю, что никогда ещё не видел Надю такой уязвимой. Она полностью открыта передо мной. Полностью в моей власти… А мне всё ещё нужно больше. С отчаяньем, чувствуя, как во мне рвётся выдержка, медленно прочерчиваю языком влажную дорожку вдоль линии её челюсти до скромного гвоздика в ухе… и отстраняюсь.

Иду к высеребренному луной выходу, как по раскалённым углям — каждый шаг нестерпимая пытка. Я почти у двери, за которой привычно распахивает объятья моё одиночество, когда Надя догоняет меня и тесно льнёт к спине.

Больше не думаю, не анализирую. Невообразимый кайф вышибает из головы остатки рваных мыслей. Я резко, на автомате, разворачиваюсь. Рука, опережая разум, выстреливает вперёд, под пальцами колотится артерия на её шее, перед глазами удивлённо приоткрытые губы судорожно глотают воздух как у рыбы, выброшенной на горячий песок…

И больше ничего не вижу.

Больше ничего мне не надо.

Всё, что так опрометчиво она предложила, забираю себе. Присваиваю до последней эмоции.

— Никогда больше не играй со мной, и я дам тебе всё, что захочешь, — предупреждаю глухим, чужим совершенно голосом. Тараню её своим телом, заставляя пятиться обратно к стогу сена.

Надеюсь, она услышала, потому что иначе… Впрочем, сейчас не важно. Не когда мы заваливаемся обратно в пахнущий летним зноем рай…

Надя

Я вздрагиваю и подскакиваю, когда Ремизов разворачивается. Адреналин взрывает мозг, едва его пальцы стальным захватом впиваются мне в шею.

Даже не знаю, как реагировать. Уже начинать молить о пощаде или поздно? О чём я думала, срываясь вдогонку, пожалуй, уточнять бессмысленно. По дурному ликованию в глазах понятно, что и для Марка это не тайна.

Эй, я вовсе не сторонница свободных отношений! Ладно, первый раз. Один раз не… это самое. Но о втором ведь речи не было. Мы вообще потом не должны были встретиться!

— Никогда больше не играй со мной, — грубовато объясняет то, что и само мгновение назад стало очевидным, взамен обещая дать мне всё, что захочу.

Сомнительно, конечно, но моего мнения никто не спрашивает. Просто послушно отпускаю тело и ставлю мозг на паузу, потому что думать я совершенно точно сейчас неспособна.

Взгляд Ремизова горит неукротимой твёрдостью. Он напирает со стремительностью урагана. Моргнуть не успеваю, как снова оказываюсь на сене, распростёртая под крепким телом, затисканная и размазанная натиском.

Так и знала, что этим всё закончится. Чувствовала. И вот пожалуйста — его дыхание обжигает ключицы, путается в волосах, хрипит отрывисто. Трава колется и липнет к коже, но умелые, ненасытные губы голову дурят невероятно. И я лечу без тормозов под откос, туда, где томилось сердце с момента, когда он впервые овладел мной в гостиничном номере.