Нерушимые обеты

Глава 40

Прошло несколько месяцев.

На часах три ночи, а сна у Гаврилы ни в одном глазу. И не только у него. По кабинету наяривает круги возбужденный до предела Костя. Теперь – официальный Победитель.

Гаврила прекрасно помнит день, когда Костя позвал его к себе и сообщил, что есть идея ввязаться в нехилую авантюру.

Поначалу оба думали, что их потолок в этой авантюре – как-то заползти в Парламент, перепрыгнув проходной барьер. Теперь… У Кости Гордеева большинство. Новичок с душноватым прошлым сделал бывалых и опытных.

Не потому что он безупречный и чист в своих помыслах. А потому что слишком много дерьма скрылось в отношении тех, кто годами и десятилетиями доил, презирал, эксплуатировал и закреплялся.

Будет ли их дальнейшая работа эффективной – хуй его знает. Но они сейчас знают одно: очень постараются.

Костя – ради Агаты и сына. Гаврила – ради того, чтоб Полине можно было вернуться. Она хочет.

– Не мельтеши, Костя Викторович… Аж тошнит… – Гаврила наигранно возмущается, привлекая к себе внимание.

Костя слушается. Останавливается, поворачивает голову и смотрит на друга. Сначала хмурится, потом расплывается в улыбке.

Он слегка в себя ушел. А теперь вернулся.

В реальность, где они держат зло за яйца.

Сука… Непередаваемое ощущение. Просто непередаваемое. Хоть и ясно, что эта победа больше принадлежит Агате, но ей она не нужна, а они смогут применить.

– Утром начинаем… – Костя не может стоять спокойно. Снова начинает вышагивать, зачитывая вслух, что же они начинают.

Обычно Гаврила в такие моменты концентрируется, чтобы запомнить. Это у Гордеева всегда есть он и его бесконечные папочки с выжимками. А у Гаврилы только своя голова. Но сегодня он просто улыбается, выжидая, когда Гордеев выговорится.

Утром они ничего не начнут. Сейчас начнут бутылку. Потом Гордеев поедет домой к своему Замочку. Кроме победы на выборах у него ещё и День рождения. А у неё для него – пиздец-опасный сюрприз.

Хотя бы один день он ей и Максу задолжал.

Гаврила думает об этом и у самого немного саднит. К сожалению, он провести день со своей семьей, пока не может.

Поля далеко. Увы, детей у них ещё нет. Увы, тогда в Любичах она не забеременела.

Он мотался к ней несколько раз – проверил, как его солнце обустроилось. Они снова трахались, как сумасшедшие, уже сознательно не предохраняясь, но сейчас всё сложнее, чем было в их юности.

– Я наливаю, – Гаврила трясет головой, отгоняя легкую грусть, берет в руки бутылку дорогущего виски, скручивает крышку и покрывает жидкостью донышка двух стаканов.

Можно было бы со льдом, но хочется почувствовать чистый вкус.

Костя не стартует на то, что его перебили, ещё и невнимательно слушали, кивает и движется в сторону стоящего с другой стороны от стола диванчика.

Он сильно поменялся за это время. Перестал быть настолько по-тупому бескомпромиссным. Вырос. Повзрослел. Теперь Гаврила по-настоящему верит в него. Они не просто играют в новую игру. Они хотят сделать мир лучше. Если получится, конечно.

– За тебя, – Гаврила приподнимает свой стакан, салютуя Гордееву. Тот криво хмыкает и тоже поднимает в ответ.

– И за тебя, – стекло бьется о стекло со звоном, а потом они вдвоем пробуют.

Виски обжигает горло и скатывается по пищеводу. Огонь, сука… Стоит своих денег.

– Сложно поверить, конечно. Хоть мы и знали, – на губах Кости внезапно появляется слегка растерянная улыбка. Сначала он смотрит куда-то в сторону, а потом в глаза Гаврилы.

Во взгляде друга столько кайфа, что не заразиться невозможно. Гаврила тоже улыбается и кивает.

И ему сложно.

Ему вообще сложно поверить, что наконец-то… Он раздал все «долги». Он теперь – свободный человек.

– Говорят, Павловского в камере нашли… – Костя поразительным образом угадывает ход мыслей Гаврилы. Тот же вскидывает взгляд, следом взлетают брови.

– Да ты что… Довыебывался. Наверное, не нравится сокамерникам, когда с ними, как с собаками…

В его словах и мыслях нет ни грамма сожаления.

Костя смотрит прямо, всё прекрасно понимая, но признаваться вслух не просит. Да и Гаврила не стал бы.

Он работает чисто. Гордеев это знает.

– Полегчало?

Костя только спрашивает, а потом долго ждет ответ.

Пока Гаврила смотрит в свое отражение на стекле за Гордеевской спиной. За окном – темнота. Ночь – время бояться. В том подвале была бесконечная ночь. Но он оттуда выбрался.

Гаврила отрывается от темени, опять берет в руки бутылку. Наливает себе, Косте, они чокаются, выпивают, и только потом Гаврила кивает.

Следит ли Полина за тем, что происходит с виновными в их бедах, Гаврила не знает. Но между собой они это никогда не обсуждали и не станут.

Он делает то, что твари заслужили. Кара Божья настигает даже тех, кто мнит Богом себя или себя – под его крылом.

С Павловским всё.

Полина мать пусть как хочет – так и разбирается со свалившимся на неё «счастьем» наследования дела, которое сейчас активно растаскивают. Сейчас она – слабее чем дочь. Беззащитна. Ей не на кого положиться. А когда-то была сильнее. Когда-то могла встать на её сторону и спасти. Теперь просить помощи самой не у кого. Сколько проживет и как, Гавриле не интересно. Скорее всего, недолго. Но ужас в том, что после себя ничего не оставит.

Марьян, Варвара, врач, у которого рука не дрогнула взять деньги и убить здорового ребенка, его мучители из того подвала – сами же сломали свои жизни.

Каждый из них мог стать тем единственным, кто выбрал совесть, а не алчность, злобу, жадность. Но никто не одумался. И никто не ушел от ответственности.

– Я рад.

Из раздумий в реальность Гаврилу возвращает Костя.

Гаврила сканирует друга взглядом, но не чувствует ни иронии, ни лжи.

Странные они. Поломанные. Радуются жуткому…

Но для своих детей хотят другого. Чистой жизни. Честной жизни.

Мурашки по коже от осознания, что два мальчика, которым суждено было думать только о том, как выжить, собирать крохи и влачить существование, теперь будут думать, как построить в себе и вокруг себя систему ценностей. Не власти, а ценностей. Без цемента из страха, без чувства неизбежности самого худшего. Отчасти даже на собственном примере, потому что их жизни доказывает – неизбежности не существует. Вопрос в том, хватит ли в каждом сил не сдаваться. Им хочется думать, что хватит. Ради своих и не своих – любви, детей, жизней.

– Я к Полине полечу на недельку.

Бутылка потихоньку опустевает. Разговор неспешно льется. Вместе с опьянением волнами накатывают то эйфория, то усталость.

Они всё же нехило вложились. Даже страшно немного от мысли, что это – никакой не финиш, а только начало.

Полина иногда спрашивает осторожно, а когда же он к ней, но Гаврила ещё не может ответить. Здесь есть работа.

Он не просто решала, кроме этого он неплохо разбирается в людях, не тупой, у него есть собственная визия, и Костину он тоже понимает.

Брось он сейчас Гордеева – Костя по-человечески поймет, но сам себя Гаврила будет жрать. Если у тебя есть шанс сделать что-то по-большому хорошее – делай.

Может в этом и будет его искупление. Он не зверь. Удовольствие от мести проходит. А осознание себя злом – нет.