Услуги по-соседски

Я уже думаю как ее спровадить, пока не начался допрос, как проблема решается сама с собой. Ее телефон звонит.

— Ой, эта Альбиночка, — ласково улыбается она, — мы недавно платье примеряли. Ах, какая она красавица! Побегу помогать снимать. Если вы не ужинали, внизу есть хороший ресторан.

Как только мама скрывается из виду, мы с Севой заметно расслабляемся.

— На какую фамилию зарезервирован номер? — любезно интересуется администратор.

— Ася Горошек.

— Секундочку, — просит девушка, щелкая кнопкой мыши компьютера.

— Ты как? — тихо спрашиваю у Севы.

Тот улыбается краешком губ, говоря:

— Твоя мама — милая.

Милая?

Настойчивая? Да!

Громкая! Тоже да!

Но… милая? Она примерно такая же милая, как гиены в поисках падали.

— А ты умеешь сглаживать углы, Амурский.

— Не бойся, пампушка, я не сбегу. Тебе от меня так легко не отделаться, — игриво щипает меня за бок, отчего я подскакиваю. — Меня каждый день девяносто килограммовая туша впечатывает в борт. Я парень закаленный.

Угу. Посмотрим, что он скажет завтра, когда встретится со всей кучей стервятников.

Наконец, администратор отдаёт нам ключ-карту с пожеланиями приятного вечера, и мы шагаем к лифту. Поднявшись на четвертый этаж, проходим по длинному коридору, увешанными различными картинами (в основном, обнаженными женщинами), и останавливаемся напротив номера с цифрой пятьдесят четыре.

— Амурский, у тебя разовьется косоглазие, — со смешком бросаю, прикладывая ключ к замку.

Мужчины такие мужчины. Сева не упускает ни одной картины обнаженной женщины из своего виду.

— Я восхищаюсь прекрасным, — ничуть не смутившись, ухмыляется. — Это единственная обнаженка, которую я увижу на эти выходные. Не лишай меня хотя бы этого. Если ты конечно не собираешься… — вдруг понижает голос до интимного шепота.

— Нет! — резко обрываю его. — Оставь свои фантазии при себе! — фыркнув, толкаю дверь.

— Ты просто не знаешь от чего отказываешься!

— И знать не хочу!

Буквально через минуту беллбой заносит наши сумки, Сева дает чаевые, опередив меня, а на мою недовольную мину только даёт небольшой щелбан по лбу со словами:

— Ты сама на это подписалась.

И не поспоришь же.

Сняв верхнюю одежду, мы вешаем ее в шкаф, что стоит напротив двери в санузел. В целом, номер просторный. Хоть, как на мой вкус, излишне пафосный.

Сами посудите: кровать с балдахином и банкетной, темно-бордовые шторы в пол из парчи, туалетный столик, кресла больше похожие на трон и…

Серьезно, скульптуры ангелов на стенах?

Если это не перебор, тогда что?

Мне мама все уши прожужжала про этого Захара — будущего мужа моей сестры. И она, пожалуй, раз двести упомянула, что он обеспеченный. Однако между «обеспеченным» и «денег куры не клюют» есть разница!

— Как думаешь, если я что-то здесь сломаю, мне хватит одной почки, чтобы расплатиться? — мрачно спрашиваю, оглядывая все эти музейные экспонаты.

— Я заплачу за тебя, Горошек, — заявляет Сева, — а ты со мной расплатишься натурой, — добавляет, шаловливо поигрывая бровями.

— Какое благородство, — иронизирую. — Спасибо, но я и с одной почкой как-то проживу.

— А вот это уже оскорбление, — хмыкает. — Ладно, Горошек, ломать мебель будем потом. Я сейчас умру от голода. Пошли быстрее в ресторан.

— Ты же слопал недавно хот-дог! — изумленно на него таращусь.

— Когда это было?

— Час назад.

— Там хот-дога на один зуб. Пошли женщина, а то я пожалуюсь твоей маме, что ты моришь своего «жениха» голодом.

Это шантаж! Быстро же он адаптировался! А я его ещё жалела.

Спустившись в ресторан, мы занимаем столик у панорамного окна, откуда открывается вид на озеро. Сева заказывает стейк средней прожарки, картошку и несколько закусок, я ограничиваюсь только салатом.

— Горошек, только не говори, что ты из этих девиц, которые питаются только травой, — откинувшись на спинку стула, складывая руки на груди, демонстрируя все свое недовольство.

— С чего ты решил? — как можно безразличнее кидаю.

Да, я из этих девиц! И что?

И нет, это не потому что я стесняюсь есть при парне или подобной чепухи, а потому что любая булка после десяти вечера откладывается на моих боках. Всю свою юность я была довольно полненькой девушкой. Не такой прям, как центрифуга, но как… пампушка. Именно она. Я всеми фибрами души ненавидела это прозвище, потому что оно как нельзя подходило мне.

В восемнадцать лет я сидела полтора года на правильном питании, бегала по утрам и вечерам. Откуда у нищей студентки деньги на спортзал? Это неслыханная роскошь, когда у тебя стипендия в три копейки. У родителей я деньги принципиально не брала. Иногда брала подработку или писала курсовые. Так и перебиралась, пока на нашла работу. Последние пару лет мой вес не меняется. Я больше не истязаю себя диетами и не переедаю. Можно сказать, наладила «отношения» с едой. Я не веду подсчет калорий, не питаюсь одними яблоками, но от ночных трапез воздерживаюсь.

— С того что ты ничего не заказала кроме салата.

— Я не голодна.

— Ты не ужинала.

Боже правый, какой же дотошный тип. В жизни бы не подумала, что Амурский такой внимательный.

— Я перекусила на работе.

Сева скептически заламывает бровь, но я не отвожу взгляд.

Пусть докажет, что я вру!

Сдавшись, он вздыхает и неодобрительно качает головой, но обходится без лекций.

Когда нам приносят заказ, Сева набрасывается на стейк, точно с голодного края. Мне кажется, он даже не жуёт, а проглатывает. Я же вяло ковыряюсь вилкой в салате, как вдруг мне прилетает кусок мяса в тарелку.

Прежде чем я успеваю возмутиться, Сева говорит:

— Пампушка, всего один кусочек. На тебя больно смотреть.

Опускаю голову, скрывая улыбку, и пробую мясо.

Он неисправим.

Что ж, если с интерьером у них явные перегибы, то с едой таких проблем нет. Мясо сочное, мягкое, не пережаренное. Буквально тает на языке, и я от восторга закатываю глаза.

— А говорила, не голодна, — беззлобно дразнит меня Амурский. — Я же говорю, что умею переубеждать.

Я уже хочу ответить, что с дураками спорить себе дороже, как вдруг слышу разговор.

— Это что, наша Ася?

— Да не может того быть. Посмотри рядом какой красавчик. Это скорее всего подружка невесты.

Чуть повернув голову, узнаю в говорящих свою двоюродную тетю Тамару и мамину подругу — Розу.

— Действительно, для Аси слишком худая…

Серьезно? Они будут сидеть и обсуждать, как будто меня тут нет? Я, что внезапно стала невидимой? И не то чтобы они тихо говорят!

— Ася наверное опять одна приедет. Бедная девочка до сих пор не замужем. И деток нет, — с притворным сочувствием произносит. Как только ядом своим не захлебнулась?

— Совсем не дело. Она же старородящая уже. Я в ее возврате двоих нянчила.

Перевожу взгляд на Амурского, который тоже слышит этот разговор. Его лицо искажается в злой гримасе, как будто он сдерживается, чтобы не послать сплетниц на три известные буквы.

А мне так стыдно и неловко, что я даже не могу никак среагировать.

Старородящая? Да мне всего двадцать шесть!

— Зря она тогда Никиту не простила, — сокрушается Роза. — Он парень молодой, могла бы и войти в положение. Подумаешь, пообжимался с какой-то девицей. Так нет, мы же гордые!

Пообжимался? Чушь собачья! Да он совал свой член в рот первой попавшейся телке в клубе! И сколько вот такие «положений» у него было?

К слову, Роза — это мама того самого Никиты, моего первого серьёзного парня. Мы начали встречаться на первом курсе университета, а на третьем я его застукала в туалете клуба с девушкой. А мы туда, между прочим, вместе пришли. Он это объяснил тем, что был очень пьян и ничего не помнит, но меня это уже мало интересовало.

— Та все они изменяют. Тоже мне, цаца какая, — фыркает тетя Тамара.

Кусок больше в горло не лезет. Вот поэтому, я избегаю всяких семейных сборищ. Они вечно суют свой нос куда не просят.