Никогда с тобой

На этой мысли опускаю взгляд на его губы. Совершенно машинально это делаю, без задней мысли. Просто вдруг вспоминаю то, как он целовал меня в туннеле. Как его губы напористо раздвигали мои, а язык по-хозяйски орудовал во рту.

Меня захлестывает волнением. Внутри все дрожать начинает, когда сталкиваемся взглядами. Тан прикрывает глаза первым, шумно выдыхает и отворачивается слегка в сторону, словно пытается прогнать наваждение или… договориться с собой. Несколько долгих минут это продолжается. Я в этот момент чувствую себя парализованной. Во-первых, даже если бы хотела пошевелиться, у меня бы не вышло. Тан слишком близко, его ладонь по-прежнему давит на мой затылок, а вторая рука расположена на дверце.

Но не отстраняюсь я не поэтому. Просто не хочу. Вдруг осознаю, что мне нравится его близость. Будоражит, разгоняет по венам кровь, окутывает запретом. Я осознаю, кто он мне. Сводный брат. Нельзя. Наши родители скоро поженятся, а мы… мы уже переступили черту, уже делали то, что запрещено. Он уже меня целовал, пробовал, совращал. И мне нравилось. Как бы я не отгоняла мысли о туннеле, но стоило им появиться, внутри все скручивалось в необъяснимый узел. Все тело пробивала дрожь, а на кончиках пальцев возникал зуд.

Он и сейчас возникает. С трудом контролируемый. Волнение прокатывается по мне катком, каждую клеточку тела цепляет и приводит в чувство. Волоски дыбом становятся, когда Тан распахивает глаза. Смотрим друг на друга непрерывно, дышим тяжело и надсадно.

Я стараюсь контролировать свои эмоции, но все равно что-то идет не так, и я тянусь рукой к его лицу. Прикасаюсь пальцами к его щеке, поглаживаю с той стороны, где шрам. Практически не помню, как он выглядит и где расположен. Я плохо его рассматривала, меня интересовало во внешности Тана совсем другое. Шрам никогда не был основой того, на что был обращен мой взгляд и он… меня не пугал.

— Прекрати, — говорит так, будто пытается требовать, но у него не получается. Ну и не останавливает. Только выдыхает шумно и тут же делает вдох… глубокий, чтобы задержать дыхание.

— Можно?

— Нет, — отвечает сразу же.

Не спрашивает, о чем я. Безошибочно понимает, куда хотела прикоснуться и… не позволяет, а мне почему-то хочется. Показать, что мне не страшно и не мерзко, что я… воспринимаю его таким? Господи, откуда эти мысли?

— Поцелуй, — выдает Тан. — В губы, — уточняет следом.

От удивления распахиваю глаза шире. Я ждала, что он будет меня целовать. Даже надеялась, но что будет об этом просить — нет. Разве я могу? Могу просто взять и поцеловать его? Прикоснуться к нему первой? Зачем?

— Зачем мы это делаем?

Не осознаю, что выдаю это вслух.

— Просто, — отвечает Тан. — Просто…

Мы другие. Изменились. Мне больше не страшно. И это изменилось давно. Не прямо сейчас, не вчера, раньше. После туннеля, да и там, в ворохе непонятных смешанных чувств не было страха. Его просто не было. Он бесследно исчез куда-то еще раньше, только вот когда? Может, тогда, когда Тан помог мне в холле, где даже мать ничего не пыталась предпринять? Или… еще раньше?

— Я не буду, — отвечаю упрямо. — Не буду, — повторяю, но тянусь к нему.

Впечатываюсь в его губы своими. Просто прикасаюсь, убеждая себя, что это ничего не значит.

Неубедительно на самом деле, потому что как только наши губы соприкасаются, на меня такая гамма эмоций сваливается — боюсь не выдержать. Сердце стучит о ребра, как ненормальное, легким катастрофически не хватает воздуха, руки начинают дрожать, а внизу живота возникает неконтролируемые и совершенно непонятные ощущения. Слегка болезненные, но вместе с тем приятные. Когда Тан целует они становятся ярче.

Я не совсем незрелая, понимаю примерно, что это, но от этого лишь страшнее. Я не должна такого чувствовать к Тану. К сводному брату. Наши родители поженятся. Я прокручиваю это в голове раз за разом, напоминаю себе, говорю, что это все — неправильно и вообще Тан меня ненавидит. Мы ведь не нравимся друг другу, мы не встречаемся. Наш поцелуй не должен случаться, но он случается.

Язык Тана за мгновения прорывает барьер и оказывается внутри. Ласкает мой рот, активно проходясь по всей полости. У меня дыхание спирает, когда его вкус смешивается с моим. Терпкий от глинтвейна и горький от выкуренной несколькими минутами ранее сигареты. Вообще, мне никогда не нравился даже запах табака, но вкус Тана почему-то не раздражает совсем.

— Охереть… — горячий хриплый шепот мне в губы. — Просто охереть…

Что именно охереть не понимаю, но судя по тому, что Тан не отпускает, это звучит в положительном контексте. Мы с ним словно с ума сходим. Я в этой стычке теряю себя, растворяюсь в нем, задыхаюсь от переизбытка чувств и отвечаю. Пока не знаю, как правильно, это второй поцелуй в моей жизни. Оба принадлежат ему. Тому, от кого я должна держаться подальше, потому что ничего хорошего у нас в итоге не получится. Такие, как Тан, не встречаются с такими, как я…

— Меня от тебя… кроет, — выдвигает как-то неожиданно. — Пиздец просто.

Его грубость меня не отталкивает. Я вообще не знаю, что должно произойти, чтобы я с ужасом выбежала из машины, хотя это нужно было сделать еще несколько минут назад. Его близость отключает разум и вынуждает творить необъяснимое. То, о чем я никогда прежде не думала. Даже не предполагала, что буду целоваться с парнем. И что он будет говорить все это, а я… задыхаться? От переполняющих эмоций, от него, от его рук, которые забираются под кофту и касаются оголенной кожи.

— Иди сюда…

Прежде, чем я понимаю, что вообще значат его слова, Тан возвращается на свое сидение, увлекая меня следом. Я в его руках, словно пушинка. Маленькая, легкая и невесомая. Оказываюсь на его руках слишком быстро. Непонятно. И взбрыкнуть, отказаться, вернуться обратно не успеваю. Он ничего не позволяет сделать. Лишь прижимает меня к себе ближе, сдавливает в объятиях и снова целует. А еще что-то нажимает, потому что спинка сидения отъежает назад.

Места для маневра становится больше и Тан смело этим пользуется. Обхватывает меня за бедра и с силой наталкивает на себя. У меня напрочь срывается дыхание. Начинаю дышать глубоко и часто, местами слишком сипло. Мне кажется, что я схожу с ума, что мы сгораем вместе с Таном в этой маленькой машине, иначе как объяснить происходящее?

Как объяснить то, что мое сознание отключается, и я позволяю Тану слишком много. Куда больше, чем могла бы позволить после первого поцелуя.

Я разрешаю ему себя трогать.

Глава 37

Тан

— Эмоции — разрушительное. Чувства — лишнее. Ты слышишь, Танский? Отключай это. На заезды — с холодной головой и только так, иначе…

Остаток фразы теряется в том, чего я не должен испытывать. Разрушается под эмоциями, которые накрывают с головой.

Не помогает то, что я прокручиваю слова тренера в голове, пока буквально вгрызаюсь в рот Романовой, срывая поцелуй за поцелуем. Мне мало. Мне чертовски мало нескольких. Мало ее. Недостаточно просто поцелуев и нечаянно брошенных стонов. У меня нехватка Романовой под кожей, хотя по всем признакам тотальный передоз.

Иначе что? Я силюсь вспомнить, пока пересаживаю Романову с пассажирского сидения к себе на руки. Она оказывается сверху, а я наглею и нажимаю на рычаг, чтобы оттолкнуть сиденье назад. Теперь у меня гораздо больше доступа. Куда больше возможности для того, чтобы к ней прикасаться, чтобы ее трогать, чтобы прижиматься к ней.

Она совершенна. Не знаю, почему эта информация вдруг ударяет мне в голову, но ни о чем другом я не могу думать. Пока целую Соню, упиваясь тем, какая она вкусная, попутно трогаю ее тело. Сжимаю в руках талию, обшариваю округлые бедра и сжимаю в руках грудь. Небольшую, но она идеально помещается у меня в руке.

Иначе что? Я снова возвращаюсь к концу фразы. Надо вспомнить, надо, потому что Романовой для меня слишком много. Непозволительно. Она — моя острая фаза разрушения, когда уже понимаешь, что обратно дороги нет, но очень хочешь это остановить. Выдрать из себя с мясом и вернуться туда, когда еще были только симптомы. Увы, уже невозможно. На симптомах я не распознал болезнь, а сейчас — поздно. Ничего не выйдет.