До победного дня

Хелен расплакалась. Вот только что нахмурившаяся девушка вглядывалась в мальчика, на дне глаз которого притаилась обреченность, и в следующий миг заплакала, прижавшись к обнявшему ее Филу.

— Вы… в школу? — тихо спросил Гришу молодой человек.

— Ну, нас не спрашивали, — вздохнул мальчик. — Сказали, «надо».

— Опять они за свое взялись! — со злостью произнесла Хелен. — Фил, ну ты только посмотри!

— А что тут смотреть… — вздохнул юноша. — Им и в Швейцарии тяжело, а в Германии они просто не смогут. Девочка же почти отключилась…

— Так… — успокоившаяся Хелен постучала пальцами по плечу своего юноши. — Вас в департаменте колдовства регистрировали?

— А что это такое? — удивилась Маша.

— Да какая разница, — хмыкнул Фил. — Мы же боги, отменим регистрацию и все! Нельзя же им в школу, девчонка на грани срыва, мальчишка едва держится!

— Да… — вздохнула девушка. — История любит повторяться. Не одно, так другое… То почти всесильные, но наивные, то прямо из страшного места, в страну, где говорят на языке врага… Иляна, конечно, Творец, но как же много ей хочется сказать!

Разговора старших ребят Гриша не понимал, просто пропустив эту бурную дискуссию мимо ушей. Он наблюдал за Машкой, поэтому дрожь девочки увидел сразу же. Потянувшись к чемодану, Гриша достал зимнюю теплую куртку, под взглядами Хелен и Фила, укутав свою девочку в нее. Маша на это почти не отреагировала, она чувствовала нарастающий страх. Они с Гришкой были сейчас совсем одни, в незнакомом месте, в полной власти взрослых, говоривших на чужом языке, думавших иначе… И пусть опасности никакой не было, но становилось холодно.

— Отправляй их обратно, — попросила Хелен. — Им и страна-то не очень, а в интернат точно нельзя.

— Так, вы двое, — строго произнес Фил. — Садитесь вот в этот поезд и двигаете домой. Завтра мы придем к вам с кем-нибудь из учителей и будем думать.

— А школа как же? — удивился Гриша, боясь поверить в освобождение.

— Пока вы туда не приехали, всегда можете повернуть обратно, — объяснила Хелен. — Это не тюрьма.

Подняв со скамейки Машу, мальчик двинулся в указанном направлении. Их вещи прихватил Фил, чтобы поставить в вагон. Переглянувшись со своей Хелен, юноша только вздохнул. Грасвангталь чуть было не повторил историю, но на счастье первоклашек, им на пути попались совершенно не приемлющие экспериментов с детьми Фил и Хелен. Настрадавшаяся в свое время девушка, чуть не погибшая в школе, никому такого не хотела.

* * *

Явление очень бледных младших удивило всех Кохов. Бросившаяся к ним Надежда все сразу поняла, в первую очередь уложив и Гришу, и Машу в постель. Вроде бы нормально уезжавшие младшие, сейчас выглядели, как «только что оттуда», и этого девушка не понимала. Виктор держал на руках Леночку, хмуро глядя на Машу и Гришу. Казалось, он понял, что случилось, поэтому Надя решила уточнить попозже. Пока что двоих детей надо было успокоить.

Родители в этот день были уже на работе, поэтому расспросы отложились на потом. Надя сначала задумалась о том, что теперь будет, но потом решила позвонить в школу. Телефон у нее был под рукой, поэтому планы можно было уточнить именно таким образом. Если младшие не смогли даже доехать до школы, то заставлять их будет абсолютно точно неправильно.

Подняв трубку, девушка, быстро стуча по кнопкам одним пальцем, набрала хорошо знакомый номер. Спустя два гудка, трубку подняли.

— Здравствуйте герр Шлоссер, — поздоровалась Надежда, давно уже позабывшая имя «Марта».

— Здравствуйте, фрау Кох, — услышала она из трубки уставший голос куратора. — Вы звоните по поводу ваших младших членов семьи.

— Да, герр Шлоссер, — подтвердила девушка. — Они не смогли доехать до школы.

— Я уже знаю, — тяжело вздохнул учитель. — Мне только что высказали на эту тему. Не скажу, что не по делу, но и приятного мало.

— И что теперь будет? — поинтересовалась Надя.

— Завтра к вам придем, — вздохнул герр Шлоссер, — часам к двум. Будем думать.

— Ой, спасибо большое! — обрадовалась девушка и, распрощавшись, положила трубку.

Герр Шлоссер только вздохнул. Двое его учеников не только высказались, они показали учителю образы. Именно эти образы, продемонстрировавшие то, что не было ни в одной книге, убедили учителя: дети просто не смогут учиться. Интернат точно не для них, да и язык, звучащий со всех сторон… После этих летящих с неба бомб, после картин, показанных ему молодыми богами этого мира… Трехлетняя девочка, тормошащая свою мертвую маму: «Мама, вставай, мама…»

Двинувшись в сторону ректората, герр Шлоссер пытался придумать, что теперь делать. Детей, вроде бы вылечили, избавив от страха, но память их давала о себе знать и, судя по тому, что ему продемонстрировали — всегда неожиданно.

— Герхард, — вздохнул герр Шлоссер, даже не поприветствовав начальника. — Кохов надо на домашнее немедленно, а лучше — вообще не трогать.

— Хм… А мотив? — поинтересовался герр Рихтер, взглянув в глаза заместителю.

— Просто не смогут, Герхард, — взгляд старого друга был очень уставшим. — Я не уверен в том, что они вообще смогут здесь…

— Хорошо, — сосредоточенно кивнул ректор школы Грасвангталь. — Русские что-то такое и предполагали. Свяжись с ними, пожалуйста.

— Договорились, — кивнул герр Шлоссер.

Нужно было связаться к русским директором, чтобы известить того о том, что проблема никуда не делась. Даже вернувшие обратно эмоции дети все еще были там. Несмотря ни на что, они были там, в той страшной войне, хотя сами этого уже не понимали. Их просто нельзя было в швейцарскую школу.

Вернувшись в свой кабинет, герр Шлоссер достал из ящика стола выданный русскими артефакт. Замерев на некоторое время, он гипнотизировал взглядом небольшую тарелку с застывшим на ее краю яблоком. Осталось сделать только одно движение, чтобы эти предметы непостижимым образом связали его с очень далекой страной, дети которой просто не могли жить в благополучной Швейцарии.

Тяжело вздохнув, заместитель ректора тронул пальцем яблоко, сдвигая его с места.

[1] Личности юных богов мира описаны в книге «Маленькое сердце» того же цикла.

Глава 22

Грета Кох, в девичестве звалась Мюллер. Она все детство мучилась из-за своего имени, а уж о фамилии и говорить не приходилось. Быть немкой в Советском Союзе очень несладко оказалось. За что ее обзывали другие дети, она, поначалу, не знала, лишь потом, когда смотрела фильмы «про войну», поняла — ее ассоциируют с врагами. Это понимание было очень тяжелым для тогдашней девочки, возненавидевшей страну, в которой жила.

Учась в школе, а потом и в институте, женщина всей душой желала покинуть Россию, что ей удалось только после замужества. Замуж она вышла за такого же уставшего от обзывательств и унижений немца. Найдя друг друга в любви, сейчас они столкнулись с серьезной проблемой.

Приехав в Германию, а потом и в Швейцарию, семья Кох никогда себя именно дома не чувствовала. Если в Союзе им тыкали в нос тем, что они немцы, то в Германии тем, что не родились в ней же. Это было бы совсем незаметно, прямо никто не говорил, но и Сергей, и Грейта чувствовали. В Швейцарии только стало чуть-чуть комфортнее, однако, положа руку на сердце, быть чужими везде, они уже устали.

Но беда пришла, откуда не ждали. И дочь, и младшие дети вдруг вспомнили очень страшное время, отчего… Грета чувствовала, что просто настает время выбирать между сытой Швейцарией и той страной, что была домом. Не самым приветливым, но там было Родина, без которой почему-то стало очень грустно.

Узнав, что младшие дети до школы так и не добрались, фрау Кох поняла — вот оно. Вот оно, то самое, что заставит сделать выбор. Ей вдруг захотелось стать маленькой-маленькой и ничего не решать. Обняв мужа, женщина всхлипнула.

— Ну что ты, любимая, — герр Кох отлично понимал состояние жены, думая о том же самом. — Мы же живем ради детей.