Услуги по-соседски

Стыдно признаться, но я словила себя на мысли, что если бы Сева в то утро не ввалился ко мне в квартиру, то я бы никогда не привела такого парня знакомиться с родителями.

Такие мужчины, как Амурский выбирают первоклассных красоток, моделей и всех этих девчонок, которые умеют привлечь мужчину одним взмахом ресниц.

Для ясности. Если я начинаю махать ресницами, это больше напоминает нервный тик, нежели кокетство.

Выйдя из душа, обтираюсь полотенцем, чищу зубы, протираю лицо тоником, после чего мажу увлажняющим кремом.

Обычная процедура для тех, кому за двадцать пять. Как ни крути, а с годами не молодеешь. И лучше за кожей ухаживать сейчас, чем в тридцать натягивать морщины на самую задницу.

Надеваю шелковую пижаму кофейного цвета, состоящую из длинных штанов и свободной рубашки, и выхожу из ванны, расчесывая волосы.

Сева по-прежнему залипает в телефоне, подперев голову рукой.

Как ему это удаётся? Даже в спортивных трениках, с мешками под глазами и растрепанной шевелюрой он выглядит, как ходячий секс. Есть что-то неуловимо привлекательное в его небрежности. Таким можно только родиться. Никакие курсы пикапа этому не научат.

— Душ свободен, — Сева отрывается от телефона, кидает на меня заинтересованный взгляд и прикусывает губу.

— Ты, пампушка, совсем не собираешься мне облегчить жизнь, да?!

Вопрос риторический и не требует ответа.

Поднявшись, Амурский лениво потягивается, скидывает с себя в одно движение толстовку и неспешно бредёт к ванной.

Провожаю глазами его загорелую широкую спину, опускаю глаза ниже…

О. Мой. Бог.

Да у него ямочки на пояснице!

Я, разумеется, девушка благоразумная, но не железная. У меня не было секса больше двух месяцев.

Нет. И не думай об этом.

Я в шаге от того, чтобы влепить себе отрезвляющую пощёчину.

Переспать с Амурским очень плохая идея. Просто кошмарная, пусть и чертовски привлекательная.

Когда Сева выходит из душа, я уже лежу в кровати, приготовившись ко сну. Я наблюдаю за ним из-под прикрытых ресниц. Он в одних лишь красных боксерах, которые не оставляют простора для фантазии. Впрочем, я уже видела, так сказать, товар лицом.

И все-таки этот парень прекрасно сложен. Проклятье, у него даже есть кубики, понимаете? Гладкая грудь и легкая поросль волос, ведущая от пупка до резинки трусов.

— Даже никакой стены из подушек, раздельных одеял и прочей чепухи? — усмехается.

— Просто держи свои руки при себе, — зевнув, отвечаю.

Хмыкнув, Сева щёлкает выключателем на стене и комната погружается в полумрак, освещаясь лишь лампой с прикроватной тумбочки.

Кровать прогибается под весом Амурского, когда он ложиться в постель. Встряхивает подушку, закидывает руку за голову, расслабленно вытягиваясь. Игриво толкнув меня ногой под одеялом, совершенно невинно воркочет:

— Только руки? Знаешь, они мне в целом не обязательны для…

— Спокойной ночи, Сева! — резко обрываю его, после чего выключаю лампу, падаю на подушку и поворачиваюсь спиной.

Несколько минут стоит гробовая тишина, меня потихоньку клонит в сон, как вдруг Амурский шепчет:

— Горошек, спишь?

— С тобой уснёшь, — сонно бормочу.

Он молчит, и я уже думаю, что ничего не скажет, как неуверенно произносит:

— Можно тебя спросить?

— Рискни.

— Кто такой Никита? О нем упомянула та женщина…

— Это мой первый парень.

— Он тебе тоже изменил?

Слово «тоже» звучит отвратительно, согласитесь? Однако по-другому не скажешь. Видимо, я не умею выбирать мужчин.

— Да, — коротко отвечаю, не вдаваясь в подробности.

— У тебя плохой вкус на мужчин. С другой стороны был бы хороший, я бы тут не лежал, — вслух размышляет.

— Считаешь себя плохишом?

— Нет, считаю, что если бы ты нашла себе хорошего мужчину, он бы давно на тебе женился. Тогда бы у меня не было совсем никаких шансов завалить тебя в постель, — в голосе Севы слышится улыбка, отчего я сама улыбаюсь.

И ведь не поспоришь же. В одной кровати лежим.

Одновременно мы прыскаем, матрас дрожит от нашего смеха. Успокоившись, я со смешком бросаю:

— Технически я сама легла.

— Да, — подозрительно легко соглашается. — Но у нас еще есть завтра. А теперь спи, пампушка, нам рано вставать.

— Спокойной ночи.

— Сладких снов…

Утром, когда Сева ещё видит десятый сон, я уже на цыпочках пробираюсь к выходу из комнаты. У нас с мамой один визажист, и она ждёт меня в своем номере.

Нелёгкое это дело — быть женщиной. То ли мужик — в костюм запрыгнул, волосы пальцами пригладил и готов!

Мне же приходится сидеть два часа кряду, чтобы навести марафет. Клянусь, моя задница принимает форму стула. Мама все это время жужжит над ухом, точно муха.

— Хороший мальчик этот Сева, — говорит она, пожалуй, в сотый раз за утро.

Стоит ли ей сказать, что мальчиком он перестал быть лет эдак в пятнадцать?

Пожалуй, промолчу.

— Он мне кажется смутным знакомым, — хмурится она.

— Он мой одноклассник, мам. Сева Амурский, — неохотно признаюсь.

Визажист едва не роняет плойку из рук, в такой шок ее повергают мои слова.

— Сева? Амурский? — громко ахает девушка. — Тот самый?

— Какой «тот самый»? — загораются глаза мамы любопытством.

— Хоккеист. Из команды «Молния». В прошлом году к нам из самой Канады приехал. У меня муж ярый болельщик «Молнии», все уши мне прожужжал про этого Амурского.

— Ася, ты говорила, что твой жених с тобой вместе работает.

А ещё я просила ее не называть моего парня — женихом.

Черт, я надеялась, что она не запомнила делали!

— Не хотела рассказывать, — отмахиваюсь. — Знаешь, чтоб не сглазить, — решаю схитрить.

Этот способ срабатывает. По ее мнению, счастье — любит тишину.

Ага. Именно, поэтому они с Альбиной устраивают торжество века с салютами и шоколадным фонтаном.

— Сева Амурский, — задумчиво протягивает, — я помню его маму. Хорошая женщина. Нужно пересечься с ней за чашечкой кофе. В конце концов, скоро породнимся. Да и внуков нянчить будем вместе.

Эту женщину не остановить. Она прет, как танк.

Какие дети? Амурский недавно с голым задом сбежал из своей квартиры! Он еще сам ребенок.

— Мам, не гони коней, — решаю остудить ее пыл. — Мы с Севой не спешим. У него только сезон начался, а у меня крупные проекты…

— Ася, ну опять ты за своё! — недовольно восклицает. — Женщина должна домом заниматься, а не ерундой страдать. Ну подумаешь, сезон начался. И что теперь? Тебе уже пора о ребенке думать, не восемнадцать лет.

Да что не так с моим возвратом, черт побери?

Мои губы сжимаются в тонкую линию, а руки в кулаки. Я сдерживаю себя из последних сил, чтобы не затеять очередную ссору.

Боже правый, неужели у неё больше нет никаких важных дел? Почему она не выносит мозги Альбине?

— Мам, мы сами решим, — цежу сквозь зубы.

Она цокает, бросая:

— Какая ты непутёвая, Ася!

Ну разумеется.

Когда мама уходит к своей любимой «путевой» дочери, мастер как раз заканчивает с прической.

Расплатившись, надеваю платье, что прихватила с собой, и кручусь у зеркала, рассматривая себя со всех сторон.

Мои волосы заплетены в высокий пучок, две пряди свисают по бокам от лица, тонкие стрелки подчеркивают голубые глаза, а красные губы добавляют изюминки и сексуальности. Чёрное приталенное платье в пол с кокетливым вырезом на ноге и туфли-лодочки на высокой шпильке, делают меня стройнее и выше.

Довольно улыбаясь, выхожу из номера и иду в наш с Севой. Зайдя, прохожу и хмурюсь, когда замечаю пустую постель.

Дверь позади меня хлопает. Повернувшись, вижу Севу, который, вытирая голову полотенцем, выходит из ванной.

Он поднимает голову и застывает, точно вкопанный.

Его глаза размером по пять копеек сканируют меня, задерживаясь в области груди, разрезе на ноге и губах дольше, чем позволяют всякие там приличия.

Впрочем, это Амурский! О каких приличиях идёт речь?