Страница 39 из 54
Толкаю тяжелую дверь паба и начинаю движение вверх по лестнице. Груз на плече безвольно висит, изредка попискивая и давя на нервы. Толкаю очередную дверь, и в лицо бьёт холодный воздух, мгновенно приводя меня в чувство. В жизни такого не творил. Искренне полагал, что эти чувства мне аморальны. Да и что это за эмоции? Гнев, раздражение, ревность?
Ставлю девчонку на ноги и отхожу от нее на несколько метров. Меня трясет от злости. На нее, за то, что я видел, на себя, что снова не разглядел правду, даже на жизнь, что бесконечно тычет меня мордой в реальность.
Майя стоит не шелохнувшись, нервно теребя пальцами край короткой майки. И меня накрывает новая волна раздражения: знаю, что под ней у нее нет нижнего белья. Оставила его на память бару. Разве так приличные девушки поступают?
— Так вот, что у тебя за работа по выходным, — наконец, вырывается изо рта.
— У Пашки просто день рождения… — тихо мямлит она.
— Это у того, который засовывал тебе язык в рот? Или у того, что лапал тебя, как девочку по вызову?
— Я не…
— Что? — повышаю я голос. — Не шалава? Прости, дорогая, но выглядит все именно так. Боже! — взрываюсь я. — Вот я дебил.
Зарываюсь руками в волосы и тяжело выдыхаю. Буря эмоций внутри тяжело поддается контролю.
— Никто не засовывал в меня язык! — топает она ногой. — Мы просто веселились!
— Ах вот, как это называется. Что ж, наверное, мне не стоило прерывать твое веселье, вперёд, — машу рукой на дверь. — Ещё не всем досталась порция Майи. Кто следующий в очередь на полапать мою девушку?
Голос опасно гремит, грозя привлечь к нам внимание жителей соседних многоэтажек. Отличное шоу тут назревает.
Лицо Майи искажается в непонятной мне гримасе. Она безмолвно открывает рот, желая что-то сказать, но я ей не даю.
— Собственно, все было понятно еще при первой встрече, — ядовито выдавливаю я.
— Что понятно? — взрывается она. — Что понятно? — кричит на весь двор. — Ты настолько закомплексован, закрыт в своем маленьком мирке, что любой выход из твоей зоны комфорта — уже преступление! Сидишь в этом своем офисе с бумажками, дом — работа, дом — работа. Со своими выдуманными правилами: смеяться — плохо, выделяться из толпы — плохо, встречаться с друзьями — да как я посмела!!!
— Ты даже не понимаешь, что в твоем поведении не так, — устало выдаю я.
— А что не так? Друзья иногда обнимаются и да, флиртуют. Но это не значит, что я когда-либо позволю им большее! Это просто развлечение. Кого-то немного занесло, но не вырывать же им за это руки? Я всем сказала, что не свободна. Сразу же. За своевольный поцелуй — кстати, совершенно невинный, там больше участвовал чертов крем, чем его губы! — я дала подзатыльник. В каком преступлении обвинишь меня ещё? Напилась? Виновна! Смеялась над дебильными шутками — каюсь! Что еще ты от меня ждёшь?
— Ничего. Я ничего не жду, — смотрю на Майю и понимаю так ясно, что становится больно: мы из разных миров. Нам никогда не найти точки соприкосновения. Да и что у нас есть, кроме физического притяжения? Ничего. Ничего нет.
— И что это значит? — она гневно сверкает глазами и складывает руки на груди.
— Только то, что было итак очевидно: возвращайся к друзьям, а я вернусь в свой закомплексованный мирок.
Разворачиваюсь в противоположную от паба сторону и делаю несколько шагов.
— И все? — кричит мне в спину. — Ты серьезно? Не будешь спорить со мной? Перевоспитывать? Просто уйдешь?
— Я тебе не отец, чтоб заниматься твоим воспитанием, — приглушенно срывается с губ. — Хотя твои дружки, очевидно, иного мнения.
Вспоминаю их дружный хохот за спиной. Со стороны оказалось более очевидным, насколько мы друг другу не подходим.
— Они дебилы, ты сам сказал, — шипит Майя. — И мне плевать, что они думают.
— А мне нет. Вот такой я старпер, — развожу руки в сторону. — Так ты меня назвала при знакомстве, да? И оказалась права. Мне тридцать восемь, Май. У меня свой устоявшийся мир, правила поведения и ценности. И я не готов меняться. А ты… Ещё очень юная, даже чересчур для своего возраста. Твое поведение сегодня говорит ярче любых слов. И пока не поздно, нам стоит прекратить попытку соединить наши миры. Это ни к чему не приведет.
— Ты бросаешь меня? — ошарашенно произносит она.
— Нет. Призываю к твоей рациональности…
— Из-за дурацкого дня рождения? — не унимается она.
— Ты даже не слышишь меня, — потираю лоб, собираясь с мыслями. Это сложнее, чем я думал. — Пока все не зашло дальше…
— Поздно! — выпаливает она.
— Что?
— Я говорю: слишком поздно. Все зашло дальше некуда. Я люблю тебя. Тебе от меня так просто не избавиться.
Ее слова сжимают горло. Как пули, выброшенные короткой обоймой, пронзают грудную клетку, застревают внутри, вызывая нестерпимое жжение.
Она явно не ведает, что говорит. Разве можно… за такой короткий срок?
Смотрю на высокую девчонку с дикими волосами, на ее стройное гибкое тело, на блестящие глаза, почти черные в ночи, и не верю. Не может она любить меня. Это все юношеский максимализм, гормоны, эмоции. Она, может, даже не знает, что это за слово такое "любовь". С чем его едят, как сервируют, как она откликается и какие последствия на себе несёт. И как больно, когда она проходит. Может, она влюбляется в каждого, кто встречается ей на пути, может, со всеми без разбора флиртует, может, просто подыскивает выгодную партию. Я же ничего о ней не знаю!
Только то, какая она взрывная, яркая, искренняя. Свежий бриз среди душного города. Вспышка света посреди темного неба. Нет, про выгоду это не правда. Я просто пытаюсь найти себе оправдание, чтобы не отвечать ей. Она наивный ребенок, все еще верящий в сказки, а я…
Я молчу очень долго. На нее больше не смотрю, устремляю взгляд на черное небо, сплошь покрытое звездами. Выискиваю самую яркую и невольно сравниваю с Майей. Настолько же сильно выделяющейся среди миллионов тусклых аналогов. И что мне делать с тобой, звезда?
— Я знаю, ты пока… не любишь меня, — подаёт голос моя звезда. Она делает робкий шаг ко мне и ещё один, и ещё. Крадётся неспешно, вглядываясь в мои глаза, прощупывая реакцию. — Но может… — она запинается, оказываясь возле меня. — Если ты дашь нам шанс… Будет не важно, что я такая глупая.
Кладет голову мне на плечо, ладонь на шею и проходится пальчиками по затылку, вызывая покалывание в позвонках. Я каменею, не в силах вымолвить слова или пошевелиться.
— Самая настоящая бестолочь! — продолжает тихо нашептывать мне на ухо, утыкается носом мне в щеку. — Ты научишь меня, как быть мудрее, как быть идеальной для тебя. И я все сделаю, слышишь, все сделаю, чтобы ты был счастлив. Готовить научусь, кота твоего адского приручу, никогда больше не буду встречаться с друзьями, если тебе это не нравится! Только пожалуйста, пожалуйста, не отталкивай меня.
От ее тихого голоса, искренности и нежности я умираю. Метафорически или натурально мне не понять. Сердце стучит так часто и громко, что я боюсь не выдержать этого напора. Как у мальчишки потеют ладони, пересыхает во рту, сбивается дыхание. Приступ нежности окатывает с такой силой, что я прижимаю Майю к себе, буквально вдавливая в свое тело. Кладу руку на ее изящную спину, прохожусь пальцами по позвонкам, вдыхаю неизменно сопровождающий ее тропический запах и прикасаюсь губами к виску.
— Ты и так идеальна, — шепчу против воли.
Надо бы оттолкнуть ее, отпустить. Ну, разве я вправе удерживать ее возле себя, будучи не уверенным, что из этого что-то выйдет? Но я не могу.
Никто никогда не хотел для меня меняться, никто не предлагал вот так запросто стать тем, кто мне нужен. Каждый кричал: принимай как есть или не принимай совсем. Но, как мне теперь известно, это не работает. Так может ли сработать с этой хрупкой девочкой, совсем-совсем не подходящей мне, но сумевшей вызвать такие эмоции?